Иду на перехват
Шрифт:
Я не ответил. Дятлов достал папиросу и закурил.
– В гражданку, слышал, собрался? Что ж, жалеть не будем. Случайные люди нам не нужны. Ишь, циркач, на гастроли приехал: нравится - пожалуйста, не нравится - до свидания. Черт с тобой, уматывай, меньше забот будет.
И Дятлов тяжелой походкой направился к выходу. Глухо хлопнула дверь.
Я встал, открыл кран и подставил под ледяную струю голову. Стало легче. Оделся и вышел на улицу. Солнце висело над сопками, размыв своими лучами их очертания. Они казались печальными и задумчивыми. Ветер гнал по небу рваные облачка.
На душе
Из задумчивости меня вывел автомобильный сигнал. Мимо промчалась санитарная машина, обдав клубами пыли. Когда пыль рассеялась, я увидел аэродром Так вот куда привели меня ноги!
За санитарной машиной пронеслась командирская "Победа", а за ней, завывая сиренами, - пожарные. На аэродроме стояла тишина. "Что-то случилось?", - мелькнуло у меня тревожное предчувствие.
Я побежал к стартовому командному пункту. У будки толпились летчики. Около них остановилась грузовая автомашина, и они в одно мгновение заполнили кузов. Из кабины вышел коренастый офицер и что-то сказал. Летчики неохотно стали спрыгивать на землю. Осталось человек шесть. Один из них, высокий, в шлемофоне, махал мне рукой. Это был Геннадий.
Я напряг силы, но машина тронулась. Она ехала мне навстречу. Когда до меня осталось метров пятьдесят, Геннадий забарабанил по кабине. Машина затормозила, и я прыгнул в кузов.
Геннадий был бледный как полотно. Я глянул на других. У всех подавленный вид.
– Что случилось?
– спросил я.
– Лаптев упал... В океан...
У меня внутри словно что-то оборвалось, и, чтобы не свалиться, я уцепился руками за борт. Ветер завывал в ушах, словно оплакивал моего друга. Лучшего друга! Геннадий шмыгал носом, часто сморкался и вытирал глаза.
– Может быть, катапультировался, - неуверенно сказал старший лейтенант Пчелинцев, техник самолета, на котором улетел Лаптев. Его слова заронили надежду.
– Как все случилось?
– спросил я.
– Говорили ему: не подходи к "дельфину".
Геннадий словно поперхнулся. Страшная догадка мелькнула в моем сознании, и надежда на Юркино спасение тут же развеялась. "Дельфин" улик не оставит. Океан широк и глубок. Попробуй найти на дне остатки самолета. Это понимал каждый летчик. И все же не верилось, что Лаптева нет больше в живых. Нет этого никогда не теряющегося, не унывающего человека.
Машина привезла нас на стоянку транспортных самолетов и вертолетов. На одном самолете уже работали двигатели, готовился к полету вертолет.
Геннадий разделил приехавших на две группы. Первая во главе с ним отправилась на самолет, вторая, куда вошел и я, - на вертолет.
Мы взлетели и взяли курс к океану. Он открылся нашему взору сразу же, как только вертолет перевалил гряду сопок. Один только вид его поверг нас в еще большее уныние. Пустынный, без конца и края, веющий могильным холодом. И, как всегда, по нему бежали и бежали к берегу сизые волны с пенистыми гривами. Я до боли всматривался через иллюминатор вдаль, отыскивая там красную точку. Если Юрка каким-то чудом спасся, он плывет в красной резиновой лодке, на нем красный резиновый жилет. А если он услышит гул самолета или заметит нас, зажжет сигнальную
Но ни дыма, ни лодки, ни какой-либо подозрительной точки... Ничего! Мертвая пустыня. Даже рыбацких шхун не видно.
Мы на вертолете шли по курсу "дельфина" с севера на юг, а другая группа на самолете - с юга на север. Летчики непрерывно держали между собой связь и информировали друг друга. Но пока ни тот ни другой никого и ничего не обнаружили.
Потом мы вернулись на свой аэродром, заправили вертолет горючим и взлетели снова. И снова под нами могучий и суровый океан Теперь мы шли восточнее курса "дельфина" и чуть было не попали в циклон. Вначале встречались перистые облака, потом слоистые и слоисто-кучевые, опускающиеся ниже и ниже. Вертолет наш стало бросать как щепку, и летчики вынуждены были повернуть обратно.
Солнце начинало опускаться к горизонту, скоро наступит темнота. Ночью поиски бесполезны. Хотя они были бессмысленны уже теперь. Это понимал каждый. Океан умеет хранить тайну.
Но судьба распорядилась так, как мы и не предполагали.
Наш вертолет держал курс к берегу, когда летчики с поискового самолета сообщили, что видят красную лодку и кружат над ней. Мы повернули к ним. Лица наши посветлели. И если до этого за несколько часов полета никто не обмолвился словом, то теперь заговорили все. Высказывали предположения, строили обнадеживающие догадки.
Я мало верил, что Юрка жив, а лодку могло просто выбросить взрывом из самолета... Но взгляд мой уже шарил по океану.
Показался наш поисковый самолет, и в ту же секунду техник Пчелинцев крикнул: "Вижу!"
Да, это была лодка. Красная. Юркина. Другой здесь и не могло быть.
Вертолет снизился и пошел над самой водой, поднимая клубы брызг. Лодка росла на глазах. Волны швыряли ее то вверх, то вниз, с гребня на гребень. Мы ждали, когда поднимется Юрка и станет махать руками, но в лодке никого не было видно. Страх за его судьбу снова овладел мною...
Вертолет приподнялся над водой, замедлил скорость и повис над лодкой. Теперь я увидел Юрку. Он лежал на дне лодки, распластав руки. Неужели мертв?!
Бортовой техник открыл люк и спустил трап. Юрка не пошевелился. Я подошел к технику.
– Разреши?
Он секунду подумал и, кивнув головой, обвязал меня для страховки веревкой.
Упругие потоки воздуха, нагнетаемые лопастями винта, ударили сверху и закачали меня вместе с трапом. Пока я спускался, лодку отогнало в сторону, и вертолет пошел следом за ней, неся меня и обдавая солеными холодными брызгами. Наконец трап попал в лодку, и я опустился в нее.
Лаптев лежал бледный и неподвижный, не подавая признаков жизни. Я положил руку ему на лоб; тогда он застонал и открыл глаза. Жив! Жив! Я обнял его и стал тормошить, стараясь привести в чувство. По он смотрел на меня бессмысленными глазами и что-то говорил непонятное, заглушаемое шумом мотора.
Я отвязал от себя веревку и опоясал ею друга. Подал знак тянуть.
Когда я поднялся в кабину, над Юркой уже хлопотал врач. Через несколько минут его привели в сознание, и он торопливо заговорил, будто боясь, что не успеет рассказать о случившемся.