Идущий
Шрифт:
Дини сжался, пытаясь побороть оцепенение и побежать. Летучая мышь, почти бесшумно вспоров воздух, спикировала на крестьянина, вцепившись в затылок. Теперь уже и самый мужественный из троих зашёлся криком. Он шарахнулся, сбив с ног одного из крестьян, споткнулся об него же и повалился на землю. Когда, несмотря на ужас, он догадался хлестнуть себя по затылку, летучая мышь уже отцепилась от него. Затем он увидел свои пальцы, кровь на них, и это вырвало из глотки новый крик.
Никто из них не видел, как мальчик побежал прочь. Теперь они думали только о себе. Летучая мышь пронзала светлеющий воздух, больше не пикируя ни на кого из них, но и этого оказалось достаточно. Она не могла лишить их жизни, несмотря, что у крестьян не было оружия, но сам факт того, что летучая мышь атаковала людей, бушующим пожаром испепелил их мужество напрочь. Когда самый храбрый из них попятился, забыв про мальчишку, двое других опередили его, постаравшись как можно быстрее выскочить из леса на открытое пространство.
Летучая мышь, покружившись ещё немного, полетела следом за мальчиком. Найдя его, сидящего на земле, тяжело дышавшего, но невредимого, существо повисло на ветке клёна, завернулось в крылья и замерло в своей излюбленной позе.
Спустя три часа Дини вышел из леса и впереди, на широкой равнине, увидел Лизию, первый город в своей жизни.
Всё это время, прежде чем покинуть лес, он шёл, машинально глядя себе под ноги, погружённый в собственные мысли, будто в транс. Мальчик думал о людях, по неясной причине пытавшихся забрать его с собой, и о летучей мыши, о том, что она сделала, когда крестьяне догнали его. Эти два разных направления переплетались между собой разноцветными прядями, создавали путаницу в голове, и мальчику приходилось разматывать их, отделять друг от друга. Проходить уже пройденный этап заново, проходить снова и снова.
Время от времени у себя в голове он слышал голос отца. Настойчивость, нашёптывал этот до боли родной голос, иногда нужна настойчивость, чтобы пройти очередной отрезок дороги. И Дини настырно пытался разобраться, почему так случилось. Пытался, потому что это было жизненно необходимо.
Крестьянами управляла корысть. Вряд ли в их семьях был кто–то болен. Они просто пытались схватить его, как разбойники хватают дорогой, редкий товар, который затем можно выгодно сбыть. Однако он, Дини, не был товаром. Зачем же они стремились похитить его? Крестьянин сначала поинтересовался, тот ли Дини мальчик, что вылечил жителя деревни. Неужели его дар и был тем самым редким товаром, который можно продать?
При этой мысли Дини стало нехорошо. Если бы его схватили, он не смог бы идти дальше, не смог одолеть свою дорогу. Не смог бы в конце этой дороги увидеть отца и мать. Как же ему быть? Наверное, найдутся другие люди, что захотят также воспользоваться им, как товаром. Значит, теперь он должен быть вдвойне осторожен. При этом он должен по–прежнему лечить людей, это — его дорога. Он не сможет пройти путь частично. Либо полностью, либо вообще никак. Он продолжит лечить, пусть это с каждым разом и будет увеличивать риск. Продолжит и в то же время позаботится о себе самом. Отец не раз говорил, если человек несёт людям добро, это не значит, что он ни при каких обстоятельствах не должен причинить кому–то зло. Если тебя прижали в угол, если угрожают твоим близким, ты не должен бездействовать по причине того, что не хочешь причинить зло этим людям.
Отец держал в доме меч, вещь запретная для крестьянина. Он не хотел бездействовать, если в его дом придёт зло. Он упоминал ту старую книгу Мира до Великой Катастрофы, говорил что–то про подставленную под удар врага щёку, говорил, что люди Прошлого не правильно понимали это место в старой книге. И хотя меч не спас его семью, отец наверняка сделал всё, что мог.
С алчных крестьян мысли Дини перескакивали на летучую мышь. Она осталась где–то позади, спавшая в висячей позе, но мальчик не сомневался, странное существо догонит его, как только воздух поблекнет из–за подкрадывающихся сумерек. Она спасла меня, думал мальчик. Если бы не летучая мышь, крестьяне схватили бы его. Несколько раз Дини пытался убедить себя, что мышь всего лишь кружила над людьми, потревоженная их криками и вознёй, и вовсе не делала ничего, что способствовало его бегству. Однако затем он вспоминал, как крылатая тварь вцепилась в голову одного из крестьян, и признавал, что это не так.
Почему–то этот явный признак того, что летучая мышь на его стороне, не успокаивал ребёнка. Даже от этой помощи по–прежнему отдавало чем–то зловещим, и Дини не мог найти причину.
То, что он видел собственными глазами, выглядело малореальным. Даже не все собаки — самые преданные человеку существа — бросаются на защиту. И уж тем более это не делают лесные твари. Даже преследование летучей мыши на протяжении долгих дней не казалось таким необъяснимым, как её атака на крестьян.
Замучавшись в поисках объяснений, Дини отстранялся от этих мыслей, но они возвращались вновь, и лишь появление города на горизонте прервало их окончательно. Воздух прогрелся, и картинка Лизии чуть подрагивала. С расстояния город казался беспорядочной грудой камней, совершенно безжизненной, пустой и неприветливой. Лишь присмотревшись, Дини заметил тоненький прерывистый поток людей и повозок с юго–западной стороны города.
Дини остановился. Затем сел, осознав, что пока не уверен, в какую сторону ему идти. Ноги ещё не ныли, но лишние минуты отдыха никак не повредят. Он вспоминал, что родители рассказывали ему о городах. Дини помнил многое, но все их слова рождали лишь смутные ассоциации. Город, говорили они, это как сразу двадцать–тридцать деревень. Это если средний город. Есть же такие, их, правда немного, которые превышают по численности и сотню деревень. Вот это у мальчика вообще не укладывалось в голове. Как они там помещаются? Неужели им не тесно? Такое количество людей в одном месте казалось абсурдом. И, главное, почему они не разделятся на деревни? Зачем толкаться на каком–то клочке, если вокруг достаточно земли?
Всё это было выше его понимания тогда и осталось сейчас. Ему нужно было подумать о другом. Идти ли в город или обойти его лесом? С одной стороны в Лизии наверняка есть больные, раз они встречались практически в каждой деревне. Скорее всего, их там больше, чем он может позволить себе вылечить. С другой стороны повышался риск встретить людей подобных крестьянам из последней деревни. Эти сомнения заставили мальчика сидеть почти полчаса на земле, прогретой солнцем, и он незаметно для себя задремал.
Когда проснулся, солнце, достигнув зенита, припекало вовсю. Однако сомнения остались прежними. И тогда Дини решил представить себе, как бы поступил на его месте отец.
Не бойся трудностей, прошептал голос. Они — часть настоящей дороги. В городе есть люди, которым ты сможешь помочь. Их слишком много? Не переживай, помоги тем, кому получится, и не терзайся, что не охватил всё. Есть шанс встретить плохих людей? Конечно, оставив город в стороне, ты избегнешь встречи с ними, но тогда ты не поможешь никому, и, быть может, чья–то жизнь прервётся. Выбери в пользу других, нуждающихся в тебе, и ты выберешь в пользу дороги.
Дини поднялся. Поправил котомку за спиной и двинулся к городу.
Первое, что поразило Дини ещё прежде, чем он увидел дома и улицы, было изобилие запахов. Здесь не было той свободы для ветра, и запахи застаивались, концентрировались. Не было также свободы для запахов леса и сена. Их подминали десятки других. И они, если даже мальчик угадывал их, имели некое своеобразное отличие. Его обоняние уловило запах навоза, разогретых солнцем камней, из которых состояли стены, аромат только что приготовленных лепешёк, исходивший откуда–то из чрева города. Запах скота и пёстрый запах человеческой одежды. Были и другие, совершенно незнакомые. Большинство из них принадлежали к запахам снеди.