Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]
Шрифт:
Въ углу, за столомъ двое подростковъ не то списывали, не то срисовывали что-то, — я не могъ разобрать въ чемъ состояла ихъ работа; во всякомъ случа, я убдился въ томъ, что они были очень заняты, такъ какъ, къ моему великому удивленію, едва подняли головы, чтобы взглянуть на насъ, когда мы вошли въ покой. Но сдлавши нсколько шаговъ впередъ, я замтилъ, что за однимъ изъ большихъ выступовъ каменной стны сидлъ пожилой жрецъ въ бломъ одяніи и внимательно смотрлъ въ книгу, лежавшую у него на колняхъ. На насъ онъ не обратилъ ни малйшаго вниманія. Мой проводникъ съ почтительнымъ поклономъ остановился прямо передъ нимъ.
— Новый ученикъ? — сказалъ жрецъ, пытливо разглядывая
— Да, должно быть, немного! — отвтилъ мой проводникъ непринужденно и съ оттнкомъ пренебреженія въ голос. — Вдь онъ до сихъ поръ все былъ подпаскомъ.
— Подпаскомъ! — повторилъ, словно эхо, старикъ. — Такъ онъ здсь ни на что не нуженъ. Пускай его лучше работаетъ въ саду. А ты учился когда-нибудь письму или рисованію? — спросилъ онъ, обращаясь уже прямо ко мн.
Такого рода познанія, за немногими исключеніями, были распространены только въ греческихъ школахъ, да еще среди представителей немногочисленныхъ образованныхъ классовъ; но я былъ обученъ этимъ искусствамъ настолько, насколько позволяли наши семейныя обстоятельства. Старый жрецъ посмотрлъ на мои руки и снова вернулся къ своей книг.
— Онъ потомъ будетъ учиться, — заявилъ онъ: — а сейчасъ у меня слишкомъ много дла, чтобы обучать его. Мн требуется немало помощниковъ, но теперь, когда надо скорй окончить переписку этихъ священныхъ писаній, мн нкогда учить круглыхъ невждъ. Отведи его къ садовнику, по крайней мр, не надолго, а современемъ я займусь имъ.
Мой проводникъ повернулся и вышелъ изъ зала; окинувъ его красоты прощальнымъ взглядомъ, я послдовалъ за нимъ. Мы пошли длиннымъ, длиннымъ коридоромъ, полнымъ мрака и освжающей прохлады; на другомъ конц его, вмсто дверей, стояли ршетчатыя ворота, у которыхъ мой проводникъ громко позвонилъ. Звукъ колокола замеръ, и мы стали ждать молча; но никто не явился, и послушникъ снова позвонилъ. Я совсмъ не раздлялъ его нетерпнія. Просунувъ голову между ршетками, я любовался такимъ волшебнымъ міромъ, что невольно подумалъ про себя: „Не будетъ худо для меня, если жрецъ съ больными глазами не пожелаетъ скоро меня взять отъ садовника“.
Трудно было идти въ жару, по пыльной дорог, пролегавшей между нашимъ домомъ и городомъ; мощенныя городскія улицы оказались безконечно утомительными для моихъ деревенскихъ ногъ; здсь, я пока только прошелъ по большой алле храма, но въ ней все внушало мн чувство такого глубокаго благоговнія, что я едва осмливался разглядывать ее. Сейчасъ же передо мной былъ цлый міръ, роскошный, изящный, бодрящій. Такого сада я никогда еще не видалъ. Онъ весь утопалъ въ зелени, густой и пышной; было ясно, что грандіозные размры растеній съ ихъ богатой и разнообразной окраской были вызваны дйствіемъ проведенной въ немъ воды, такъ какъ до нашего слуха доносился слабый звукъ, тихій плескъ воды, регулируемой и управляемой, очевидно, искусной рукой, воды, готовой и работать на человка и освжать его въ пылающій зной.
Колоколъ прозвучалъ въ третій разъ, и изъ-за большихъ зеленыхъ листьевъ выступила, направляясь въ нашу сторону, какая-то одтая въ черное фигура. До чего не у мста казалась здсь эта черная одежда! Съ тоской думалъ я о томъ, что и мн самому скоро придется облечься въ подобное платье и бродить въ такомъ вид среди нги и красоты этого волшебнаго мста, словно заблудившійся въ немъ представитель какой-то иной, мрачной сферы. Человкъ все приближался между тмъ и шелъ быстро, задвая нжную листву краемъ своей грубой одежды. Я сразу заинтересовался имъ, предполагая, что ему-то я и буду скоро отданъ подъ опеку, и съ любопытствомъ заглянулъ ему
Глава II.
— Что такое? — проворчалъ мужчина, глядя на насъ сквозь ршетку. — Плодовъ я утромъ послалъ на кухню больше, чмъ надо; а цвтовъ больше сегодня дать не могу: вс, какіе только могутъ быть сорваны, нужны для завтрашней процессіи.
— Ни цвтовъ твоихъ, ни плодовъ мн не надо, — сказалъ мой проводникъ, повидимому, любившій говорить свысока — я привелъ теб новаго ученика, только и всего.
Онъ отомкнулъ ворота, жестомъ пригласилъ меня войти, затмъ закрылъ ихъ за мной и, не прибавивъ ни единаго слова, пошелъ назадъ тмъ-же длиннымъ коридоромъ, казавшимся теперь при сравненіи съ садомъ, еще темне.
— Новый ученикъ для меня? — А чему мн учить тебя, дитя полей.
Я молча смотрлъ на страннаго человка: откуда мн было знать, чему онъ долженъ былъ учить меня?
— Тайны-ли роста растеній ты будешь изучать, или тайны роста грха и лукавства? Нтъ, дитя, не гляди такъ на меня, размышляй надъ моими словами и со временемъ ты поймешь ихъ смыслъ. Ну, а пока ступай со мной и не бойся!
Онъ взялъ меня за руку и повелъ подъ широко лиственными деревьями, направляясь къ тому мсту, откуда несся шумъ воды. Какъ сладко отдавался въ моихъ ушахъ этотъ нжный, радостный, музыкальный ритмъ!
— Вотъ здсь — жилище нашей повелительницы, Царицы Лотоса, — сказалъ мн садовникъ: — Садись тутъ и полюбуйся ея красотой. А я пока буду работать: у меня много такого дла, въ которомъ ты мн помочь не можешь.
Для меня ничего не могло быть пріятне возможности опуститься на зеленую траву и глядть, глядть безъ конца; я былъ весь — удивленіе, восторгъ благоговніе! Эта вода, эта сладкозвучная вода, была проведена сюда лишь для того, чтобы питать царицу цвтовъ; и я подумалъ про себя: — По истин, ты — царица всхъ цвтовъ, какіе можно только себ представить, ты, Блый Лотосъ!
Весь охваченный юношескимъ увлеченіемъ, я мечтательно смотрлъ на блый цвтокъ, который со своимъ нжнымъ, золотомъ опыленнымъ сердцемъ представлялся мн настоящей эмблемой чистой романической любви. И вотъ, въ то время, какъ я глядлъ на него, мн стало казаться, что форма его мняется, что онъ распускается, тянется ко мн… И вдругъ, передо мной явилась красавица со свтлой, нжной кожей и волосами, подобными золотой пыли. Я видлъ, какъ она пила струю нжно-поющей воды, какъ она наклонялась, поднося къ устамъ своимъ освжающія капли. Пораженный, я, не спуская съ нея глазъ, хотлъ было направиться къ ней, но не уснлъ даже приступить къ осуществленію своего намренія: я лишился внезапно сознанія. Вроятно, со мной сдлался обморокъ, потому что первое, что я припоминаю посл того, это — ощущеніе холодной воды на лиц, затмъ, черезъ нкоторое время, открываю глаза и вижу, что я самъ лежу на трав, а надо мной склонилось загадочное лицо садовника въ черной одежд.
— Или сегодня слишкомъ жарко для тебя? — спросилъ онъ, хмуря брови въ тревог: — Смотришь такимъ здоровымъ парнемъ, а падаешь въ обморокъ отъ жары, да еще въ такомъ прохладномъ мст.
— Гд она? сказалъ я вмсто всякаго отвта, длая попытку приподняться на локт, чтобы взглянуть на гряду съ лотосами.
— Что? — воскликнулъ садовникъ, сразу весь преображаясь. Я никогда не подумалъ-бы, что на такомъ некрасивомъ лиц, могло-бы появиться выраженіе такой глубокой нжности. — Разв ты ее видлъ? Но нтъ, это слишкомъ поспшное предположеніе. Что ты видлъ, мальчикъ? Говори смло!