Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]
Шрифт:
Прологъ.
Вотъ, я стоялъ въ сторон, одинъ среди многихъ, одинокій среди окружавшей меня сплоченной толпы. И я былъ одинокъ, потому что среди братьевъ моихъ, людей, обладавшихъ знаніемъ, я одинъ и зналъ, и училъ. Я училъ врующихъ, толпой стоявшихъ у вратъ храма, и побудила меня къ этому власть, обитавшая во святилищ. Я не могъ поступить иначе, ибо въ глубокомъ мрак Святая Святыхъ я видлъ свтъ внутренней жизни; а та власть вознесла меня, сдлала сильнымъ и велла открыто возвстить о немъ міру. Я умеръ; но потребовалось десять жрецовъ храма, чтобы убить меня — такъ я былъ могучъ — и только собственное невжество могло внушить мн увренность въ ихъ могуществ.
Книга I.
Глава I.
Очень
Мой отецъ былъ пастухомъ и жилъ за чертой города, чмъ и объясняется то обстоятельство, что до того дня, когда мы съ матерью направились къ вратамъ храма, я всего одинъ разъ какъ-то побывалъ въ городскихъ стнахъ. Въ этотъ-же замчательный для меня день въ город былъ праздникъ, и мать моя, разсчетливая и трудолюбивая женщина, задумала вдвойн использовать свое пребываніе въ немъ, что ей и удалось: сначала она доставила меня къ мсту назначенія, а затмъ отдалась своему короткому празднику и вполн насладилась сценами и впечатлніями городской жизни.
Толпа людей и разноголосый шумъ, несшійся по улицамъ, сразу овладли мной. Думаю, что у меня была одна изъ тхъ натуръ, которыя всегда жаждутъ отдаться вполн тому великому цлому, ничтожную часть котораго он составляютъ и, отдаваясь, вносить въ него содержаніе своей жизни. Мы скоро выбрались изъ сновавшей взадъ и впередъ толпы и вступили на широкую зеленую равнину, на противоположномъ конц которой протекала наша родная священная рка. Какъ отчетливо вижу я до сихъ поръ весь этотъ пейзажъ! Храмъ съ окружавшими его строеніями стоялъ на берегу Нила; причудливыя кровли и яркія украшенія рзко выдлялись на ясномъ фон утренняго неба. Не имя опредленнаго представленія объ ожидавшей меня за его вратами участи, я не ощущалъ ни малйшаго страха, и только спрашивалъ себя, такъ-ли прекрасна въ немъ жизнь, какъ, по моему, она должна была быть.
У воротъ стоялъ послушникъ въ черной одежд и говорилъ съ женщиной, по виду горожанкой; она принесла воды въ оплетенныхъ тростникомъ сосудахъ и убдительно просила, чтобы кто-нибудь изъ жрецовъ благословилъ ея ношу, что сразу подняло-бы ея цнность, такъ какъ суеврная чернь дорого платила за святую воду. Стоя у воротъ въ ожиданіи очереди, я украдкой заглянулъ во дворъ, и то, что я въ немъ увидлъ, сразу наполнило меня благоговніемъ. И это чувство сохранилось во мн надолго, хотя впослдствіи мн почти ежечасно приходилось сталкиваться съ человкомъ, внушившимъ мн такое глубокое благоговніе къ себ съ первой встрчи.
То былъ одинъ изъ высшихъ жрецовъ; на немъ была блая одежда, и онъ медленными, мрными шагами шелъ по широкой алле, ведшей къ вратамъ. До сихъ поръ я только разъ видлъ такихъ носящихъ блое одяніе жрецовъ, и это было въ мое первое посщеніе города, когда они принимали участіе въ рчной процессіи, стоя на священномъ судн. Человкъ подходилъ къ намъ, былъ уже близко, и я затаилъ дыханіе. Кругомъ стояла глубокая тишина, но и помимо этого, казалось, что никакое земное дуновеніе не могло-бы заставить шевелиться складки пышной блой одежды жреца, который шелъ въ тни аллеи все тмъ-же размреннымъ шагомъ. Хотя онъ и подвигался впередъ, но, казалось, что ступаетъ онъ совсмъ не такъ, какъ прочіе смертные. Глаза его были устремлены на землю, такъ что мн ихъ не было видно, да я какъ-то и боялся того, чтобы не поднялись его опущенные вки. У него было блдное лицо, свтло-золотистые волосы и длинная, густая борода такого-же цвта, поразившая меня своей странной неподвижностью; она казалась — по крайней мр, мн она казалась такой — изваянной или вылитой изъ золота, навки неподвижной; я не представлялъ себ, чтобы ее могло сдуть въ сторону втромъ. Всмъ своимъ видомъ онъ производилъ на меня впечатлніе человка, далеко стоявшаго отъ мелкихъ интересовъ повседневной жизни.
Думаю, что мой пристальный взоръ, а не что-нибудь другое, заставилъ оглянуться послушника, потому что никакого звука отъ шаговъ жреца не долетало до моего слуха.
— Ахъ, вотъ святой жрецъ Агмахдъ! — сказалъ онъ. — Я его спрошу.
Притворивъ за собой
Я не чувствовалъ никакой грусти, хотя роблъ сильно; къ моимъ прежнимъ обязанностямъ, состоявшимъ въ уход за отцовскими овцами, я никогда не чувствовалъ особеннаго влеченія; кром того я, разумется, усплъ уже проникнуться мыслью, что мн предстоитъ въ скоромъ будущемъ стать чмъ-то особеннымъ, отличнымъ отъ заурядныхъ представителей человческого стада. Покинуть навсегда родительскій кровъ, чтобы вступить въ новую неизвданную жизнь — тяжелый искусъ; но такого рода мысль можетъ заставить бдную человческую природу пройти еще боле тяжкія испытанія.
Ворота закрылись за мной, и человкъ въ черной одежд заперъ ихъ большимъ ключемъ, висвшимъ у него за поясомъ. Хотя посл этого я и не почувствовалъ себя заключеннымъ въ темницу, но все-же меня охватило сознаніе своего одиночества и полной отрзанности отъ міра. Да и кто-бы могъ связать мысль о заточеніи съ открывавшейся передо мной картиной?
Двери храма приходились какъ разъ противъ воротъ, на другомъ конц широкой, красивой аллеи. Это не была естественная аллея изъ посаженныхъ прямо въ грунтъ и пышно разросшихся на полной вол деревьевъ; ее составляли большія каменныя кадки, въ которыхъ росли огромныхъ размровъ кусты; было ясно, что ихъ тщательно подчищали и подрзывали, стараясь придать имъ самыя причудливыя формы. Между кадками стояли квадратныя глыбы камня съ высченными изъ камня-же изображеніями на верху; я усплъ разобрать, что ближайшія къ вратамъ фигуры были сфинксы и большія животныя съ человческими головами; остальныя я ужъ не сталъ разсматривать съ тмъ-же любопытствомъ, не смлъ даже поднять глазъ на нихъ: златобородый жрецъ Агмахдъ, продолжавшій все еще свою прогулку взадъ и впередъ по алле, направлялся въ нашу сторону и былъ уже близко. Я шелъ рядомъ со своимъ проводникомъ, не отрывая глазъ отъ земли, Онъ остановился, я — также, и взоръ мой упалъ на кайму блой одежды, которая была искусно вышита золотыми буквами; этого было достаточно, чтобы поглотить мое вниманіе и на нсколько мгновеній преисполнить меня удивленія.
— Новый послушникъ? — произнесъ очень спокойный, мягкій голосъ. — Хорошо, отведи его въ школу: онъ еще только подростокъ. Взгляни на меня мальчикъ, не бойся.
Ободренный его голосомъ, я поднялъ глаза, и мы обмянялись съ нимъ взглядомъ. Несмотря на мое смущеніе, я тутъ же усплъ замтить, что глаза у него были какого-то измнчиваго цвта, голубовато-срые; но какъ ни нженъ былъ ихъ цвтъ, все же я не нашелъ въ нихъ того поощренія, которое послышалось мн въ звук его голоса. Они были очень спокойны; да, и въ нихъ свтилось глубокое знаніе, и все-же я, при взгляд на нихъ, задрожалъ.
Онъ отпустилъ насъ движеніемъ руки и ровнымъ шагомъ пошелъ дальше, продолжая свою прогулку по величественной алле, а я молча послдовалъ за своимъ молчаливымъ проводникомъ, чувствуя себя теперь боле склоннымъ трепетать, чмъ былъ до этой встрчи. Мы вступили въ большія среднія двери храма, об половины которыхъ были сдланы изъ громадныхъ глыбъ цльнаго камня. Вроятно, проницательный взглядъ святого жреца нагналъ на меня что-то врод страха, потому что я посмотрлъ на эти каменныя двери съ какимъ-то смутнымъ чувствомъ ужаса. Я замтилъ, что внутри все зданіе прорзывалось коридоромъ, начинавшимся сейчасъ-же за этими дверями и составлявшимъ съ аллеей длинную, прямую линію. Мы не вошли въ него, а свернули въ сторону и вступили въ цлую сть меньшихъ переходовъ. Пройдя черезъ нсколько небольшихъ пустыхъ комнатъ, мы попали, наконецъ, въ просторный красивый залъ. Говорю, красивый, хотя онъ былъ совершенно пустъ, безъ всякой мебели, за исключеніемъ стола, стоявшаго въ одномъ изъ угловъ; но размры его были такъ величественны и расположеніе частей его такъ изящно, что даже мои глаза, не привыкшіе распознавать архитектурныя красоты, со страннымъ ощущеніемъ удовлетворенія останавливались на всхъ деталяхъ.