Идеалист
Шрифт:
Домой возвращался больной от ярости, от презрения к себе, отринутому от людских наслаждений, залезал под одеяло и там, задыхаясь от желаний, исступлённо клялся завтра же найти себе женщину.
Убираться, мыть полы у них в доме, Дора Павловна присылала уборщицу из райкома партии, худенькую татарочку с рябеньким от перенесённой оспы лицом. Юрочка вызнал, что у приходящей к ним женщины есть ребёнок и нет мужа. В своём отчаянном выборе он определился.
Женщина пришла, когда он скучал над домашними уроками. Пока быстро и ловко она мыла полы в комнате, с шумом переставляя стулья, он сидел, на кровати,
– Что не читаешь? Загляделся?..
Так невероятен был обращённый к нему скрытый зов всё разгадавшей женщины, что он онемел, в растерянности уткнулся в книгу. Но когда женщина перенесла ведро с водой в кухню, стала мыть пол там, он тоже перебрался на лавку, за кухонный стол, и уже почуяв каким-то первобытным чутьём расположенность женщины, заговорил от смущения косноязычно и грубо о желании ещё не испытанным им.
Женщина выпрямилась, мокрой рукой отвела с лица волосы, внимательно посмотрела ему в глаза. Сказала с потрясшей его обыденностью:
– Иди, готовься. Сейчас умоюсь, приду.
Он дождался её в кровати. В страхе, торопливости, злости испытал то, без чего, казалось ему, невозможно было жить. Потом насуплено, стыдливо проводил женщину из дома, чтобы позвать снова, ещё и ещё раз позвать, пока не разглядел прозревшим взглядом, что вокруг есть другие доступные и с виду более приятные женщины.
С мечтательностью и стыдливостью он расстался, как-то сразу опустился обеими ногами на житейское дно. И теперь оттуда, снизу, насмешливо обозревал былую – свою, и всех прочих юнцов, – наивность. Теперь-то он знал, какие первобытные страсти живут под розовым туманом слов и приличий!
В самое это время, и не снизу, где он грубел в простоте буден, а именно оттуда, из презренного им розового тумана, вплыла в его жизнь в его жизнь неким белоснежным облачком Нинуля. Такой необычной, мечтательновлекущей увиделась она, что в оторопи он даже как-то присмирел, и, на удивление Доре Павловне, озаботился иными, высокими, на её взгляд, интересами.
Чтобы быть рядом, быть достойным необычной девочки, потребовались усилия ума, сдержанность, даже благородство, хоть какая-то начитанность, - Нинуля любила, мило улыбаясь, потревожить его самолюбие знанием того, что он не считал нужным знать. Он старался, он очень старался подняться над своей насмешливой угрюмостью, в то же время в затемнённом уголке его сознания уже таилось коварненькое желание расстегнуть пуговки приличий на этой чистенькой белоснежной девочке.
Нинуля, однако, оказалась осторожной, она не уступила ни своим ни его чувствам. В конце концов, разозлившись, он снова вернулся в уже опробованные им женские обители. Теперь он мог держаться с Нинулей спокойнее, снисходительнее относился к девичьей её осторожности. И помнил, всё время помнил о той востроносой, чувственной студенточке, которая, не раздумывая, бросилась в тысячевёрстную даль, из Воронежа на Волгу, в лесную глухомань, на кордон, не помеченный даже на карте, - преодолела, влекомая страстью,
В пробуждённом любопытстве Нинуля позволила себя поцеловать, наивно полагая, что забавляться поцелуями можно пребывая в невинности.
Появление в школе чудика Полянина изменило Ниночку, близость их расстроилась. Вспыхнула ревность. Но скоро и верно он распознал, что Алёшка из этих самых, возвышенных и мечтательных, для которых возможность любви важнее, чем сама любовь. С угрюмой насмешливостью он наблюдал, чем закончатся воздыхания друга.
Война безгреховно убрала с их пути будущего двоюродного братца.
«Всему своё время», - Юрий Михайлович любил повторять услышанное где-то евангельское изречение. Собственная его жизнь вполне соотносилась с древней житейской мудростью. В своё время явился из «нетей» и всемогущий папочка.
Вопреки молчаливому сопротивлению Доры Павловны, Михаил Львович, энергично взялся за устройство судьбы обретённого сына. Юрий Михайлович понимал, что руководила явившимся папочкой далеко не отцовская любовь: скорее, долг и пробуждённая войной совестливость.
Юрию Михайловичу безразличны были мотивы поведения, важен был результат. Он оказался в столице при завидной должности, с квартирой в центре и с широким кругом знакомств.
В своё время в ошеломляюще-суетной столичной жизни появился у него и свой Вергилий. Снисходя к его провинциальной робости, он с восхищающей Юрия Михайловича небрежностью вовлёк его в следующий круг бесстыдного людского бытия.
Как-то, в бесцельной прогулке по Петровке, заглянули они в ювелирный магазин, где у витрин с драгоценностями теснился разновозрастный женский пол. Юрий Михайлович ищущим взглядом сразу выделил у витрины две живых драгоценности: две подружки, чернявенькая и светленькая, нетерпеливо переговариваясь, примеряли на свои пальчики с карминно поблёскивающими ноготками золотые кольца. Возбуждённые азартом приобретения они казались Юрию Михайловичу недоступно прекрасными.
Проницательный Вергилий, диктор радио, завоевавший сочностью и артистизмом голоса всеизвестность, в быту - убеждённый холостяк и сторонник вообще свободной жизни, перехватил неотрывный его взгляд.
– Ты хочешь познакомиться с ЭТИМИ?!. – спросил он и пожал с какой-то даже небрежностью узкими плечами, когда Юрий Михайлович безнадёжно вздохнул.
Не минуло и пяти минут, как столичный его Вергилий подошёл вместе с очаровательницами.
– Знакомьтесь! – великодушно предложил он всем сразу, и Юрий Михайлович почувствовал, что и он обласкан двумя парами быстрых девичьих глаз.
– Одно только маленькое «но», - оживлённо говорила им, уже как близким знакомым, черноволосенькая, с зовущее томной до умопомрачения родинкой на выпуклости щеки и с бриллиантовой заколкой в волосах над аккуратненьким серебристо опущенным, словно листик тополя, ухом.
– Дело в том, что послезавтра у меня свадьба. Но, наверное, это не такое уж непреодолимое препятствие?.. – она вопросительно посмотрела на подружку. – Сегодняшний вечер мы можем освободить? Не так ли, Ирочка?..
– Нет вопросов! – с готовностью ответила подружка, с какой-то оценивающей пристальностью вглядываясь в несмелое лицо Юрия Михайловича.