Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Коллинз Мэйбл

И съ этими словами онъ удалился.

Мысль о свжемъ воздух, который снова придастъ бодрость моимъ переутомленнымъ членамъ, наполняла меня чувствомъ живйшаго удовольствія; кром того, меня тянуло опять взглянуть на странное лицо Себуа и на его нжную улыбку, по временамъ совершенно сглаживавшую его безобразіе. Казалось, будто это единственное человческое лицо, которое мн пришлось видть съ тхъ поръ, какъ я разстался съ матерью.

Я окинулся себя взоромъ, чтобы посмотрть, все-ли еще на мн мое блое платье, и готовъ-ли я идти съ садовникомъ. Да, оно было на мн, чистое, блое. Глядя на него, я испытывалъ чувство гордости, потому что никогда еще не случалось мн носить одежды изъ такой тонкой ткани. Мысль, что я скоро буду въ обществ Себуа, настолько

успокоила меня, что я, лежа на своемъ лож, безпечно разглядывалъ свое платье и спрашивалъ себя, чтобы подумала мать, увидавъ на мн такое прекрасное, тонкое полотно.

Вскор послышались шаги, которые сразу оторвали меня отъ мечтаній: въ дверяхъ показалось загадочное лицо Себуа, и смуглый обладатель его, направился прямо ко мн… Да, онъ былъ безобразенъ, неуклюжъ; въ его вншности не было и слда изящества, а между тмъ, когда онъ вошелъ и взглянулъ на меня, при чемъ все лицо его озарилось той особенной улыбкой, которую я такъ хорошо запомнилъ, я почувствовалъ въ немъ самомъ человка, а въ сердц его — присутствіе любви! Я протянулъ къ нему руки и привскочилъ съ ложа.

„О, Себау!“ воскликнулъ я, и при вид кроткого выраженія этого лица мои глаза наполнились чисто-дтскими слезами. „Себуа, зачмъ я — здсь? Почему они говорятъ, что я — не такой, какъ вс прочіе? Себуа, скажи, неужели мн опять предстоитъ увидть тотъ ужасный образъ?“

Себуа подошелъ ко мн и опустился на колни; очевидно, преклонять колни, когда его охватывало чувство благоговнія, казалось этому смуглому человку чмъ-то совсмъ естественнымъ.

„Сынъ мой“, сказалъ онъ, „небо одарило тебя открытыми очами. Мужественно пользуйся этимъ даромъ и ты будешь свточемъ, который засіяетъ во мрак, спускающемся понемному на нашу несчастную родину“.

„Не хочу я быть свточемъ!“ возразилъ я съ досадой; его я не боялся и спшилъ излить свои мятежныя чувства. „Не хочу я длать вещей, посл которыхъ чувствуешь себя такъ странно! Зачмъ только я видлъ лицо этого привиднія, которое стоитъ теперь все время передо мной и заслоняетъ мн дневной свтъ?“ Вмсто всякаго отвта Себуа всталъ и проговорилъ, протягивая мн руку:

„Пойдемъ со мной, пойдемъ! Будемъ гулять среди цвтовъ; утренній воздухъ освжитъ твою голову, и тогда мы съ тобою поговоримъ обо всемъ этомъ“.

Я тотчасъ всталъ, не долго думая. Мы пошли руку въ руку по коридору и добрались такимъ образомъ до садовыхъ воротъ, черезъ которыя и вступили въ садъ. Какъ передать чувство радости, которое охватило меня сразу, чтобы затмъ разростаться все больше и больше, по мр того, какъ я вдыхалъ въ себя утренній воздухъ. Никогда еще ничто въ мір природы не доставляло мн такого высокого, живого наслажденія! Все меня радовало: и переходъ изъ спертаго, пропитаннаго куреніями, воздуха, совершенно отличнаго отъ того, къ которому я до сихъ поръ привыкъ; и то, что я вновь убдился въ томъ, что вн храма міръ по старому прекрасенъ и реаленъ…

Себуа, все время не спускавшій глазъ съ моего лица, казалось, по какой-то чуткой симпатіи угадывалъ смутныя мысли, бродившія въ моей голов, и истолковывалъ ихъ мн самому.

„Солнце все еще восходитъ во всемъ своемъ блеск“, проговорилъ онъ: „и цвты по прежнему раскрываютъ свои чашечки въ отвтъ на его привтъ. Раскрой и ты свое сердце и будь доволенъ!“ Я не отвчалъ ему: я былъ юнъ и неученъ. Словами я и не могъ бы отвтить ему, и только поднялъ голову и взглянулъ на него, продолжая прогулку по саду, вроятно, глаза мои говорили за меня, потому что онъ прибавилъ:

„Сынъ мой, хотя ты и былъ сегодня ночью во тьм, все-же нтъ основанія тебя сомнваться въ томъ, что за ней скрывается свтъ. Вдь не опасаешься же ты, ложась спать вечеромъ, что не увидишь солнца по утру? Было время, когда тебя опутывалъ мракъ, темне мрака прошлой ночи, и настанетъ такое, когда ты узришь солнце, краше этого“.

Я не понималъ его словъ, хотя и вникалъ въ нихъ, а потому и промолчалъ, ибо съ меня было довольно сознанія участія ко мн этого человка и нжнаго аромата цвтовъ и воздуха. Теперь, когда я вырвался изъ храма и очутился

на свжемъ воздух, я ужъ такъ не стремился слышать человческую рчь или отдать себ отчетъ въ пережитомъ; вдь, я былъ только мальчикъ, и одного восхитительнаго ощущенія оживавшихъ во мн силъ было достаточно, чтобы заставить меня позабыть обо всемъ прочемъ. Кругомъ все было естественно, а сегодня все, что обладало этимъ свойствомъ, казалось мн очаровательнымъ. Но едва я усплъ снова вернуться въ сферу реальнаго и только что было началъ наслаждаться сознаніемъ своего возвращенія къ ней, какъ я, внезапно и совершенно для себя неожиданно, снова былъ вырванъ изъ нея. Куда я попалъ? Увы! какъ я могъ сказать? На языкахъ нашего міра нтъ соотвтствующихъ словъ для описанія дйствительныхъ явленій, происходящихъ вн этого узкаго круга, который принято называть кругомъ реальныхъ явленій. Разв не стоялъ я собственными ногами на зеленой трав? Разв я сошелъ съ мста, на которомъ стоялъ? Разв Себуа не стоялъ рядомъ со мной? Я жалъ его руку. Да, онъ здсь. А между тмъ изъ своихъ ощущеній я понялъ, что міръ естественныхъ явленій ускользнулъ отъ меня, и что я снова очутился въ мір тхъ особенныхъ чувствъ… видній… звуковъ… которыхъ я такъ страшился. Я еще ничего не слышалъ, не видлъ, но былъ уже весь охваченъ ужасомъ и дрожалъ, какъ листъ передъ бурей. Что мн предстоитъ сейчасъ увидть? Кто стоитъ по сосдству со мной? Что это такое, что словно облакомъ заволокло мн очи? Я закрылъ глаза, не смлъ глядть… боялся всматриваться въ смутныя очертанія, окружавшихъ меня предметовъ… „Открой глаза сынъ“, громко промолвилъ Себуа: „и скажи мн, здсь ли наша Царица?“

Я повиновался, все еще опасаясь увидть передъ собой грозное лицо, нагнавщее такой ужасъ на меня во мрак ночи. Но его не было… въ теченіе нсколькихъ мгновеній я ничего не видлъ… и облегченно вздохнулъ: вдь, я ежеминутно ожидалъ увидть это обращенное ко мн лицо съ оскаленными отъ гнва зубами. Но вслдъ за этимъ я весь затрепеталъ отъ восторга: Себуа незамтно провелъ меня какъ разъ къ лотосовому пруду; и снова здсь склонясь надъ нимъ и припавъ къ его свтло текущимъ водамъ, пила красавица, золотистыя волосы которой наполовину скрывали отъ меня ея лицо.

„Заговори съ ней“! крикнулъ Себуа: „По твоему лицу вижу, что она здсь. О заговори съ ней! Изъ жрецовъ настоящаго поколнія ни одинъ не удостоился чести говорить съ ней. Заговори съ ней: мы нуждаемся въ ея помощи!“

Какъ и вчера, онъ упалъ на колни рядомъ со мной. Въ лиц его выражались страсть и сознаніе важности момента, въ глазахъ свтилось молитвенное благоговніе. При взгляд на него я отступилъ, побжденный самъ не знаю чмъ; мн казалось, будто, съ одной стороны, звала меня къ себ златовласая красавица, а съ другой, толкалъ къ ней Себуа; и въ то же время я сознавалъ, что приподнялся на воздухъ и направился къ пруду съ лотосами; достигши края его, я перегнулся надъ нимъ и прикоснулся къ ея одежд, лежавшей на поверхности воды. Поднявъ голову, я пробовалъ было заглянуть ей въ лицо, но не могъ разсмотрть его: изъ него исходилъ такой свтъ, что мн оставалось только любоваться имъ такъ, какъ сталъ бы любоваться солнцемъ. На голов я ощущалъ прикосновеніе ея руки, до моего сознанія доходили исходившія изъ ея устъ слова, хотя я едва сознавалъ, что слышу ихъ. „Дитя съ открытыми очами“, говорила она: „на твоей чистой душ лежитъ тяжелая обязанность; но оставайся только вблизи меня, источника свта, и я укажу теб путь, которымъ ты долженъ идти“.

„Мать“, произнесъ я: „а какъ быть относительно тьмы?“

Я не смлъ поставить вопроса ясне; мн казалось, что стоило только упомянуть о страшномъ образ, чтобы оно тотчасъ же предстало передо мной, пылая бшенствомъ. Я почувствовалъ какъ при этихъ словахъ легкая дрожь перебжала съ ея руки на меня, и подумалъ уже, что сейчасъ разразится надо мной ея гнвъ; но слова ея по прежнему доносились до моего сознанія, нжныя и мягкія какъ дождевыя капли, вызывая въ моей душ то представленіе о божественномъ ниспосланіи, которое мы, жители вчно жаждущей страны, связываемъ съ наступленіемъ дождливой поры.