Идентификация
Шрифт:
– Уверена, что нелегко. Но врачи убрали лишь зараженные воспоминания. А если начнешь копаться в голове, реальность станет ускользать. Доктор Уоррен говорила…
– Откуда ты знаешь, что убрали только плохие воспоминания? – возразила я. – Я же ничего не помню. Я не знаю, что случилось с Брэйди, мне известно только, что он мертв. Что с ним произошло?
– Брэйди утонул, – просто ответила мать. Это я знала и без нее – от доктора Уоррен. Но никаких подробностей она не привела.
– Но как?
– Слоун. – В голосе матери появились угрожающие нотки.
– Как
– Разговор окончен, – перебила мать. Я встретилась с ней взглядом – в ее глазах плескалась паника. – Ты пыталась убить себя, Слоун. Нам сообщили, что ты и в Программе вела себя строптиво. Мы могли тебя потерять, как и твоего брата. Программа сохранила тебе жизнь – большего мне и не надо. Неудобства, которые ты сейчас испытываешь, скоро пройдут. А если не хочешь потерпеть, мы позвоним врачам и узнаем, нет ли другого лечения. Второй раз мне этого не вынести…
У нее полились слезы. Мать оттолкнула стул и вышла, оставив тарелку с почти не тронутым ужином. Мне стало стыдно, будто я превратилась в неустранимую проблему, которая возникает снова и снова.
Я бросила салфетку на стол и ушла к себе.
Примерно через час мать постучалась и спросила, можно ли со мной поговорить. Я согласилась, все еще мучаясь угрызениями совести. Мать казалась старше, чем в моих воспоминаниях, и мне пришло в голову, что я помню все отнюдь не точно.
– Насчет твоего брата, – сказала она, присаживаясь на кровать. – Это была трагедия, о которой мы решили забыть.
– А что произошло? – По спине пробежали мурашки. – Брэйди же прекрасно плавал, как он мог утонуть?
– Несчастный случай на плоту. Врачам пришлось стереть тебе память, потому что смерть брата очень повлияла на тебя. По их мнению, это дало толчок развитию твоей болезни.
У меня и мысли не возникло, что Брэйди намеренно мог себе навредить. Он не поступил бы так эгоистично. Он любил нас, мы были счастливы.
– Мне его не хватает, – сказала я, глядя на мать.
Она заморгала, прогоняя слезы, и невесело улыбнулась.
– Мне тоже, но надо жить дальше. Твой брат утонул в реке, это было страшное горе, но мы нашли в себе силы жить дальше. Не заставляй нас переживать эту боль заново, хорошо?
Мне стало тяжело – просьба показалась несправедливой, я ведь не помню, как потеряла брата. Мне требовалось больше уединения, чтобы погоревать сейчас, когда я уже дома. Однако я кивнула, и мать ласково потрепала меня по бедру.
– Ну, расскажи же мне о своих новых подружках! – сказала она, будто мы все выяснили раз и навсегда.
– Оу… – Я наморщила лоб, удивившись смене темы. – У меня одна новая подруга, Лейси, я же тебе рассказывала. Она очень милая, тебе понравится. – За это я бы не поручилась, но вдруг, познакомившись с Лейси, мать перестанет пугаться куста. – Можно, я приглашу ее на ужин?
Мать сжала губы.
– Давай попозже, когда все успокоится. – Мне это не понравилось, но я ничего не сказала. – А мальчики?
– Да
Мать натянуто улыбнулась, и у меня упало сердце. Она не пустит Лейси к нам в дом и никогда не позволит мне встречаться с парнями. Надо найти Релма. Больше мне довериться некому. Он просил подождать, не торопиться его искать, но я не могу. Мне нужно поговорить с тем, кто поймет. Вот бы Кевин отвез меня к Релму сегодня!
Мать заправила мне волосы за ухо.
– Я рада, что мы поговорили, – сказала она, с любовью глядя на меня. – Мы так счастливы, что ты дома, детка. Ты понятия не имеешь, как мы по тебе соскучились.
Я сказала, что тоже скучала по ней, но глубоко в груди зародилась ноющая боль – без причины, и оттого непонятная. Я будто тосковала по себе прежней или по кому-то другому. Во мне многого недостает, и что бы я ни делала, мне не заполнить этой пустоты.
Прошла почти неделя. Я сидела на математике. Кевин сказал, пока встречаться с Релмом рано – мне еще поправляться и поправляться. Так лучше для моей психики, и это не обсуждается. Он напомнил, что хотя присматривает за мной по просьбе Релма, но мое здоровье для него важнее всего, так что придется выбирать приоритеты.
Джеймс Мерфи сидел за соседней партой, внимательно слушая учительницу. Я опустила голову, чтобы волосы свесились на щеки, и смотрела на Джеймса через темную завесу.
Белые шрамы на бицепсе были странной крестообразной формы. Не представляю, что могло оставить такие следы. На обычные розовые шрамы непохоже. Неужели это ожоги?
Джеймс перехватил мой взгляд и снова уставился на доску с бесстрастным видом. Я отчего-то огорчилась.
Я списала с доски несколько задач, осторожно поглядела на Кевина, задумчиво глазевшего в окно, и снова скосила глаза на Джеймса. Его упорное нежелание меня замечать будоражило любопытство. Я его не рассматривала, но могла отметить, что он очень красив. Это просто бросалось в глаза. Он не очень следит за собой – подбородок небрит, щетина немного темнее волос на голове. В уголках рта угадывалась улыбка, хотя он и смотрел на доску. Джеймс подался вперед, перевернул страницу тетради и что-то быстро настрочил, повернув тетрадь со спиралью вбок и продолжая смотреть на доску. Я не понимала, что происходит, пока он беззвучно не постучал пальцем по странице.
До меня дошло – он хочет, чтобы я прочитала. Я чуть подалась вправо.
«Почему ты меня рассматриваешь?»
Голубые глаза на секунду задержались на мне, и я почувствовала, как щеки заливает краска. Смущение лишило меня самообладания. Я пожала плечами.
Джеймс кивнул и снова нацарапал что-то в тетради, повернув ее мне.
«У меня уже возникают комплексы».
Я прыснула, тут же прикрыв рот ладонью. Полкласса обернулись на звук. Джеймс сидел с совершенно невинным видом, мгновенно открыв прежнюю страницу и сложив руки перед собой.