Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2
Шрифт:
«Ряд новых вопросов включен в билеты по литературе. Они имеют целью подчеркнуть оригинальность, самобытность, высокую идейность и мировое значение русской литературы. Особенно подчеркиваются в билетах глубина идейного содержания, новаторство и мировое значение советской литературы» [73] .
Критика Г. П. Макогоненко и О. Ф. Берггольц
Не успел доцент филологического факультета Георгий Пантелеймонович Макогоненко оправдаться за свою политическую близорукость в оценке творчества Достоевского, отмеченную 21 января газетой «Ленинградский университет» [74] , как уже стал объектом резкой критики со стороны главной городской газеты – «Ленинградской правды».
73
Вознесенский А. А. Государственная проверка работы школы: [К предстоящим экзаменам] // Учительская газета. М., 1948. № 17. 22 апреля. С. 2.
74
За партийность литературоведения… С. 4.
30 января 1948 г. там появилась статья известного театрального критика Симона Давидовича Дрейдена [75] «О фальшивой пьесе и плохом спектакле». Посвящена она была пьесе Г. П. Макогоненко и его гражданской жены О. Ф. Берггольц «У нас
Примечательно, что Г. П. Макогоненко оказался едва ли не единственным среди ленинградских литературоведов, «отмеченным» критикой в связи с Постановлением Оргбюро ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению».
75
Дрейден Симон Давыдович (1905–1991) – театральный и музыкальный критик, в декабре 1949 г. арестован, осужден по 58-й статье на 10 лет ИТЛ; в августе 1954 г. освобожден, реабилитирован.
Ко времени появления статьи С. Д. Дрейдена драматическое творчество Ольги Федоровны Берггольц, овеянной славой ленинградской поэтессы, и молодого, но уже знаменитого, благодаря своим выступлениям по блокадному Ленинградскому радио, писателя и литературоведа Г. П. Макогоненко были широко известны в городе. На тему обороны Ленинграда ими в 1943 г. была написана пьеса «Они жили в Ленинграде» [76] ; в 1945 г. – киносценарий «Ленинградская симфония», посвященный исполнению Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича в блокадном Ленинграде. Особенным успехом пользовалась их пьеса «Верные сердца», посвященная подвигу молодых ленинградцев, которая была поставлена в 1945 г. на сцене московского Камерного театра [77] .
76
Именно появление этой пьесы стало основанием для избрания Г. П. Макогоненко в декабре 1943 г. в члены ССП СССР. Всеволод Вишневский писал в своей рекомендации: «Главная же работа тов. Макогоненко – прекрасная киноповесть “Они жили в Ленинграде”, написанная им совместно с т. О. Берггольц в 1943 г. Автор этой повести вполне заслуживает быть членом ССП» (ЦГАЛИ СПб. Ф. 371 (ЛО ССП). Оп. 3. Д. 359. Л. 20).
77
Дружинин П. А. Просветитель ХХ века: Георгий Пантелеймонович Макогоненко (1912–1986) // Дружинин П. А., Соболев А. Л. Книги с дарственными надписями в библиотеке Г. П. Макогоненко. М., 2006. С. 17–18.
Но уже само заглавие статьи Дрейдена не сулило авторам ничего хорошего, а диагноз автор ставит в первом абзаце своего текста:
«Прошло уже почти полтора года после исторического постановления ЦК партии, сурово осудившего практику драматургов и театров, которые в ряде пьес создавали искаженное представление о советской жизни, изображали советских людей в уродливо-карикатурной форме. В какой же степени новая пьеса О. Берггольц и Г. Макогоненко “У нас на земле”, поставленная Большим драматическим театром имени М. Горького, отвечает законному требованию народа – “создать яркие, полноценные в художественном отношении произведения о жизни советского общества, о советском человеке”? Драматурги и театр не справились с этой задачей» [78] .
78
Дрейден Сим. О фальшивой пьесе и плохом спектакле // Ленинградская правда. Л., 1948. № 24. 30 января С. 3.
По поводу фабулы пьесы рецензент пишет:
«Авторы устами своих героев затрагивают здесь большие вопросы, но разрешают их примитивно и поверхностно.
Для передового советского человека интересы его личности и общества неотделимы. Победы социализма в нашей стране утверждаются не только в острой борьбе с внешними врагами, но и в неустанной борьбе с пережитками прошлого в сознании людей, с остатками буржуазной морали. В процессе этой борьбы вырисовывается новый тип драматических конфликтов. Характеризуются они, в частности, тем, что внутри советского общества борьба с носителями отрицательных, идущих от старого черт является в то же время борьбою за этих людей, за их социалистическое перевоспитание. Всю эту борьбу возглавляет наша великая партия, организующая и вдохновляющая роль которой не находит никакого отражения в содержании пьесы.
Как же понимают и как показывают драматурги “неделимых советских людей” и их внутренний рост?
Пожалуй, ни о ком столько не говорят в пьесе и никого столько не восхваляют, как знатную стахановку Галю Снежкову – гордость завода, всесоюзную знаменитость. Но жизнь ее, до поры до времени, не мила. По собственному признанию, она “герой поневоле, по недоразумению”. На завод Снежкова пошла лишь потому, что “личная жизнь зашла в какой-то тупик”. Очень скоро выясняется, что это за тупик: эвакуированная из блокадного Ленинграда, морально подавленная, одинокая, Галя сошлась с каким-то ничтожеством. Тот ее бросил. Она покорно перешла к его приятелю: “жить не хотелось, умирать не решалась, тянула лямку кое-как…”, пока не “оборвала”.
Выясняется, однако, что и новая жизнь, трудовая слава морального успокоения “мятущейся душе” не приносят. В ответ на слова, что, перейдя из конторы в цех, она совершила своевременный, нужный поступок, Галя с горечью замечает: “Я скоро поняла, что дело не во мне. Нужен был поступок, а не человек, то есть не весь человек”.
Личное и общественное, “человеческое» и “производственное”, как видно, наглухо разгорожены в ее сознании. Никакой, хотя бы минимальной, радости от творческого труда, патриотической воодушевленности всем, чем жил народ в военные годы, живого ощущения коллектива советских людей Галя не испытывает. Она уныло говорит о людях – “все хорошие, а одного, своего, не найти”. Но вот “свой” находится – и всё в порядке» [79] .
79
Там же.
Столь тонкие наблюдения, особенно с переходом в область идеологии, да еще и озвученные через печатный орган Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), гарантировали обсуждение «на местах».
Кроме того, вслед за статьей, 3 февраля, именно вопросу «правильного» изображения положительных героев было посвящено специальное собрание писателей города:
«В Доме писателя имени Маяковского состоялось общее собрание ленинградских прозаиков, поэтов, драматургов и критиков. Оно было посвящено теме “Партия и образы большевиков в советской литературе”.
Во вступительном слове доктор филологических наук проф[ессор] Б. С. Мейлах сказал:
– За 30 лет своего развития советская литература создала ряд ценных произведений, показывающих роль партии в развитии нашего государства, в социалистическом строительстве. Однако здесь писателям еще предстоит создать очень многое. Тов. Мейлах отметил, что некоторые авторы изображают коммунистов, не показывая их связи с массами, вне всенародной борьбы за социализм.
Председатель Ленинградского отделения Союза советских писателей А. Прокофьев критиковал ряд произведений, упрощенно трактующих образ большевика» [80] .
80
ЦГАЛИ СПб. Ф. 12 (ЛенТАСС). Оп. 2. Д. 122. Л. 35–36 («“Партия и образы большевиков в советской литературе”: собрание ленинградских писателей»).
Но в случае с пьесой О. Ф. Берггольц и Г. П. Макогоненко произошло довольно редкое для конца 40-х гг. событие – авторам удалось вырваться из стальных щупальцев большевистской
Первым, кто выступил в защиту пьесы, оказался А. А. Прокофьев – глава ленинградской писательской организации. По его инициативе (по-видимому, с подачи Ольги Федоровны и при поддержке со стороны А. А. Фадеева) 19 февраля 1948 г. состоялось открытое заседание правления ЛО ССП, основным вопросом повестки дня на котором было «Обсуждение пьесы О. Берггольц и Г. Макогоненко “У нас на земле”».
В действительности на этом заседании речь шла не о самой пьесе, напечатанной в декабрьском номере «Звезды» [81] , а о статье в «Ленинградской правде»; да и разговор велся не столько о драматургии, сколько о театральной критике.
Вводное слово произнес Б. Ф. Чирсков, после которого в своих выступлениях схлестнулись самые знаменитые театральные критики Лениграда – и автор статьи С. Д. Дрейден, и И. Б. Березарк, и С. Л. Цимбал [82] – все те, кто через год без разбору будут названы безродными космополитами и вычищены из советских учреждений.
81
Берггольц О., Макогоненко Г. У нас на земле: Пьеса // Звезда. Л., 1947. № 12. С. 120–161.
82
Цимбал Сергей Львович (1907–1978) – театральный критик, впоследствии доктор искусствоведения (1975 г., тема – «Многообразие социалистического реализма и новаторство советского театра»), профессор (1976).
Стоит отметить, что С. Л. Цимбала с прорабатываемыми связывала близкая дружба; в библиотеке Г. П. Макогоненко имелись пять его книг с теплыми дарственными надписями. См.: Дружинин П. А., Соболев А. Л. Указ. соч. С. 196–197. № 570–574.
Если Симон Давидович стоял на своем – выступал с политизированными обвинениями, называл пьесу пасквилем на советскую действительность и даже нападал на А. А. Прокофьева, то и Илья Борисович, и Сергей Львович выступали в защиту пьесы и ее авторов; также к стороне защиты присоединились писатели А. А. Крон, Е. Л. Шварц и др. Евгений Львович Шварц сказал тогда:
«Я не хотел вообще выступать, потому что не считаю себя на данном этапе развития достаточно оснащенным всякими теоретическими знаниями, чтобы твердо и точно разъяснить, хотя бы [Р. Р.] Сусловичу, что в пьесе хорошего и что плохого. Это даже почти невозможно, как, например, в басне Толстого, когда слепому объясняют, что такое белый цвет.
Начну издалека. Не удивляйтесь, что мы говорим о статьях. Именно такого рода статьи мешают говорить по существу. Бывало, не особенно нравится пьеса, но благодаря появлению безобразной, несправедливой статьи приходится забывать гамбургский счет и восстанавливать хотя бы приблизительно справедливость. ‹…›
Каждый раз, когда в пьесе видишь что-нибудь живое, каждый раз, когда видишь, что кто-то еще так же серьезно и так же ответственно думает над тем, как обработать и что делать с новым материалом, радуешься, как будто бы встречаешь попутчика. Мы слышали пьесу Берггольц и Макогоненко, когда она впервые читалась в БДТ, и я был обрадован самым искренним образом. Во-первых, тем, что встретил товарищей по работе, которые столь же ответственно и с таким же трудом, как в первый раз, пробовали поднять, вскрыть и сделать доступным зрителю новый материал, который до сих пор как следует не был обработан. Делается это со всей доступной им добросовестностью и талантом. То, что было сказано, что эта пьеса поэтическая, – это немаловажно. Пьеса поэтическая от начала до конца. Вот что мне нравится, и вот почему я ее защищаю с особой яростью.
Я должен сказать, что здесь была пальба из автоматов по людям, которые нарушили правила дорожного движения. Раз поднят новый материал, то кончен вопрос о профессионализме. ‹…›
Пьеса несколько приподнята, и поэтому, несмотря на то что материал внешне реалистический, он приподнят поэтически, и естественно, что люди с гордостью говорят о своих традициях. Ложь я очень хорошо чувствую и глубоко убежден в том, что этого как раз здесь и не было. Все мы с волнением слушали эту пьесу. Ощущение времени – сегодняшнего дня и прошедшего времени, которое продолжает жить в сегодняшнем дне, с моей точки зрения, в пьесе достаточно убедительно.
Я не хотел говорить, но в некоторых случаях нужно преодолевать свое отвращение к публичным выступлениям. Я говорю “с отвращением”, потому что труднее доказать, что то, что мне понравилось, действительно хорошо, но поверьте мне – здесь нет никакого желания лишний раз столкнуться с критиком, а глубокое убеждение человека, который работает добросовестно, что это некоторый этап на том трудном пути, по которому мы все идем в меру наших сил и возможностей, и что это настоящее произведение искусства, а настоящее произведение искусства живет. А к тому, что живет, нужно относиться как к живому существу, и то убийственное отношение, которое было в статьях наших критиков, создает нездоровую атмосферу, потому что серьезного разговора не получается. Когда на ваших глазах избивают человека, то вы не занимаетесь тем, что завязываете ему галстук, а стараетесь привести в чувство.
А затем нужно поговорить о методах. Солидаризироваться со статьей Дрейдена невозможно, потому что это сплошные выкрики и окрики. Три дня после этой статьи я ходил как заржавленный, хотя ко мне она никакого отношения не имела» [83] .
83
Беневич Е. М. Евгений Шварц: Хроника жизни. СПб., 2008. С. 492–494. Возможно, Е. Л. Шварц так переживал еще и потому, что с С. Д. Дрейденом он был в хороших отношениях, да и позже, когда в 1949 г. С. Д. Дрейден после «обсуждения» лежал в больнице с инфарктом, Е. Л. Шварц навещал его.
Ольга Берггольц предпочла дождаться конца выступлений: «Прорабатывают нас, и поэтому я должна выступить последней» [84] . Поскольку о хороших сторонах пьесы уже было сказано другими выступавшими, то Ольга Федоровна коснулась самого главного – методов С. Д. Дрейдена:
«Скажу о вежливости и грубости. Когда двух советских писателей называют пасквилянтами, то это невежливо и грубо, и нужно разговаривать с советскими писателями как с писателями, тем более что ваше обвинение в пасквилянтстве никак не аргументировано.
Я очень внимательно слушала, но тем не менее я все-таки очень много не поняла.
Я не понимаю, почему молодая девушка 20 лет, оказавшаяся в страшно тяжелых моральных и материальных условиях, которую обманул какой-то мерзавец и которая тяжело это переживает, – пасквиль на советскую стахановку. Конечно, это больно и тяжело.
Я считаю необходимым условием вежливости и приличия правильность цитации. И когда цитируется таким образом, что от того, что пишет автор, ничего не остается, то это не очень прилично ‹…›.
Дрейден особенно возмущался, почему пьеса была искусственно раздута. Что это значит? Разве мы взятки кому-то давали? Почему вы это так настойчиво подчеркиваете, что ей искусственно создан авторитет. Ведь ее выдвигали какие-то авторитетные люди. Они даже не знали, что это наша пьеса. Значит, нужно уметь уважать общественное мнение, хотя бы оно и не совпадало с вашим. Почему оно искусственно создано?
(С МЕСТА: Это мнение покойного Михоэлса.)
Человек, который выдвигал эту пьесу, был покойный Михоэлс. Я считаю мнение Михоэлса не ниже вашего. Он говорил о чистоте пьесы. Он говорил о том, что пьеса позволяет ставить вопрос об интегральном человеке. Он находил в ней недостатки и указал на обилие положений. Мы туда страшно много ситуаций наворотили и наверное где-то в чем-то ошиблись. Но почему мы должны верить Вам и не верить Михоэлсу, который в то же время и критикует?» [85]
84
ЦГАЛИ СПб. Ф. 371 (ЛО ССП). Оп. 1. Д. 45. Л. 136.
85
Там же. Л. 141–143 об.