Идолопоклонница
Шрифт:
— И все-таки хорош, да?
Женя прижалась к его все еще оголенной спине:
— Хорош, еще как хорош! Но если бы ты знал, как хорош оригинал!
Дима повернулся, искрящимися глазами посмотрел на нее, улыбнулся радостно, как ребенок:
— Вот знаешь, детка, за что я тебя так люблю? Умеешь ведь сделать приятное, умеешь! Не то, что некоторые!
Женя прижалась к нему в надежде, что в порыве нежности он хоть на пять минут забудет о времени, о делах, о жене. Так хотелось сказать ему: 'Димочка, миленький, ну зачем она тебе? Я ведь лучше, ты же сам тысячу раз говорил, что я лучше. Так останься же со мной!' Но нет, нет. Ей нельзя это говорить. Нужно ждать. Пока он сам все
Но как же ей хотелось, чтобы в один прекрасный день Дима прибавил к своему обычному 'Детка, ты прелесть!':
— Знаешь, милая, она мне конкретно надоела. Я решил окончательно — остаюсь с тобой.
Все ждала. И верила — этот день непременно настанет. Потому что они созданы друг для друга. Потому что если бы это было не так, ей не удалось бы заинтересовать его. Даже столь неординарным способом, к которому она вынуждена была прибегнуть. Ведь и без нее у Димочки были миллионы поклонниц, и все, как одна, готовые ради кумира на все. В лучшем случае ей удалось бы разве что буквально на одну встречу привлечь его внимание, на один-единственный разок. Но ведь они вместе уже целый год, значит, Дима к ней явно неравнодушен, он любит ее. Да и как же может быть иначе — ведь они созданы друг для друга! Только мужчины понимают это обычно гораздо позже женщин. Видимо, в силу чрезвычайно жестокого прагматизма, заложенного в них от природы.
Дима был уже одет. Значит, сегодня продолжения не будет, поняла Женя. Оставалось только внести последние штрихи в его звездную внешность, своеобразную защиту от бабушек-старушек, с утра до вечера дежуривших на скамеечке у подъезда, и можно было идти. Женька собственными руками натянула на Городинского дурацкую кепку, спрятав под нее шикарные золотистые кудри любимого, нацепила на него очки и рассмеялась:
— Тебя же родная мама в таком виде не узнает! Видишь, как я здорово придумала!
Да, с маскировкой — это была ее идея, и идея довольно действенная. Но разве тогда, предлагая Диме эту маскировку, она рассчитывала, что он будет пользоваться ею так долго? Ведь так надеялась, что уже вскорости после начала их романа Димочка разведется со своей Петраковой и уже ни от кого не надо будет скрываться за этой дурацкой кепкой, купленной на Черкизовском рынке, за ужасными очками, неизвестно каким образом обнаруженными в ее родном доме среди залежей всякой ерунды на антресолях.
Господи, как давно это было! Целый год прошел! И спустя год он уходит точно так же, как в первый день. Уходит, он всегда уходит! Женя прижалась к Городинскому, как в миг разлуки перед вечностью. Ее голова едва доставала ему до груди — такой высоченный, такой статный. И правда — не мужчина, мечта. Самая настоящая мечта! И Женя, простая скромная женщина, имеет к этой мечте весьма не условное отношение. Пусть не является Диминой законной супругой, но ведь и не разовая девочка! Да и на роль девочки она уж как-то совсем не подходит. Что ни говори, а возраст… Ах, как быстро мелькают годы после двадцати! Кажется, только вчера окончила институт, а уже двадцать семь…
А ведь вокруг столько молоденьких соперниц! И каждая норовит отнять лакомый кусочек, каждая мечтает прикоснуться к небесному светилу на земле! Ох, тут ведь не расслабишься, тут нужно быть все время в форме. Потому что мало выглядеть хорошо, нужно выглядеть очень хорошо! Чтобы не захотелось Димочке посмотреть в другую сторону, чтобы каждую минуточку знал, помнил, что у него
— Димуля, — простонала Женя, прижавшись в последнем порыве к любимому.
Тот добродушно похлопал ее по спине:
— Всё, всё, детка, я опаздываю. Давай, выводи меня из этой берлоги.
Женя набросила на себя плащ, обула туфли на голые ноги: Дима не дал ей времени надеть колготы, да и зачем? Женя же только проводит его до машины, и тут же вернется домой.
Они едва успели спуститься на полпролета, как с ними поравнялся поднимающийся по лестнице мужчина. Женя без труда его узнала — Олег, Катин брат. О, значит у Сергеевых сейчас опять будет праздник тысячелетия! Детвора заколготится вокруг дядьки, Катька, как всегда, повиснет на его шее, не умея скрыть восторга.
— Добрый день, — простодушно поздоровалась она с едва знакомым человеком.
— Здравствуйте, Женя, — приветливо ответил Зимин.
И тут вдруг что-то произошло.
— Какая же ты дрянь! — вдруг истерически завопил Городинский. — Так вот почему ты так настаивала! Я тут ни при чем, я знать не знаю эту женщину! Она обманом меня сюда затащила!
Женя ошарашено глядела на любимого и ничего не понимала. В чем дело, что случилось? Почему он так себя ведет? Почему визжит, как истеричная баба на базаре?!
Олег тоже выглядел удивленным. Правда, его, скорее всего, удивило несколько иное:
— Городинский? Нууу, дружочек, тебя в этом прикиде и не узнать. Даже Алина бы, пожалуй, не узнала. Женя, так это и есть ваш таинственный кавалер? Катя мне что-то об этом говорила, да только я и понятия не имел. Да, Дима, интересная у нас с тобой встреча получилась, ты не находишь?
Городинский опешил, замолчал, словно обдумывая ситуацию, в которую вляпался неизвестно как. Потом спросил растерянно:
— Так вы что? Не специально? Что, случайно, что ли? И я?..
Олег с кривоватой ухмылкой ответил:
— Ага. И ты, как последний идиот, сам себя выдал. Говорю же — я бы даже не догадался, что это можешь быть ты. В такой-то дурацкой кепке! А вот твой голос не узнать трудно. Да и машину твою срисовал чуть поодаль — ты ведь у нас любитель оригинального жанра, как ее не узнаешь, когда вся страна знает, на чем ты ездишь. Ну-ну. Передавай привет Алине. Впрочем, не утруждай себя. Я сам ей позвоню.
И, ехидно хихикнув, Олег преодолел последнюю лестницу и позвонил в соседнюю с Женькиной дверь.
Городинский, подхватив под руку Женю, предпочел ретироваться. До самой машины шел молча. Вернее, шагал километровыми шагами, так что Женьке приходилось бежать за ним вприпрыжку, ведь он с силой ухватил ее руку, зажал своим локтем, словно она в чем-то провинилась.
Едва оказавшись в машине, Дима рывком сорвал с себя дурацкую кепку вместе с очками, швырнул их прямо на пол: