Идет розыск
Шрифт:
— Чей день рождения-то? — как бы случайно и безразлично спросил Игорь.
— Я знаю, чей? Я тоже спросил. Так этот святотатец сказал мне так: «Подруги дней моих суровых». Понятно? И вот теперь получается: вечер начинается в семь часов, а за ним уже в шесть, видите ли, прикатят и повезут на эту дачу. Нет, я вам скажу, это не работник. Это пустое место! Или еще пример. У нас был духовой оркестр. — Грубин восторженно поднял обе руки вверх. — Это же замечательно! Величавость, торжественность, взволнованность! Представляете? Тьма слушателей собиралась. Что он с этим
Некоторое время разговор велся вокруг различных самодеятельных коллективов, и Игорь с удивлением обнаружил, какая это, оказывается, интересная и сложная работа. Ну, куда было Коменкову справиться со всем этим, даже если бы он и трудился здесь в поте лица?
Вскоре они, наконец, закончили несколько затянувшуюся трапезу, и, весьма довольный состоявшейся беседой, Грубин, бодрый, раскрасневшийся, сияя глянцевой лысиной и поблескивая очками, пригласил Игоря в свой кабинет. По дороге он показал ему великолепные интерьеры Дома культуры. А от огромных аквариумов, размещенных в фойе, Игорь еле оторвался.
В кабинете Грубин, пыхтя, уселся за свой стол и, вытащив из какого-то ящика груду разноцветных папок, придвинул их Игорю.
— Вот наши планы работ, полюбуйтесь, — предложил он.
По всему было видно, что Игорь пришелся ему по душе. Даже сдержанность и немногословие Игоря явно импонировали разговорчивому, легко возбудимому Грубину.
Игорь вынужден был пробежать глазами многочисленные пункты различных планов и в конце концов осторожно объявил, что на первый взгляд, планы выглядят неплохо. Хотя товарищ Коменков мог бы и поаккуратней их оформить.
— Что вы! Еле выколотил из него и это! Сам потом ночь сидел, правил… — Грубин вдруг остановился, провел ладонью по вспотевшей лысине и, подняв палец, предложил: — А что, собственно говоря, если вам с ним самим встретиться? Я имею в виду Коменкова, — он посмотрел на часы. — Он уже должен был бы придти.
— Что ж, будет полезно познакомиться, — сдержанно ответил Игорь, про себя очень довольный этим предложением.
— Вот, вот! Кстати проверим, пришел ли. Что тоже далеко не факт, — воодушевился Грубин, хватаясь за телефон.
Коменков, как ни странно, оказался на месте, и слегка удивленный этим обстоятельством Грубин попросил его немедленно зайти.
— Старается, — недовольно сообщил он, кладя трубку. — Чтобы завтра сбежать. Ручаюсь.
— Где бы нам побеседовать с глазу на глаз? — спросил Игорь. — Надо мне в этом парне разобраться, видимо.
— Да у меня и беседуйте, — предложил Грубин. — Я все равно сейчас уезжаю.
А через минуту в кабинет вошел Коменков. От его ладной, подвижной, франтоватой фигуры, улыбчивого лица, уверенных и одновременно как бы вкрадчивых движений веяло самодовольством и каким-то веселым легкомыслием. Грубин вяло пожал ему руку, представил Откаленко и поспешно вышел.
И тут же Коменков свободно и бесцеремонно развалился на стуле по другую сторону маленького приставного столика, возле которого сидел и Откаленко. Занять кресло Грубина за его большим письменным столом он все же не решился, хотя остался как бы вместо хозяина в этом
— А с этим как? — спросил Игорь, кивнув на табличку.
— А! Гостям можно, — беспечно махнул рукой Коменков. — Вот и она для них.
Он кивнул на пепельницу.
Игорь уступил, и они закурили.
— Ну-с, — Коменков снова откинулся на спинку стула и заложил ногу на ногу. — Так о чем будет разговор?
— О вас, — благодушно сообщил Игорь. — Как вам тут живется, какие проблемы мучают, какая нужна помощь?
— Главное для нас — это проблема свободного времени, — быстро и весело объявил Коменков. — Как нашим людям рационально его использовать. Это проблема социальная, нравственная и, если хотите, психологическая. Ученые уже занялись. Ну, и мы бьемся по мере сил и возможностей, главным образом финансовых. А проблема эта в связи с ростом благосостояния и культуры народа становится все важнее. И мы оказываемся на переднем фронте, если хотите.
«Ишь ты, прохвост, — удивился Игорь. — Эрудицией, значит, щеголяешь? Ну, давай, давай».
— Я тут проглядел ваши планы на ближайший квартал, — сказал он. — Завтра у вас интересный вечер. Думаю заглянуть.
— Только меня не будет, — живо предупредил Коменков. — Отпущен руководством по семейным обстоятельствам. У старушки мамы день рождения. А старость надо уважать.
— Врешь, поди? — Игорь доброжелательно посмотрел на Коменкова и улыбнулся.
Улыбка эта вызвала, видимо, у Коменкова прилив доверия.
— Ну, вру, — с подкупающей откровенностью подтвердил он. — Что делать-то? Иначе наше руководство не сдвинешь. А личная жизнь требует жертв.
— От кого?
— Ну, как… От всех… — на миг сбился Коменков, но тут же обрел прежнюю самоуверенность. — И от руководства тоже. Как-никак, а с живыми людьми дело имеют. И у них свои потребности. Ох, у меня этих потребностей… — он широко улыбнулся. — До черта, прямо скажу. Вот завтра, к примеру. Учтите, соврал только наполовину. Точно день рождения. Подруги, так сказать. Задушевной. Невозможно отказать. Вот у вас, небось, жена, двое детей, теща, — он лукаво подмигнул. — Вам, ясное дело, понять это уже трудно. Мое, то есть, положение.
— Ну, ну, — усмехнулся Игорь. — Ты только ясновидением не занимайся. Не твоя это область, — он как бы невзначай, от возникшей вдруг симпатии, перешел на доверительное «ты». — Слава богу, ни жены, ни детей. Вот так.
Коменков мгновенно уловил перемену в своем собеседнике и активно пошел на сближение. Он в каждом человеке всегда жадно искал сочувствия, доброжелательности и общности взглядов. Натура его не терпела противостояния и жаждала дружеского единомыслия. А тут случай столкнул его с таким симпатичным парнем, почти его возраста, да еще с положением, и который может оказаться весьма полезным, и притом простяга, не чурающийся, как видно, житейских радостей.