Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]
Шрифт:
Казалось, самая тьма блднла подъ бодрящимъ дйствіемъ ея увренныхъ, милостивыхъ словъ; и я чувствовалъ, какъ во мн росло мужество. Ея протянутая рука нжно коснулась меня; при этомъ прикосновеніи мн показалось, будто я весь загорлся такимъ огнемъ, сила котораго превосходила всякій испытанный мною до сихъ поръ зной.
— Царственный цвтокъ Египта покоится въ священныхъ водахъ чистота и ничмъ ненарушимый міръ которыхъ создали подабающее ему вчное жилище. Я — духъ цвтка; я ношусь надъ водами Истины, и Любовь — дыханіе небесъ — источникъ, изъ котораго я черпаю жизнь. Этотъ храмъ, мое земное жилище, палъ, и обитатели его отвернулись отъ небеснаго свта — Мудрости, а мои крылья все еще съ любовью распростерты надъ нимъ. Но духъ царственнаго Лотоса не можетъ долго жить во мрак, и какъ цвтокъ клонится долу и чахнетъ, когда солнце скрывается отъ него, такъ и храмъ этотъ погибнетъ, если я его покину. Запомни мои слова, дитя, запечатлй ихъ въ своемъ сердц; и когда ты окрпнешь
— Скажи, спросилъ я: — когда мн снова можно будетъ постить лотосы? Поведешь-ли меня къ нимъ завтра, при дневномъ свт? Сейчасъ — ночь, и я утомленъ; нельзя ли мн теперь уснуть у твоихъ ногъ, а завтра быть съ тобою въ саду?
— Бдное дитя! — произнесла она, такъ низко склоняясь надо мною, что ея нжное, какъ благоуханіе дикихъ цвтовъ, дыханіе коснулось моего лица: — какъ они злоупотребили твоими силами! Отдохни здсь, на моихъ рукахъ, и я охраню тебя. Теб предназначено быть моимъ пророкомъ и стать просвтителемъ дорогой мн страны; какъ алмазами украшу твое чело силой и здоровьемъ. Спи, дитя!
И я прилегъ тутъ-же, повинуясь ея повелнію; я чувствовалъ, что голова моя покоится на мягкой рук, изъ которой исходили волны успокаивавшаго меня магнетизма, хотя въ то-же время сознавалъ, что лежу на холодномъ, жесткомъ полу святилища. И я впалъ въ глубокій, не возмущенный никакими сновидніями, сонъ.
За эту ночь, въ ниш тайныхъ лтописей, веденыхъ Агмахдомъ, было начертано всего лишь одно слово:
„Напрасно!“
Глава VII.
Когда я проснулся, въ моей рук лежалъ блый цвтокъ: то былъ полу распустившійся лотосъ, красота котораго тотчасъ наполнила сердце мое радостью. Я смотрлъ на него и чувствовалъ себя бодрымъ и веселымъ, точно всю ночь проспалъ на рукахъ матери, а цвтокъ былъ ея поцлуемъ на моихъ устахъ, — я держалъ его у самыхъ губъ. Я не задавалъ себ вопроса: откуда лотосъ у меня; онъ даже не приходилъ мн въ голову; я просто любовался его красой и чувствовалъ себя счастливымъ: вдь, онъ давалъ мн знать, что моя Царица, мой единственный другъ, охраняла меня.
Вдругъ, я увидлъ, что кто-то вошелъ въ комнату; собственно говоря, не вошелъ, а скоре, казалось, выступилъ изъ тни. Я лежалъ, какъ теперь замтилъ, на лож, въ томъ самомъ поко, куда привелъ меня наканун Агмахдъ. Я плохо соображалъ, какъ и въ какомъ мст провелъ мрачные часы ночи, но ясно чувствовалъ, что сюда-то обратно онъ, а не кто другой, принесъ меня на своихъ рукахъ. Я былъ доволенъ тмъ, что снова очутился въ своей комнат, и еще больше обрадовался, когда увидлъ приближавшагося ко мн ребенка. То была двочка; она казалась моложе меня и была ясна, какъ солнечное сіяніе. Подойдя ко мн, она остановилась, и я протянулъ ей руку.
— Дай мн цвтокъ — произнесла она.
Я колебался: обладаніе цвткомъ доставляло мн столько счастья; но я не могъ отказать ей: она улыбалась, а до сихъ поръ никто еще въ храм не подарилъ меня улыбкой, и я отдалъ ей свой цвтокъ.
— Ахъ! воскликнула она: — на его листьяхъ — вода! — и бросила его съ отвращеніемъ. Я разсердился и быстро соскочилъ съ своего ложа, чтобы взять назадъ свое сокровище. Моментально двочка подняла его съ пола и съ громкимъ смхомъ бросилась бжать отъ меня, держа его въ рук. Я погнался за нею во всю мочь и принялся ловить ее совершенно по-мальчишески, — да я и былъ настоящій мальчикъ, да къ тому же еще обозленный, — и ршилъ, что не уступлю ей. Мы мчались по большимъ комнатамъ, никого не встрчая на своемъ пути; двочка съ быстротою молніи проскальзывала за большія занавси, а я слдовалъ за нею со всмъ проворствомъ деревенскаго парня. Вдругъ, я очутился лицомъ къ чему-то, что я принялъ за крпкую каменную стну. Какъ она могла скрыться отъ меня? Вдь я гнался за нею по пятамъ? Въ порыв гнва, отъ котораго у меня потемнло въ глазахъ, я повернулся назадъ и… тутъ-же замолчалъ и притихъ: передо мною стоялъ жрецъ Агмахдъ. Ужъ не совершилъ-ли я какого нибудь проступка? Но нтъ: онъ улыбался. — Ступай за мной, — произнесъ онъ такъ мягко, что я послдовалъ за нимъ безъ малйшей робости. Онъ открылъ дверь, и я увидлъ передъ собою квадратный садъ, весь въ цвтахъ; его окружала изгородь, густо поросшая цвтущими растеніями. Весь садъ былъ полонъ дтей, проворно бгавшихъ взадъ и впередъ; казалось, все вниманіе ихъ было поглощено такой замысловатой игрой, которой я не понималъ. Ихъ было такъ много, движенія ихъ были такъ быстры, что сначала я было растерялся; но тутъ я вдругъ увидлъ среди нихъ двочку, отнявшую у меня цвтокъ: она приколола его къ своему платью и насмшливо улыбалась, глядя на меня. Я бросился въ толпу, хотя не имлъ никакого представленія объ этой игр или танц; но несмотря на это я, казалось, — ужъ самъ не знаю какъ — понялъ законы ея и подчинился имъ; я не могъ-бы сказать, въ чмъ была цль игры, но присутствіе мое не внесло въ нее никакой путаницы и я, хотя и безсознательно, но врно двигался среди прочихъ дтей. Я гонялся за двочкой, ловя ее; но она была такъ ловка, что мн никакъ не удавалось нагнать ее. Несмотря
— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!
Когда раздались эти крики, я увидлъ золотой мячъ, лежавшій у моихъ ногъ; я тотчасъ догадался, что онъ — мой, и поднялъ его, онъ былъ такъ легокъ, что я бросалъ его высоко, высоко въ воздухъ, и несмотря на это, онъ всякій разъ падалъ обратно въ мои протянутыя руки. Я оглянулся: вокругъ меня никого не было; я остался въ саду вдвоемъ съ двочкой похитившей мой цвтокъ, котораго больше ужъ не было на ея плать; но я усплъ забыть о немъ. Она улыбалась; я засмялся, глядя на нее и бросилъ ей мячъ, который она ловко перебросила мн обратно съ одного конца сада на другой… Вдругъ, въ воздух разлились ясные звуки призывного колокола.
— Идемъ — проговорила двочка: — пора въ школу; пойдемъ!..
— Она взяла меня за руку и отбросила въ сторону мячъ. Я съ тоской посмотрлъ на него.
— Онъ мой — произнесъ я.
— Теперь онъ ни къ чему, — возразила она: — Теперь, теб предстоитъ выиграть другой призъ.
Рука въ руку, мы выбжали изъ сада, пробжали черезъ другой и попали въ большой, невиданный еще мною, покой, гд оказались вс дти, съ которыми я передъ тмъ игралъ въ саду, а съ ними еще много другихъ. Воздухъ въ немъ былъ тяжелый, пропитанный благовоніями. Я нисколько не былъ утомленъ, такъ какъ незадолго передъ тмъ всталъ посл продолжительнаго сна, и утро было еще прохладно; но теперь, едва вступилъ я въ этотъ покой, какъ голова у меня стала горть, и я почувствовалъ крайнюю усталость а вскор посл того заснулъ подъ шумъ раздававшихся вокругъ меня дтскихъ голосовъ [1] .
1
Прим. русск. переводчика. Мимоходомъ позволю себ разъяснить все описанное въ этой глав. Храмъ — физическое тло человка; сады — мозгъ со всми его подраздленіями; упоминаемая здсь комната — продолговатый мозгъ въ которомъ сосредоточивается сознаніе во сн вообще, когда человкъ проникаетъ въ міръ лучистой матеріи (въ астральный свтъ). Двочка зоветъ Сенсу „въ школу“, а этотъ міръ называется у мистиковъ Палатой Ученія. Въ одномъ изъ произведеній М. Коллинзъ объ этой палат говорится въ одномъ мст, что она — извстное состояніе сознанія, а въ другомъ, — что для знающаго она — совершенно опредленное мсто. Дти, играющія въ саду, — силы, вызывающія и сопровождающія работу мозга; он распространяются по переплетеннымъ въ немъ нервнымъ путямъ въ строго опредленномъ порядк, такъ что самъ Манасъ пользуясь мозгомъ человка, не можетъ не подчиняться законамъ мышленія. Между высшимъ Манасомъ и низшимъ — непрерывное общеніе, символомъ чего является игра въ мячъ между Сенсой и двочкой. Когда оно происходитъ сознательно (напр. при самоуглубленіи), остальная работа мозга прекращается (дти исчезаютъ). При ясновидніи и пр. мозговая дятельность также на время пріостанавливается — что можетъ произойти непроизвольно или быть вызвано искусственнымъ путемъ — и вс силы (называемыя въ мистическихъ произведеніяхъ огнями, дыханіями, духами, при чемъ напомню, что въ писаніи Манасъ, Господь названъ отцомъ всхъ духовъ или дыханій) сосредоточиваются въ продолговатомъ мозгу, отчасти въ мозжечк.
Проснулся я отъ того-же крика, который уже слышалъ въ саду:
— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!
Я стоялъ на какомъ-то высокомъ мраморномъ кресл, напоминавшемъ тронъ; меня обступили дти, расположившись группами на немъ и вокругъ него. Я вспомнилъ тутъ, что приведшая меня сюда двочка говорила, что это — мсто учителя. Тогда зачмъ-же мы-то, дти, на немъ? Оглянувшись кругомъ, я увидлъ, что покой весь занятъ былъ жрецами, молча и неподвижно стоявшими на мстахъ воспитанниковъ. Въ минуту пробужденія я слышалъ свой собственный голосъ; очевидно, я что-то говорилъ передъ тмъ. Теперь я вновь услышалъ, какъ дти закричали!
— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!
— Въ припадк какого то непонятнаго для меня изступленія я соскочилъ съ трона; очутившись на полу, я посмотрлъ вокругъ себя и замтилъ, что вс дти скрылись; по крайней мр, никого изъ дтей, кром самого себя и моего проводника, двочки, я не видлъ; она стояла на трон, смялась и весело хлопала въ ладоши. Не понимая, что могло доставлять ей такое удовольствіе, я взглянулъ внизъ и увидлъ передъ собою жрецовъ въ блыхъ одеждахъ: они лежали ницъ передо мною и касались пола лбами… Что все это значило? Я силился понять и не могъ, и стоялъ не шевелясь, схваченный страхомъ. Вдругъ, двочка, какъ-бы въ отвтъ на мою мысль, воскликнула: