Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Коллинз Мэйбл

Мста, по которымъ мы проходили, были угрюмы и безрадостны, многія — полны ужаса; и теперь мн было ясно, что я былъ опутанъ тми-же чарами, которыми губилъ другихъ, переводя Каменбак магическую книгу духа зла, — ибо подобно прочимъ я жилъ только желаніями и ради удовлетворенія ихъ. Погруженный въ наслажденія и радости, опьяненный окружавшей меня красотой, я многаго не зналъ изъ того, что самъ-же длалъ.

Оглядываясь на прошлое, я начиналъ понимать смыслъ словъ, сказанныхъ мн наканун у калитки Себуа, которыя до того оставались мн непонятны. Да, дйствительно, я былъ общимъ любимцемъ въ храм, но не даромъ: по мр того, какъ мое погрязшее въ наслажденіяхъ тло слабло, мозгъ подвергавшійся рдко прекращавшемуся дйствію волшебныхъ куреній, работалъ все лниве, а умъ бездйствовалъ, охваченный дремотой пресыщенія, связь между началами, входившими въ составъ моего существа, длалась все слабе, и я становился все боле и боле послушнымъ орудіемъ въ рукахъ моей мрачной наставницы. Пользуясь особенными свойствами, вызванными во мн этимъ состояніемъ, она моими, покорными ея вол, устами заявляла о своихъ желаніяхъ рабамъ, отдавшимъ

ей все взамнъ возможности удовлетворять свои похоти, либо требовала отъ нихъ тхъ или иныхъ услугъ. Благодаря умнію читать въ мрачныхъ тайникахъ человческой души, она видла ихъ желанія и голосъ мой указывалъ имъ средство осуществить задуманное…

Я сидлъ, пораженный, безгласный… А изъ глубины проснувшейся памяти вставали все новыя воспоминанія и, какъ ночныя виднія, медленно беззвучно плыли мимо меня и таяли въ воздух. Я видлъ себя испуганнымъ, насторожившимся ребенкомъ, котораго развлекали и убаюкивали удовольствіями; видлъ себя во внутреннемъ святилище храма безпомощнымъ мальчикомъ, простымъ орудіемъ въ безпощадныхъ, злоупотреблявшихъ имъ, рукахъ; дальше, я ужъ видлъ себя юношей въ первомъ расцвт молодости и красоты, лежавшимъ въ безсознательномъ состояніи на палуб священнаго судна, съ которой я внезапно вскакивалъ въ приподк непонятнаго изступленія и выкрикивалъ странныя слова; потомъ я видлъ себя слабымъ и блднымъ, но все еще послушной игрушкой богини и жрецовъ, хотя душа во мн начинала уже понемногу просыпаться, и между ей и тломъ завязалась борьба; подъ конецъ, я видлъ, какъ душа моя совершенно проснулась отъ давившаго ее кошмара, снова завязала порванныя когда-то сношенія со своей Матерью, Царицей свта; и теперь ужъ ничмъ нельзя было заставить ее замолчать…

Насталъ вечеръ и мой учитель покинулъ меня. За весь день никто другой не приходилъ ко мн и я не принималъ пищи, если не считать утренняго завтрака. Я былъ потрясенъ страшными видніями, прошедшиму въ теченіе этого короткаго дня передо мной, и, чувствуя сильную слабость, ршился отправиться на поиски необходимой мн пищи. Я приподнялъ тяжелую занавсь, закрывавшую сводчатую дверь, которая вела въ сосдній большой покой и увидлъ, что эта массивная дверь, въ род тхъ, которыя бываютъ въ темницахъ, была крпко заперта. Тутъ я понялъ, что былъ узникомъ, и кром того сообразилъ, что меня лишили пищи, какъ только ршили, что я усплъ оправиться отъ слабости и возбужденія. Очевидно, Агмахду стало ясно, что духъ во мн пробудился, а потому онъ и задумалъ убить его во мн и сохранить для своихъ корыстныхъ цлей одно лишь разбитое тло мое.

Я вернулся въ свою комнату и легъ спать, приложивши къ губамъ успвшій уже завянуть лотосъ.

Проснувшись, я увидлъ стоявшаго у моего изголовья жреца и тотчасъ угадалъ въ немъ своего третьяго наставника, такъ какъ ужъ встрчалъ его устремленные на меня глаза, когда онъ, улыбаясь, стоялъ въ кругу другихъ учителей. Я въ радостномъ волненіи вскочилъ на ноги, чувствуя, что найду въ немъ опору; а онъ подошелъ ко мн и, свъ рядомъ со мной, взялъ мою руку въ свою.

И тутъ я узналъ, что эта улыбка была отраженіемъ великаго свта душевнаго мира: много лтъ тому назадъ онъ пострадалъ за правду и умеръ въ этой самой комнат. Онъ меня назвалъ братомъ и я вдругъ понялъ, что радости, — розы жизни, — завяли для меня, опали и пропали навсегда; я понялъ, что отнын мн предстояло жить для одной лишь Истины, при немеркнущемъ свт непорочнаго духа и что никакое страданіе ужъ не должно было ослабить во мн мужество. Но съ тхъ поръ, какъ рука Учителя коснулась моей, я зналъ, что никакія муки не были мн страшны, что я смло пойду навстрчу страданію и безстрашно стисну его мощными руками, хотя до того оно наводило на меня безумный страхъ.

Въ эту ночь я легъ спать въ какомъ-то экстаз; я не могу даже сказать, спалъ я или бодрствовалъ. Одно лишь зналъ: что этотъ духовный братъ, у котораго вырвали физическую жизнь, здсь, въ давно прошедшіе вка, влилъ огонь своей сильной души въ мою, и что я никогда уже не могъ лишиться его.

Глава VII.

Открывши глаза утромъ, я увидлъ свое ложе окруженное Братьями. Взоры всхъ были устремлены на меня; лица были серьезныя, и ни на одномъ не играла улыбка; но я чувствовалъ, какъ исходя отъ нихъ и направляясь ко мн, шли волны нжнаго сочувствія, которыя удваивали мою силу. Глядя на нихъ, я понялъ, что приближался какой-то важный моментъ, а потому, вставши съ ложа, преклонилъ колни около него. Тогда самый юный и прекрасный изъ нихъ отдлился отъ круга и подошелъ ко мн; опустившись на колни рядомъ со мной, онъ взялъ съ подушки лежавшій на ней лотосъ, который усплъ ужъ совсмъ поблекнуть, и крпко сжалъ мои руки съ цвткомъ въ своихъ. Оглянувшись, я замтилъ, что вс скрылись, и вопросительно взглянулъ на своего товарища, который молчалъ, устремивъ глаза на меня. Какъ онъ былъ молодъ и прекрасенъ! Какъ чиста была его душа, на которой земля не оставила ни единаго пятна! И я съ грустью сознавалъ, что мн вками жизни и страданія придется смывать со своей души приставшую къ ней грязь, пока она вновь не станетъ бле снга. И я невольно роблъ передъ непорочной чистотой своего товарища.

— Подожди глядть вверхъ, — прошепталъ онъ.

Вдругъ среди царившей въ комнат тишины раздался знакомый, мягкій голосъ и нжно коснулся моего слуха.

— О Сенса, послдній изъ длиннаго ряда пророковъ, создавшихъ мудрость храма и увнчавшихъ славой величіе Египта! Сыны мои, звзды близнецы, загорвшіяся на вечернемъ неб передъ наступленіемъ тьмы! Ночь близка, мракъ медленно спускается на землю и скоро скроетъ отъ нея растилающіяся надъ ней небесныя красоты; и все-же истина останется среди моего народа, погрязшихъ въ невдніи дтей земли. Теб, моему младшему сыну, предстоитъ оставить по себ огненный слдъ, совершивши дло, повсть о которомъ

люди съ умиленіемъ и восторгомъ будутъ передавать изъ рода въ родъ. Будьте тверды, сыны мои, ибо ваше дло — великое дло, и память о вашей жизни, неразрывно связанная съ истиной, вздохновлявшей васъ на великіе подвиги любви, перейдетъ къ другимъ расамъ, разойдется по инымъ частямъ печальной земли и попадетъ, наконецъ, къ народу, слышавшему о свт, но никогда не видавшему его. Ты, сынъ мой, съ блоснжной душой, не былъ въ силахъ одинъ бороться со сгущавшейся уже въ твое время тьмой, и погибъ ея жертвой. Твой братъ въ познаніи сокровенной сущности духа зла почерпнулъ несокрушимую силу для борьбы съ нимъ; но крылья его запятнаны земной грязью. Подлись-же съ нимъ своей чистотой и врой, необходимыми ему въ предстоящей борьб. А ты, о Сенса, бейся до горькаго конца за свою Царицу Мать! Обратись къ моему народу и изложи передъ нимъ великія истины; скажи ему, что одухотворяющее человка начало, безсмертный источникъ жизни, счастья и могущества, если только онъ не утопитъ его въ омут зла; скажи ему, что свобода и миръ — доступны для всякаго, кто убьетъ въ себ желаніе; научи его обращать свои взоры ко мн и у меня, въ моей любви, искать покой и миръ; укажи ему на лотосъ, цвтущій въ каждомъ человческомъ существ и широко раскрывающій свои лепестки для горячаго свта, если только корни его не будутъ отравлены; убждай его жить въ невинности и стремиться къ истин; и тогда я спущусь къ нему и останусь среди него, чтобы указывать путь къ чертогу вчнаго упокоенія, гд всенемеркнущая краса и неизминое блаженство. Скажи людямъ, что я — Мать ихъ и люблю своихъ дтей, что я хотла-бы прійти къ нимъ и, поселившись въ ихъ жилищахъ, дать имъ то довольство всмъ, которое — важне всякаго матеріальнаго благосостоянія, даже для ихъ домашняго очага. Пусть голосъ твой прозвучитъ надъ родной страной, какъ призывъ громко поющей трубы, смысла котораго нельзя не понять. Спаси тхъ, кто готовъ внимать моему призыву, и пусть храмъ мой еще разъ будетъ встникомъ духа истины. Хотя ему и суждено пасть, но да не рушится онъ въ нечестіи, и если Египетъ и долженъ погибнуть, то все-же я не дамъ ему пасть въ невдніи: онъ услышитъ голосъ, котораго никогда не забудетъ, и рчи, которыя составятъ сокровенное наслдіе грядущихъ вковъ. Настанетъ время, когда и этотъ голосъ, и эти рчи снова раздадутся, но уже подъ другими небесами, возвщая новую зарю, готовую загорться надъ землей, посл долгаго мрака безпросвтной ночи. Итакъ, самый юный изъ моихъ сыновъ, въ одно и то-же время и мощный и безсильный, борьба скоро настанетъ: приготовься къ ней и не отступай! У тебя одна обязанность, и это — учить людей. Не опасайся того, чтобы словамъ твоимъ не хватило мудрости, ибо я, сама Мудрость, буду стоять при теб и говорить твоими устами! Подними глаза, сынъ мой, и черпай силы изъ источника всхъ силъ!

Повинуясь ея приказанію, я почувствовалъ сильное пожатіе руки моего брата-жреца, стоявшаго на колняхъ рядомъ со мной, и понялъ, что онъ хотлъ поддержать меня и удвоить мое мужество, чтобы я могъ взглянуть на неизреченную славу, стоявшей передо мной богини Свта и Истины.

Да, она стояла здсь, передъ нами, и я смотрлъ на нее, какъ цвтокъ глядитъ на источникъ своей жизни — солнце, и видлъ ее безъ покрывала и убора, и красавица богиня, осушавшая когда-то мои дтскія слезы, пропала у меня изъ глазъ, слившись съ Богомъ, присутствіе котораго зажгло мою душу огнемъ… Мн показалось, что я умеръ… и, однако, я былъ живъ, видлъ, слышалъ и разумлъ…

Глава VIII.

Пока я взиралъ на блескъ небесной славы, молодой красавецъ-жрецъ стоялъ неподвижно рядомъ со мной. Затмъ, онъ обратился ко мн и сказалъ:

— Теперь, братъ мой, выслушай меня. Есть три вчныя абсолютныя истины, которыя никогда не могутъ ни исчезнуть, ни погибнуть, хотя бы люди не слышали о нихъ, потому что некому провозглашать ихъ; вотъ он:

— Душа человка — безсмертна, а ростъ и слава ея — безпредльны.

— Животворящее начало, источникъ жизни, лежитъ, какъ въ человк, такъ и вн его; оно — безначально и безконечно, неумирающее, вчно благое; оно — недоступно человческимъ чувствамъ, хотя и доступно воспріятію стремящагося къ единенію съ нимъ.

— Каждый человкъ — самъ себ законодатель, устроитель своихъ судебъ, онъ самъ предназначаетъ себ славу и счастье, позоръ и горе; онъ же награждаетъ или наказываетъ себя.

— Эти истины — велики, какъ само бытіе, просты, какъ умъ первобытнаго человка. Насыщай ими голодающія души.

А теперь, — прощай, солнце садится, и они сейчасъ придутъ за тобой. Приготовься ко всему!

Онъ ушелъ. Но я продолжалъ лицезрть истину, и свтъ славы ея не скрылся изъ моихъ очей. Жаднымъ взглядомъ ловилъ я чудное видніе, стараясь удержать его въ своей душ…

Меня разбудило чье-то прикосновеніе; я вскочилъ, озираясь, и увидлъ Агмахда, стоявшаго у моего изголовья. При вид его меня мгновенно охватило тревожное чувство: я понялъ, что часъ борьбы насталъ.

Жрецъ смотрлъ на меня серьезнымъ, сосредоточеннымъ взглядомъ, глаза его горли огнемъ, котораго я раньше никогда еще не видалъ въ нихъ; но лицо его было не такъ холодно, какъ обыкновенно.

— Сенса, готовъ-ли ты? — спросилъ онъ тихимъ, но яснымъ и ржущимъ, какъ сталь, голосомъ. — Наступающая ночь — послдняя ночь Великаго Праздника. Когда ты былъ съ нами въ послдній разъ, на тебя нашло безуміе; и нелпыя измышленія твоего разстроеннаго мозга довели тебя до изступленія. Сегодня-же я требую отъ тебя безусловнаго повиновенія, какое ты оказывалъ мн до сихъ поръ; ты намъ необходимъ, такъ какъ сегодня должно совершиться великое чудо, и ты долженъ остаться совершенно пассивнымъ, иначе будешь жестоко страдать. Если же не будешь покоренъ по старому, то умрешь: такъ положилъ совтъ десяти. Ты слишкомъ глубоко проникъ въ тайны жреческаго знанія, чтобы мы тебя оставили въ живыхъ, если только ты не присоединишься къ намъ. Предстоящій теб выборъ не представляетъ затрудненій и такъ, ршай скоре!