Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Коллинз Мэйбл

— Я буду руководить тобою — вымолвила она. — Исполняй только въ точности мои повелнія, и тогда теб нечего будетъ бояться; повинуйся мн, и успешь во всемъ. У тебя подъ рукой — вс нужные элементы: въ этомъ храм — десять жрецовъ, обуреваемыхъ страстями; они созрли для служенія мн, и я утолю ихъ душевный голодъ. Тебя я удовлетворю, когда ты мн на дл докажешь мужество свое и непоколебимость, не раньше, ибо твои требованія превосходятъ требованія прочихъ.

— А кто дополнитъ списокъ двнадцати? — спросилъ Агмахдъ.

Она устремила взглядъ на меня и отвтила.

— Это дитя! онъ — мой, мой избранникъ, мой возлюбленный слуга. Я буду учить его, а черезъ него — и тебя.

Глава X.

— Скажи

Каменбак, что мн извстно его завтное желаніе, и что оно исполнится; но для этого ему необходимо произнести роковыя слова. — Агмахдъ склонилъ голову и, повернувшись, молча покинулъ святилищ. Я снова очутился съ ней одинъ на одинъ, все продолжая смотрть на нее; она подошла ко мн и въ упоръ уставилась на меня своими грозными очами. Вдругъ она пропала, а вмсто нея, на томъ мст, гд она стояла, появился золотистый свтъ, который постепенно превратился въ чудный предметъ, какого я до сихъ поръ еще никогда не видалъ. То было развсистое дерево, густая листва котораго свшивалась внизъ, подобно роскошнымъ волосамъ; тамъ и сямъ, среди втокъ его, покрытыхъ большими пучками цвтовъ огненныхъ оттнковъ, порхало множество веселыхъ птичекъ съ блестящимъ золотистымъ опереніемъ, При вид ихъ у меня зарябило въ глазахъ, и я громко вскрикнулъ отъ восторга:

— О; дай мн одну изъ этихъ пташекъ, чтобы она летала среди моихъ растеній и жила бы на нихъ, какъ на этомъ дерев! — взмолился я.

— У тебя ихъ будутъ сотни, которыя станутъ любить тебя, цловать въ уста и клевать у тебя изо рта; а со временемъ я теб дамъ садъ, въ которомъ будетъ расти вотъ такое же дерево и вс птицы небесныя полюбятъ тебя. Но для этого ты долженъ повиноваться моимъ приказаніямъ. А теперь заговори съ Каменбакой и вели ему войти въ капище.

— Входи — сказалъ я — пусть войдетъ Каменбака.

Онъ вошелъ и остановился у входа во внутреннюю пещеру. Въ то-же мгновеніе дерево исчезло, и я увидлъ передъ собою мрачное видніе съ его хищнымъ взглядомъ и разввающейся сверкающей одеждой; глаза его были устремлены на жреца.

— Передай ему, — медленно заговорило оно, что его завтное желаніе сбудется; онъ хочетъ любви и получитъ ее. Вокругъ себя, въ храм, онъ видитъ лишь холодныя лица и чувствуетъ, что сердца жрецовъ охладли къ нему; а ему хотлось бы видть ихъ у своихъ ногъ, поклоняющимися ему, ползающими на колняхъ, на все согласными рабами. Такъ оно теперь и будетъ, ибо, отнын, онъ возьметъ на себя обязанность, лежавшую до сихъ поръ на мн, заботу объ удовлетвореніи ихъ похотей, а они, взамнъ этого, поставятъ его на пьедесталъ, выше котораго буду лишь я одна. Достаточно-ли высока награда.

Эти послднія слова были произнесены ею тономъ глубочайшаго пренебреженія, и на ея страшномъ лиц я прочелъ презрніе къ ничтожнымъ, узкимъ предламъ его честолюбія; но въ моей передач всякая язвительность пропала изъ ея рчи. Каменбака склонилъ голову, и лицо его загорлось огнемъ какого-то страннаго упоенія.

— Да! — отвтилъ онъ.

— Такъ произнеси же роковыя слова!

Лицо его мгновенно исказилось выраженіемъ смертельной тоски; онъ упалъ на колни и, поднявъ высоко надъ головой вытянутыя руки, проговорилъ:

— Отнын я никого не люблю, хотя самъ буду любимъ всми! — Созданіе тьмы устремилось къ нему и коснулось рукой его головы, говоря: — Ты — мой!

Она отвернулась отъ него; на лиц ея стояла усмшка, мрачная и холодная, какъ сверный морозъ. Мн показалось, что по отношенію къ Каменбак она была наставницей и руководительницей, тогда какъ съ Агмахдомъ она обращалась, скоре, какъ царица съ главнымъ любимцемъ, какъ съ могущественнымъ человкомъ, котораго она и цнила и боялась.

— А теперь, дитя, — обратилась она ко мн: — теб предстоитъ дло. Въ этой книг — завтныя желанія, самыя сердца жрецовъ, которыхъ я предназначила себ въ рабы. Возьми ее въ руки и унеси съ собой. Рано утромъ, какъ только проснешься, Каменбака придетъ къ теб, и ты прочтешь ему первую страницу

въ ней. Справившись съ первой задачей, онъ снова появится у тебя рано по утру, чтобы ты прочиталъ ему вторую страницу, и такъ дале, пока не будетъ прочтена вся книга. Передай ему мои слова, и пусть онъ никогда не отчаивается при вид затрудненій, ибо по мр того, какъ онъ будетъ преодолвать ихъ, его власть все будетъ расти, а когда все будетъ исполнено, онъ станетъ выше всхъ… А теперь теб нуженъ отдыхъ: ты утомился, и я не хочу, чтобы жрецы причиняли теб вредъ, такъ какъ ты долженъ вырасти сильнымъ, мощнымъ, достойнымъ моей милости.

Я повторилъ ея слова жрецу, стоявшему у входа, скрестивши на груди руки и такъ низко опустивъ голову, что я не могъ видть его лица. Когда я кончилъ, онъ поднялъ ее и произнесъ:

— Повинуюсь! — Лицо его еще носило слды того страннаго огня, который я видлъ на немъ передъ тмъ.

— Вели ему удалиться и послать сюда Агмахда, — приказала она. Выслушавши эти слова, онъ спокойно вышелъ вонъ; его движенія ясно свидтельствовали о томъ, что онъ ничего, кром тьмы, здсь не видалъ. Минуту спустя, Агмахдъ стоялъ ужъ у входа. Женщина приблизилась къ нему и опустила руку на его лобъ; при этомъ прикосновеніи Агмахдъ улыбнулся, а я увидлъ на голов его внецъ.

— Онъ будетъ твоимъ, — проговорила она. — Передай Агмахду, что на земл есть только одинъ внецъ выше этого, но того онъ и самъ не захотлъ бы носить. Ну, теперь крпко обхвати книгу руками и вели ему взять тебя на руки и отнести на твое ложе.

Пока я повторялъ ея слова, она подошла ко мн и коснулась моего чела; охваченный глубокой, сладкой истомой, я усплъ только подумать, что слова, вроятно, замираютъ на моихъ устахъ, но повторить ихъ я ужъ не былъ въ состояніи: все исчезло передо мною, и я заснулъ.

Глава XI.

Проснулся я уже среди благо дня, чувствуя, что спалъ долго и крпко. Я съ удовольствіемъ обвелъ глазами растенія, наполнявшія мою комнату и длавшія ее похожей на садъ. Вдругъ, взглядъ мой упалъ на стоявшую посреди кельи фигуру и остановился на ней: то стоялъ на колняхъ, низко опустивъ голову, жрецъ. Я узналъ Каменбаку. При слабомъ звук, вызванномъ движеніемъ съ моей стороны, онъ поднялъ голову и взглянулъ на меня. Тутъ я обратилъ вниманіе на лежавшую рядомъ со мной открытую книгу, первая страница которой приковала къ себ мои взоры; на ней стояли слова, начертанныя блестящими буквами, которыя я и принялся машинально читать вслухъ. Вдругъ, я запнулся и остановился: я прочелъ все, что было написано демотическимъ письмомъ, а дальше шли іероглифы. Я посмотрлъ на жреца, лицо котораго загорлось дикимъ торжествомъ.

— Сегодня-же будетъ онъ цловать мои ноги! — воскликнулъ онъ. — Затмъ, уловивъ мой недоумвающій взглядъ, онъ спросилъ:

— Ты все прочелъ?

— Все, что сумлъ, — отвтилъ я, а остальное написано какими-то странными, непонятными для меня буквами.

Онъ тотчасъ-же всталъ и, не оборачиваясь, вышелъ изъ комнаты. Я снова возвратился къ только что прочитанной мною страниц книги, чтобы еще разъ взглянуть на такъ странно взволновавшія его слова; но и они тоже теперь были мн непонятны: они обратились въ іероглифы, на которыя я смотрлъ съ досадой, такъ какъ ничего не могъ припомнить изъ того, что прочелъ, и ломалъ себ голову надъ этимъ страннымъ явленіемъ. Наконецъ, я утомился и опять заснулъ, положивъ голову на открытыя страницы мистической книги. Я впалъ въ глубокій сонъ безъ сновидній, отъ котораго проснулся внезапно, испугавшись какого-то шума. Въ моей комнат стояли двое молодыхъ жрецовъ, принесшихъ мн молока и явствъ. Если-бы не мой страхъ, я бы не могъ удержаться отъ смха, при вид того, какъ они, подавая мн блюда, всякій разъ преклоняли колни передо мною, деревенскимъ парнемъ. Я полъ, и они покинули меня. Но я не долго оставался одинъ; занавсь поднялась, и при вид вошедшаго въ мою комнату человка, я разсмялся отъ удовольствія: то былъ садовникъ Себуа.