Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Ну да, ты же у нас святой! — скривил рожу Пырятин. — Или забыл, как сам хотел первым влезть на девку? Насилу тебя упросил пропустить меня вперед!
И сбежала она по твоей вине! Не промахнись ты из самострела — не пришлось бы нам плутать по лесу!
— Что, будешь корить меня за сей промах до конца дней? — обиделся на приятеля Филин. — Ну и дерьмо же ты, Пыря!
— Не большее дерьмо, чем ты! — огрызнулся Пырятин. — Гляди лучше по сторонам! Не отыщем девку — хозяин спустит с нас семь шкур!
Бранясь и сквернословя, разбойники проследовали мимо сидящих в засаде беглецов и скрылись в глубине чащи.
— Сдается мне, я знаю, что делать! — обернулся к спутнице Орешников. — Подожди меня здесь, панна. У нас будут лошади!
— Что ты надумал? — насторожилась Ванда.
— Увидишь! — боярин выбрался на тропу и, достав из поясной сумки волосяную бечеву, натянул ее меж двух деревьев на высоте чуть выше конской головы. — Настигну татей и заставлю их погнаться за мной.
Я пробегу под бечевой, они же зацепятся за нее головами и слетят с коней. А дальше попробую их одолеть! Ты только не высовывайся из кустов. С одним кинжалом ты много не навоюешь, а вот жизнь можешь потерять…
Ванда хотела поспорить с ним, но боярин не принимал возражений. Прежде чем его спутница успела что-либо вымолвить, он поспешил вдогонку за разбойниками.
Девушка осталась одна. Затаившись в зарослях, она чутко вслушивалась в звуки леса. Вначале было тихо, но вскоре чаща огласилась конским топотом и воплями.
Спустя мгновение на лесной тропе показался Орешников, бегущий во все лопатки. За ним неслись верхом Филин и Пырятин.
Действуя по своему замыслу, боярин пробежал под натянутой меж деревьями бечевой. Как он и рассчитывал, не заметившие ее тати угодили в западню.
Скакавший первым Пырятин налетел кадыком на незримое в лесном сумраке препятствие и вылетел из седла. Двигавшийся следом Филин попытался остановить коня, но разгорячённая лошадь взбунтовалась и, встав на дыбы, сбросила наездника.
Прежде чем тати пришли в себя от падения, Орешников обнажил саблю и ринулся в бой. Ударившийся головой о землю Пырятин никак не мог встать на ноги, и это хорошо помогло московиту.
Но Филин и в одиночку был опасным врагом. Прежде чем Орешников добежал до него, он успел подняться с земли и обнажить меч. Сталь ударилась о сталь, высекая искры, звон клинков и яростные возгласы разорвали в клочья сонную лесную тишь.
Орешников не ожидал от грузного душегуба такого проворства. Выпучив глаза, оглашая лес громким совиным криком, Филин обрушивал на него удары, кои московит едва успевал парировать.
Но еще хуже было то, что лежавший до сих пор без движения Пырятин наконец в себя и, кряхтя, встал на ноги. Видя, что Филину своими силами не одолеть московита, тать решил помочь другу.
Вытащив из ножен тесак, он двинулся в обход дерущихся с тем, чтобы незаметно подобраться к боярину сзади и нанести ему удар в спину. Этого Ванда никак не могла позволить. Не думая об опасности, девушка выбежала из своего укрытия на тропу.
— Эй, кривая морда! — крикнула она Пырятину. — Не меня ли ищешь?
Тать обернулся на голос, и в его прищуренных глазах вспыхнул злой огонь.
— Тебя, красавица! — гнусно осклабился душегуб. — Мы, помнится, с тобой не договорили! Прими же мою любовь!!!
Ревя от ярости, он взметнул над головой тесак и понесся к Ванде, чтобы зарубить ее. Занятый схваткой с Филином, Орешников, при всем желании, не сумел бы ей помочь. Спасти Ванду могло лишь чудо.
Она выставила перед собой кинжал в надежде отразить им удар противника, хотя и слабо верила в то, что ей это удастся. Собственная гибель казалась девушке неизбежной, но Небо распорядилось ее судьбой по-иному.
Не добежав до Ванды пары шагов, разбойник запнулся ногой о придорожный корень и рухнул, сбив ее с ног. Его тесак прошел мимо цели, а сам Пырятин нежданно напоролся грудью на острие корда, выставленного девушкой ему навстречу.
Несколько мгновений она с ужасом смотрела в изумленно выпученные глаза татя, потом сбросила его с себя. Пырятин пару раз дернулся и замер, уткнувшись лицом в траву.
Ванде хотелось встать, но ноги были ей неподвластны. Она как зачарованная глядела на мертвое тело, не веря в то, что убила врага…
Орешникову наконец удалось окончить поединок. Забыв об осторожности, Филин сделал неверный замах мечом, и московит сполна воспользовался его ошибкой. Пригнувшись, он пропустил над собой удар, и прежде чем тать вернул клинок в защитную позицию, полоснул его саблей по животу.
Филин замер, не веря в то, что ему вспороли брюхо, и по привычке захохотал совой. Но в следующий миг из раны хлынула кровь, он покачнулся и, закатив глаза, осел наземь. Жить ему оставалось считанные минуты. Сорвав пучок травы, боярин оттер от крови саблю и вложил клинок в ножны.
— Как ты? — обратился он к Ванде. — Тяжело убивать с непривычки? Беру, панна, свои слова назад. Кабы ты меня послушалась и не отвлекла второго татя, мы ныне с тобой не толковали!
Я помыслить не мог, что толстяк окажется таким матерым рубакой! Присоединись к нему его дружок, мне едва ли удалось бы с ними справиться. Так что я — твой должник!
— Я не хотела убивать… — хриплым, плохо повинующимся голосом промолвила Ванда. — Он сам упал на корд…
— Как бы там ни было, ты спасла мне жизнь! — ободрил ее московит. — Но нам нужно уносить ноги из сих мест! Вслед за этими двумя могут придти другие тати!
Взяв девушку за локоть, московит помог ей подняться с земли. Колени у Ванды дрожали, но ей все же хватило сил устоять на ногах. Поймав за уздечки разбойничьих лошадей, Орешников обыскал их седельные сумки.
— Взгляни, не твои ли сапожки? — бросил он спутнице пару новых сапог, извлеченных из пожитков Пырятина. — По мне, так они должны прийтись тебе впору!
Не проронив ни слова, Ванда обулась. Видя состояние девушки, боярин не стал донимать ее расспросами. Подведя к спутнице лошадь, он помог ей взобраться в седло.