Идеальность
Шрифт:
Мне, конечно, дали аттестат, но я сожгла его в тот же вечер, пока никто не увидел. Не хотела позора, потому что на самом деле провалила финальное задание. Это как занять второе место в любом виде спорта — самое обидное, что вообще можно придумать для спортсмена.
Ужаснейшее воспоминание. С тех пор я ни разу не пекла кремовые торты. Не могла себя заставить. У меня дрожат руки даже когда я просто читаю новый рецепт. Пора признать: комплекс не дает мне развиваться.
К примеру, я встретила замечательного молодого человека и хочу приготовить ему шикарнейший ужин. Где, блин, торт? Заказывать? Увольте. Только испечь. Смогу ли я преодолеть себя?
Думаю, да. Первый этап — перегрызть канат. Второй этап — попробовать исправить ситуацию. Сегодня же займусь тортом. У меня скачано шесть разных рецептов. Ягоды и фрукты в холодильнике. Я взрослая и самостоятельная женщина. Надо испечь торт и принести его родителям на ужин.
Канат я уже перегрызла. Только это тайна. Огромная всепоглощающая тайна.
А теперь о сёстрах (и это, блинский блин, второй мой тяжелый комплекс).
Мы втроем ездили в летний лагерь на три недели на побережье Сочи. Мне было шестнадцать, я, как старшая сестра, должна была следить за Лерой и Лизой. А они оказались невыносимыми. Без авторитетных взрослых (вроде моего папы или Лериного брата), обе девчонки как с цепи сорвались. Простите за шаблонные сравнения, но они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО походили на собачек, которые всю жизнь сидели в конкуре, а потом — бац — и вырвались на волю.
Они знали только одно слово: «хочу».
Хочу мороженное!
Хочу покататься на карусели!
Хочу сахарную вату!
Хочу купаться!
Хочу швыряться камешками в других детей!
Хочу… хочу… хочу… хочу… я сошла с ума, знаете ли. Это слишком тяжелая форма ответственности для шестнадцатилетней девочки. Да, в том возрасте у меня уже были мозги на уровне, я прочла много интересных и познавательных книг, но всегда есть предел!
Я устала на второй день. Девчонок не могли укротить даже вожатые (что говорить, они были на год старше меня, а единственная цель их приезда заключалась в беспорядочном сексе. Какие вообще дети, о чем вы?). В конце концов сразу после обеда я вывела сестер на задний двор санатория, к детской игровой площадке, и там отчитала их по очереди. Лиза покраснела (она всегда краснеет, у нее на лице много капилляров расположены близко к поверхности) и стала бормотать что-то в оправдание. Стоит отдать ей должное, Лиза много лет ориентируется на меня, подражает, старается соответствовать. С Лерой же всё наоборот. Вот у кого характер ни к чёрту. Уже тогда можно было догадаться, кто из неё вырастет…
Когда я переключилась на Леру и постаралась быть строгой, но справедливой (с высоты прожитых лет не уверена, что смотрелось уместно), Лера вдруг демонстративно показала мне язык и нахальным голосом поинтересовалась:
– И что ты мне сделаешь, зануда? Папочке пожалуешься?
– Причем тут папа? — спросила я.
– А притом. Ты же папина дочка. Всюду за ним бегаешь, в рот заглядываешь. «Папа сказал то…», «Папа сказал это…», «Папочка купит мне квартиру за хорошие оценки», «Папочка обещал мне машину на восемнадцать лет».
Лера кривлялась, изображая меня, намеренно преувеличивая, делая это зло, с издевкой. Она говорила:
— Ах, я же такая де-евочка, как я буду жить без папы? Вот сейчас папочка прибежит и заступится! Разве не так? Лиза, она вообще отлепляется от папы?
Лиза была красной, как помидор. Вдобавок, я помню, у неё шелушилась кожа на носу и на лбу. Лиза всегда очень быстро сгорала.
– Подтверди, — продолжала Лера. — Ну, ты же сама говорила. Папа с ней возится, как с дорогущим автомобилем, да? А она и рада. Бегает за ним хвостиком, на коленках сидит, боготворит. Лучший папа на свете!
Лиза открыла рот и тихонько сказала:
– Ага, так и есть. Любимая дочь.
– Папина дочка!
– Лера рассмеялась. — И что ты будешь делать, когда папы нет рядом? За косички нас дергать и в угол ставить? А вот не получится!
Я в тот момент не сдержалась. Вина целиком на мне. Я была старше, а, значит, должна была действовать мудрее. Но я растерялась. Лерины слова оказались очень болезненны. Если вы думаете, что слова не могут ранить, то ошибаетесь. Доказано и не раз. Это мой папа оплатил Лерину поезду. Её семья не вложила ни копейки. Да и кто мог там зарабатывать? Папа жалел Леру, потому что любил сестру. О, эта странная противоестественная любовь.
Я бросилась на Леру и повалила её на землю. Ударила несколько раз по нахальному личику ладонями. До сих пор помню звонкие хлопки по щекам. Лера зачерпнула горсть мелкой гальки, швырнула мне в лицо, потом попыталась запихнуть камешки мне в рот.
– Папина дочка, папина дочка! — шипела она. — Только и знаешь, что стоять за его спиной, а сама ничегошеньки сделать не можешь!
Не знаю, почему они с Лизой взъелись на меня из-за отца. Папа ведь и Лизин отец ТОЖЕ. Он любит её не меньше, чем меня. По крайней мере Лиза получила квартиру и машину в восемнадцать лет — ничуть не хуже моих. Я не виновата в том, что Лиза не умеет контролировать свой вес и сейчас похожа на бочку с ногами, как в какой-то карикатуре в журнале.
А Лера? Наверное, где-то в глубине её души тлела скрытая агрессия, вызванная ранней потерей собственного отца. Дети одиночки вообще склонны к агрессии. Существует множество проверенных тестов. К тому же она завидует. Мой папа добился многого, а его сестра (Лерина мама) живет на пенсию. Мой папа в состоянии обеспечивать себя и двух дочерей, а Лерина мама ни одному из детей не купила даже паршивую однушку в каком-нибудь старом районе. Разве что в наследство осталось от умершего отца.
Агрессия и зависть — ядрёный коктейль.
Как бы там ни было, нас быстро разняли. Я расцарапала Лере правую щеку, а она сломала мне часть переднего зуба. Там до сих пор видно щербинку, если присмотреться. Даже современные платные стоматологи не смогли вернуть мне идеальную улыбку…
Я очень сильно переживала из-за случившегося. Искала примирения. В конце концов мы с Лерой стали общаться, как и раньше. Но! Я навсегда запомнила, что окружающие считают меня папиной дочкой. Даже родная сестра!
Её я прощу как-нибудь позже. Верю, Лиза придёт ко мне попросить помощи, и тогда я перегрызу канат тяжёлого груза прошлого (метафорично, да?), мы обнимемся и никогда больше не расстанемся…
С того лета мы с папой стали отдаляться друг от друга. Если раньше я действительно сидела у него на коленях, когда мы смотрели кино, или всегда подсаживалась к нему рядом за обеденным столом, то затем начала специально искать место подальше. Я ограждалась: психологически и физически. Гнусно и мерзко с моей стороны. Я любила отца, но в то же время искала способы разорвать эту любовь. Мы даже несколько раз ругались (прости, папочка!). Этот якорь крепко утащил меня на дно.
Настала пора сообщить всему миру (как минимум, этому журналу), что я очень, очень, очень сильно привязана к папе. Да, я люблю его больше всех в жизни. Он — идеальный мужчина в глазах дочери. Если я когда-нибудь влюблюсь, то обязательно в человека, похожего на отца. Лучше него нет!