И жизнь, и слезы, и любовь

Обухова Ольга Ивановна

– Пока ты целыми днями носилась по магазинам в погоне за модными тряпками, Андрей и я работали как проклятые. А после работы шли на теннисный корт. Как ты понимаешь, у дипломатов теннис – тоже часть работы. И там, на кортах Центрального парка, нашими партнерами часто бывали дипломаты из Южной Америки – один аргентинец и первый секретарь миссии Тринидада и Тобаго. Аргентинец переехал в Вену, работает в представительстве своей страны при ЮНИДО – Организации по промышленному развитию ООН, а вот Патрик Делейни стал министром энергетики Тринидада и Тобаго. И непосредственно курирует те самые участки шельфа, на которых мы планируем добывать нефть.

– Я поняла, – кивнула Алла.

Глеб Басаргин холодно усмехнулся:

– Очень

рад, что голова у тебя наконец начала работать. А не другие части тела… – Он скрестил руки. – Патрик Делейни был отличным парнем, и у меня с ним установились хорошие взаимоотношения, но по-настоящему близок он был именно с Андреем. Они вместе ходили в музей «Метрополитен», Музей Гуггенхайма и в Музей современного искусства, и по его просьбе Андрей перевел на английский книгу про нашего мордовского скульптора Степана Эрьзя, который почти четверть века прожил в Южной Америке, где делал скульптуры из твердого, как камень, дерева кебрачо. Эта книга был издана в Порт-оф-Спейн и имела большой успех, а сейчас успешность нашего проекта в Тринидаде и Тобаго во многом зависит от того, сумеет ли Андрей выехать туда и возглавить представительство «Нобель-ойл». – Басаргин сузил глаза и стал похож на своего отца – генерала Виктора Басаргина, грозное имя которого было известно не только в России, но и в Афганистане и Вьетнаме, где ему довелось воевать. – Поэтому ты сделаешь все, чтобы он немедленно бросил пить, расстался с Ладой и обрел душевный покой. Ты – в ответе за его здоровье. А если со здоровьем возникнут проблемы, ты сделаешь все и даже больше, чтобы его спасти. Поняла?

Алла опять кивнула. Произнести что-либо она уже не осмеливалась.

Басаргин рявкнул:

– А теперь – кругом и шагом марш отсюда!

Алла вылетела из кабинета как пробка и только на улице пришла в себя. «Что же это было?» – пронеслось у нее в голове, когда она садилась в машину, собираясь ехать домой.

«Ах, да – у Андрея будет и неслыханный карьерный взлет, и статус, и другие деньги. Значит, и у меня тоже. И я опять – в шоколаде, – поняла она. – Тогда – за работу!»

Алла довольно легко отшила «необременительную любовницу». Со спиртным было сложнее, однако она сумела выиграть и эту битву – посадила мужу на строгую диету, без алкоголя и жирной пищи, и вскоре Андросов выглядел почти так же, как и во время работы в Агентстве. Теперь он целенаправленно готовил себя к новым условиям существования. Его, как и Аллу, вдохновляло намерение Басаргина использовать его в очередных грандиозных планах «Нобель-ойла». Даша исчезла, бросила его, найти ее невозможно, как он ни пытался. Остается одно – жизнь без любви, жизнь без Даши. Но будет работа, на которой он с его опытом и знаниями принесет пользу тысячам людей и не подведет друга Глеба.

И все же в глубине души его не отпускала тоска по Даше. Он ощущал ее как физическую боль, как астму – ему трудно было дышать. Острая ноющая боль постоянно подступала, сжимала грудь и горло, особенно по ночам, когда он часами лежал без сна, отвернувшись от безмятежно посапывающей Аллы. Конечно, безумно интересно прилететь на Тринидад и Тобаго и после стольких лет разлуки встретиться с Патриком Делейни и с его женой, очаровательной Синтией, но… Андрею оставалось лишь скрипеть зубами, потому что у Патрика была и прекрасная Синтия, и трое замечательных детей, а у него не было ничего. Он сам был как брошенный на произвол судьбы ребенок, которому надо было одному выживать в жестоком мире – без любви, без детей, без Даши. И как он ни старался забыть об этом, переключиться на предстоящую службу в далекой Южной Америке, думать о работе в «Нобель-ойл», у него почти ничего не получалось.

И однажды его увезли на «скорой» в Первую градскую больницу: в 43 года этот красивый, спортивный мужчина, совсем недавно выглядевший на 30 лет, заработал обширный инфаркт.

Это установили врачи в приемном покое больницы. Первичный осмотр показал, что дело плохо – Андросов не ощущал ничего, кроме сильной сдавливающей боли за грудиной, а участок миокарда уже полностью подвергся некрозу, омертвел. Андрею срочно сделали компьютерную томографию, и глава бригады хирургов, опытнейший Казбек Асланович Кабардинов, сказал:

– Какой тяжелый случай! Боюсь, этого джигита мы уже не вытянем…

Тихий провинциальный городок Таруса раскинулся на живописных холмах и вдоль оврагов на берегу Оки. Он утопал в зелени садов и запахах цветов, когда летней душной ночью сюда на машине прибыла Даша Елагина. Она вынула спящего Костика и внесла в дом. Несмотря на позднее время, в доме горел свет. Их ждали.

Посмотрев на ребенка, Беата Станиславовна Лещинская всплеснула руками.

– Матка Боска! Что сделали с ребенком?

– Потом, потом, Беата Станиславовна! – Даша с трудом перевела дух. – А сейчас мы будем спать, мы очень измучены.

– Уж я-то вижу, – горестно покачала головой полька. – И прошлогодний отдых вам не впрок. Только 9 месяцев назад вы уезжали от меня крепенькие, как грибы-боровики, а сейчас что? Скелеты и те краше выглядят!

– Ну, будет вам, будет, я и так еле на ногах стою, – пробормотала Даша.

И она рухнула в чистую, пахнущую свежестью постель. Уже проваливаясь в сон, она подумала: «Этот дом и эта постель – мое прибежище на долгие годы. Что-то с нами будет?»

На следующее утро их ожидало на завтрак парное молоко, теплый хлеб и омлет. Костик попробовал всего по чуть-чуть, и снова, как подкошенный, упал в свою постельку.

А Беата Станиславовна пригласила Дашу на веранду. Там колыхались белоснежные занавески, а в красивой белой вазе на столе стояла фиолетовая махровая душистая сирень. Даша подошла к окну. Небо было высокое и ярко-синее. На веранде царил безмятежный покой. Это был рай. «Какой контраст по сравнению с тем, что происходило последние семь дней, – подумала Даша. – Я побывала в аду. И не знаю, как это все отразится на психике ребенка».

Она забарабанила пальцами по подоконнику:

– Беата Станиславовна, мой рассказ будет долгим и очень тяжелым.

– Не забывай, дорогая, что я – акушерка. Привыкла к долгим и тяжелым родам. И не все они кончаются рождением ребенка. Я видела и смерть, – тихо произнесла пожилая женщина.

Даша отошла от окна и бессильно опустилась в плетеное кресло.

– Это началось… год, да, год назад, – сказала Даша, точно удивляясь сама себе. – Извините, но у меня за последнее время все в голове так перепуталось, что кажется, будто прошло сто лет, и я уже древняя старуха.

Беата Лещинская сделала жест – мол, продолжай.

– Итак, я шла на работу, как вдруг из магазина выбежал мужчина и помчался к своей машине, которую пытался вскрыть вор-барсеточник. Он случайно сбил меня с ног. Я упала, очки разбились. Почти. Он хотел отнести их в ремонт, но я отказалась – этот мужчина показался мне тогда нахалом, и я даже не рассмотрела его как следует. А он меня запомнил. Оказалось, что он – большой начальник, недавно принят на работу в наше информационное Агентство на Зубовском бульваре. И увидев меня на работе, снова стал рассыпаться в извинениях. Понимаете, он много лет проработал переводчиком в ООН и был вежлив до противности. И до того доизвинялся, что рассказал об этом случае жене, и она упросила его пригласить нас с Костиком на обед – в порядке компенсации материального и морального ущерба, как он тогда сказал. Жена у него оказалась красавицей, прямо голливудская кинозвезда. Хотя на самом деле – доярка из Холмогор.