Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков

Пушкин – не просто гениальный поэт, создавший русскую литературу и русский литературный язык. Пушкин – это судьба, путь, по которому еще предстоит долго идти вперед. Как отмечает, например, В. В. Розанов: «Путь, пройденный Пушкиным в его духовном развитии, бесконечно сложен,

утомительно длинен. Наше общество – до сих пор Бог весть где бы бродило, может быть, между балладами Жуковского и абсентеизмом Герцена и Чаадаева, если бы из последующих больших русских умов каждый, проходя еще в юности школу Пушкина, не созревал к своим 20-ти годам его 36-летнею, и гениальною 36-летнею, опытностью. И так совершилось, что в его единичном, личном духе Россия созрела, как бы прожив и проработав целое поколение». [1] Но путь Пушкина является судьбоносным не только для России. Пушкин – это судьба для всего человечества. Уже в конце ХХ столетия А. Шнитке скажет: «Пушкин – в центре человеческой души. Как в многомерном кресте встречаются полюса и нет замкнутости – так и в фигурах запредельных, подобных Пушкину, выражено все идущее от человека и все идущее к человеку. Конфликтующие душевные миры примиряются под лучами этого нравственного солнца, все их разногласия меркнут». [2]

Как и Пушкин, Ницше по своей значимости превосходит отдельную, в данном случае, европейскую культуру. Осмысление этого факта мы находим не в самой Европе, где в лице М. Хайдеггера философия Ницше была представлена как всего лишь завершение западной метафизики. Значимость Ницше была понята более глубоко как раз на родине Пушкина: «И Кант, и Гете, и Шопенгауэр, и Вагнер создали гениальные творения. Ницше воссоздал новую породу гения, которую не видывала еще европейская цивилизация. Вот почему своей личностью он открывает новую эру. Анализируя произведения Ницше, мы усматриваем в них все черты гения старого типа; но сквозь эти черты, как сквозь маску, в нем просвечивает и еще что-то, неведомое европейцам. Это «что-то» и есть загадка, которую он предлагает передовым фалангам европейской культуры. И над нашей культурой образ его растет, как образ крылатого Сфинкса. Смерть или воскресение: вот пароль Ницше. Его нельзя миновать: он – это мы в будущем, еще не осознавшие себя». [3] 29 июня 2017 года в Самаре на конференции «Диагностика современности: глобальные вызовы – индивидуальные ответы» профессор В. А. Конев отметил: «Ницше – первый шаг к той культуре, которая грядет в XXI веке».

Важным жизненным обстоятельством, повлиявшим на становление как русского поэта, так и немецкого мыслителя, является обучение в элитарных заведениях закрытого типа. Пушкин получил свое образование в Лицее в Царском Селе, Ницше – в знаменитой Пфорташуле. Оба заведения отличались казарменными порядками: «Лицеисты просыпались в шесть утра под звук колокола, в спешке умывались и, облачившись в учебную форму, состоявшую из синих панталон и синего же редингота с красным воротничком, спускались на общую молитву в зал. Классы начинались в семь утра и продолжались до девяти, затем лицеисты пили чай и отправлялись на прогулку. С десяти часов классы возобновлялись; в полдень лицеисты снова шли на прогулку, в час – на обед. С двух до трех давался урок либо каллиграфии, либо рисования; с трех до пяти – вновь различные занятия. В пять часов чай, в шесть – прогулка, потом – повторение уроков или вспомогательный класс». [4] А вот распорядок Пфорташуле: «Учеников поднимали в четыре часа утра, к пяти им следовало привести себя в порядок; занятия начинались в шесть и продолжались в той или иной форме до полудня. Они возобновлялись в 1.15 пополудни и длились до 15.50. Вечером проводились еще какие-либо занятия; отбой давался в 21.00». [5] В обоих учебных заведения приоритет отдавался гуманитарному знанию и нравственному воспитанию. В Лицее: «Образование предусматривалось общее, без специализации, но с преобладанием гуманитарных наук. «Нравственные науки» должны были стать в Лицее основными». [6] В Пфорте: «Основной интерес Пфорташуле лежал в области греческого языка и латыни и несколько в меньшей степени в сфере немецкой классики. По свидетельству Рихарда Блунка, школа была поистине миром книг: ученики вдыхали воздух не современной Европы, а Древней Греции и Рима, а также Германии времен Гете и Шиллера». [7]

И Пушкин и Ницше будут до последних своих дней обращаться к школьным годам как истоку их жизненного пути. Дальнейшая судьба окажется не столь благоприятной для двух величайших гениев человечества. Оба будут вести жизнь «изгнанников, скитальцев и поэтов» (М. Волошин). Значительную часть жизни Пушкин проведет во всевозможных ссылках. Лишь под конец он достигнет берега: женится, получит покровительство императора и перспективы карьерного роста. Но это и будет началом конца, за которым последует гибель. Ницше двадцати четырех лет от роду получит место профессора в Базеле, но через семь лет оставит преподавание и до умопомрачения в 1889 году будет скитаться по различным городам Германии, Италии и Швейцарии – без дома, без семьи.

И Пушкин и Ницше погибают трагически, не дожив до старости и не воплотив всех своих замыслов. Оба уходят, не сказав своего последнего слова, оставив множество планов, черновиков и набросков. Но и сделанного было достаточно, чтобы поставить задачу на несколько столетий вперед. Русская литература и философия будут разрабатывать и осмыслять различные грани пушкинского наследия. В европейской, а также русской философии и литературе на базе ницшевских идей будут возникать целые направления и течения. И на сегодняшний день процесс осмысления и проживания наследий Пушкина и Ницше отнюдь не приблизился к своему завершению. Скорее, напротив, мы стоим только в начале этого пути. И дело здесь не только в преждевременном обрыве творческой жизни двух гениев. Задачи, которые ставили перед собой как Пушкин, так и Ницше не могли быть решены в течение одной, хотя бы и весьма продолжительной жизни: требуется работа нескольких поколений, чтобы довести до полного воплощения начатое гениями и пророками.

Следует также напомнить, что Ницше читал Пушкина и даже написал романсы на два его стихотворения («Заклинание» и «Зимний вечер» в немецком переводе). Правда, знакомство Ницше с Пушкиным, по имеющимся сведениям, ограничивалось сборником стихов в немецком переводе. [8] Ницше был знаком и, по-видимому, солидарен с оценкой поэзии Пушкина, данной П. Мериме: «О некоторых лирических стихотворениях Пушкина Мериме говорит, что они «эллинистичны благодаря правдивости и простоте, tr`es sup'erieurs pour la pr'ecision et la nettet'e (весьма превосходны по точности и четкости)». [9]

Как поэт Пушкин стоит в одном ряду с Гомером, Софоклом, Данте, Шекспиром и Гете. Но Пушкин также и мыслитель, философ, причем этот титул подобает ему ничуть не в меньшей степени, чем Толстому и Достоевскому: «Пушкин – великий мыслитель, мудрец, – с этим, кажется, согласились бы немногие даже из самых пламенных и суеверных его поклонников. Все говорят о народности, о простоте и ясности Пушкина, но до сих пор никто, кроме Достоевского, не делал даже попытки найти в поэзии Пушкина стройное миросозерцание, великую мысль». [10] Поэт не писал философских трактатов и не включал в свои художественные произведения длинные философские рассуждения на манер Л. Н. Толстого. Но его философское воззрение органично воплощено в стихах, поэмах, драматических и прозаических произведениях. Пушкин философствует посредством художественных образов. И причина того, что эта (собственно пушкинская) философия часто оставалась вообще не замеченной, кроется в том, что в данном случае речь идет никак не о художественном перепеве каких-либо уже известных идей. Можно, конечно, найти в пушкинских произведениях воззрения и античных скептиков, стоиков и эпикурейцев, взгляды атеистов и деистов эпохи Просвещения. Но у Пушкина есть своя философия, которая не сводится к каким-либо известным в те времена течениям и направлениям. Это философия творческого утверждения жизни во всех ее проявлениях, философия созидающей воли, воли, открывающей новые горизонты существования человека, создающая совершенно новый тип (образ) человека. Именно об этой философии уже после Пушкина заговорит на немецком языке Ницше и так же, как и Пушкин, не будет услышан современниками: «Последний [К. Шпиттелер. – В. Ф.] трактовал, например, моего Заратустру как «высшего рода упражнение в слоге» и желал, чтобы впредь я все-таки заботился и о содержании». [11] Следует ли напоминать, сколь часто и в адрес Пушкина делались замечания подобного рода?

Ницше в качестве философа брался за решение наиболее «спекулятивных» проблем бытия и становления, бытия и мышления. В этом плане он стоит в одном ряду с такими мыслителями, как И. Кант и Г. В. Ф. Гегель. И одновременно Ницше – философ жизни— причем не только в узком смысле направления, возникшего, в том числе, под его влиянием. Для Ницше жизнь и философия не были разделены: его философия была не родом профессиональной деятельности, но экспериментом над самим собой и своей жизнью.

Ницше не только философ, но и поэт. Его перу принадлежат стихотворения, часть из которых издавалась в составе его философских сочинений, часть – предназначалась для печати отдельным сборником. В сохранившихся и опубликованных посмертно черновиках и набросках представлено большое количество стихотворных текстов, по-видимому, не предназначавшихся для издания или не изданных по каким-либо причинам.

Вот одно из поэтических произведений Ницше:

В юности, в светлую ночьраз на мосту я стоял.Издали слышалось пенье;словно по влаге дрожащейкапли златые текли.Гондолы, факелы, музыка —В сумерках все расплывалось…

Звуками теми втайне задеты, струны души зазвенели, отозвалась гондольеру, дрогнув от яркого счастья, душа.

– Услышал ли кто ее песнь? [12]

А вот стихотворение Пушкина, близкое по тематике и по духу:

Близ мест, где царствует Венеция златая,Один, ночной гребец, гондолой управляя,При свете Веспера по взморию плывет,Ринальда, Годфреда, Эрминию поет.Он любит песнь свою, поет он для забавы,Без дальных умыслов; не ведает ни славы,Ни страха, ни надежд, и тихой музы полн,Умеет услаждать свой путь над бездной волн.На море жизненном, где бури так жестокоПреследуют во мгле мой парус одинокой,Как он, без отзыва утешно я поюИ тайные стихи обдумывать люблю.