Идеалист
Шрифт:
Зоя, прикусив губу зубками, молча, торопливо шила. Алексей Иванович так же молча смотрел, как двигались её руки, как будто они, её руки, всегда помогающие, ласкающие, утешающие, могли укрепить его в его надежде.
Тяжкий вздох он услышал, услышал и горестные в свой адрес слова:
– Эх, Алёшечка! Ты столько прожил! – а всё такой же неисправимый идеалист!.. – Нитка оборвалась от неверного движения её руки. Зоя долго мусолила кончик, долго, невидяще вдевала нитку в игольное ушко. Наконец, продела, завязала узелок. Спокойно, так спокойно, что сжалось у Алексея
– Я всё поняла. Что бы ни случилось, я с тобой. Я с тобой, Алёша!..
Руки её дрожали.
Из личных записей А.И. Полянина…
«Боль стучит в моё сердце. Идут часы, ночи, дни, а я не чувствую телесной своей сути. Будто я – не я. Во мне только боль, боль людей, которых никогда я не видел, но вдруг узнал. Боль человеческих бед, заполонивших всю огромность зримого мной мира. Боль мыслящего разума, боль стонущего сердца.
Страшны часы нравственной боли в безмолвии ночей.
Но сегодня во мне дневная боль. Раскрыта книга, не на нашем языке написанная, не у нас изданная. В книге японский дипломат Кацука, обстоятельно, по-восточному невозмутимо, рассказывает германскому послу Равенсбургу о последних минутах жизни Рихарда Зорге.
Уже не в первый раз откладываю книгу. Снова беру. Пальцы дрожат от неподъёмной тяжести белых бумажных листков. Хочу отодвинуть их, рука протестует. Раскрываю, начинаю переписывать. Слово за словом, строка за строкой.
«… День 7 ноября 1944 г. – продолжал Кацука, - в тюремной камере 133 начался как любой другой из 1088 дней его заключения, до тех пор, пока в двери не повернулся ключ надзирателя.
Открылась дверь камеры. Доктор Зорге лежал на своём матрасе, читал толстую книгу. Но в этот день пришёл в камеру не только надзиратель, а и полковник Нагата-сан, начальник тюрьмы. Сам я стоял позади полковника. Когда узник увидел Нагату в парадной форме, он закрыл книгу, откинул одеяло и сел на койке. Полковник Нагата поздоровался с ним как положено по службе.
– Вы доктор Рихард Зорге? Родились 12 апреля 1895 года в Баку? – спросил его, как предписано, полковник.
Зорге встал, подтвердил эти данные.
– Доктор Зорге-сан, по приказу его превосходительства министра юстиции сообщаю вам, что сегодня состоится ваша казнь.
Нагата ждал реакцию осуждённого, но лицо Зорге оставалось спокойным, на нём не дрогнул ни один мускул, незаметно было никакого страха перед смертью. В высшей степени самообладание и хладнокровие Зорге произвело на нас глубочайшее впечатление, особенно на Нагату. Какое-то время стояли в оцепенении.
– Всё приготовлено, Зорге-сан, - сказал полковник. –
Узник же дал понять, что не нуждается в отсрочке.
– Зачем? – улыбнулся он. – Сегодня я и без того ничем лучшим не намеревался заниматься.
Как начальник тюрьмы, полковник Нагата ничего подобного раньше не слышал и не наблюдал, чтобы приговорённый к смерти с таким спокойствием и с такой готовностью встречал свой последний очень короткий путь от камеры до виселицы.
– Нужно ли вам время… для того, чтобы написать письмо или ещё что-то?..
Зорге покачал головой.
Белому осуждённому к смертной казни в Японии, в стране Восходящего Солнца, начальник тюрьмы предложил свидание с христианским священником.
– Зачем?.. Когда я стою и так перед высоким шефом!
Нагата слегка поклонился.
– Я не хотел бы вас торопить, Зорге-сан.
Выше на целую голову японца, Зорге ответил полковнику таким же, полным вежливости поклоном.
– Единственное, что я должен ещё сделать, - сказал Зорге, - так это поблагодарить вас и господ стражников за заботу обо мне, доверие и дружеское расположение, которое оказывалось мне в тюрьме его императорского величества.
Полковник Нагата воспринял эту признательность совершенно серьёзно и как вполне заслуженную. Со своей стороны пожелал ему всего хорошего на пути в другой мир.
– Очень любезно с вашей стороны, господин полковник, - ответил ему Зорге. – Я этим очень взволнован, только не знаю как это всё будет выглядеть, не останется ли это благим пожеланием?..
Нагата не вникал в существо этих слов.
– Доктор Зорге-сан, я сожалею, что было отвергнуто наше намерение обменять вас на наших людей. Мы даже пошли на уступку, предложили Советам обменять на одного нашего агента.
– Советам?.. – изменился доктор Зорге в лице.
– Естественно, вы же советский гражданин…
– Мне кажется, очень, очень мало вы просили за такого как я!
– Конечно, - согласился полковник. – Но ответ был отрицательным. Нет… Теперь ничего другого не остаётся как…
Зорге, плотно сжав губы, молчал…»
Рука моя останавливается. Откидываюсь на спинку стула, закрываю глаза. Проживаю минуту молчания Зорге. Стараюсь приглушить тупые удары сердца.