Идя сквозь огонь
Шрифт:
Но тогда за ней гнались тати, и девушке было не до заноз и порезов. Теперь же рана воспалилась, сделав невозможным ее дальнейший поход.
Доковыляв до ствола рухнувшего дерева, Ванда присела на него и, подвернув к себе ступню, попыталась вынуть занозу. Порез был глубоким и извлечь предмет, ставший причиной боли, ей никак не удавалось. Отчаявшись выдавить его из раны пальцами, девушка попыталась поддеть занозу острием отнятого у Пырятина кинжала. Однако ничего путного из сей затеи не выходило.
Поглощенная своим занятием, она не заметила, что из чащобы за ней следят чьи-то глаза. Пока Ванда тщилась избавиться от чужеродного предмета в ноге, незнакомец вышел из укрытия и приблизился к девушке сзади.
— Бог в помощь, красавица! — нежданно прозвучало у нее за спиной. — Могу ли я чем пособить?
Забыв о занозе, Ванда вскочила на ноги и обернулась на голос, выставив перед собой кинжал. В трех шагах от нее стоял худощавый парень, одетый в кафтан московского покроя.
Выглядел он так, словно сам блуждал по лесу не первый день. Его одежда хранила следы борьбы, а царапины на лице и руках свидетельствовали о том, что ему приходилось продираться сквозь густой подлесок Старого Бора.
Правый рукав его кафтана был оборван у плеча вместе с рукавом рубахи, и в прорехе виднелось голое тело. На левой щеке багровел свежий кровоподтек, в волосах застряли стебельки трав.
Серые глаза парня глядели весело, но без насмешливости, широкоскулое лицо лучилось приветливой улыбкой. Но Ванда, успевшая навидаться проявлений коварства и предательства, не поддалась на уловку чужака расположить ее к себе.
— Кем будешь, девица? — дружелюбно вопросил ее незнакомец. — Вот уж не чаял встретить в сей глуши христианскую душу!
— Сам-то кто будешь? — задала она встречный вопрос, продолжая держать перед собой оружие. — На доброго человека не больно похож!
— Что ж, пора мне представиться! — еще шире улыбнулся парень. — Я — боярин Григорий Орешников, стольник Великого Московского Князя!
— И что в сих краях делает слуга Москвы? — недоверчиво поинтересовалась Ванда, не сводя глаз с привешенной к поясу незнакомца сабли. — Московские земли лежат далеко на востоке!
— Верно, там они и лежат, — кивнул, продолжая улыбаться, московит. — Боюсь, ты все равно не поверишь моим словам.
— Так поведай о себе! — усмехнулась Ванда. — А я уже решу, верить тебе или нет!
— Изволь! — развел руками боярин. — Коли просишь — поведаю. Минувшей зимой Московский Владыка встречался в Самборе с вашим Королем.
Государю Унии пришлось по сердцу мое умение пускать стрелы, и он упросил Великого Князя оставить меня на полгода здесь, дабы я научил польских вояк управляться с луком.
Неделю назад полугодичный срок истек, и каштелян Прибыслав, под началом коего я наставлял в стрельбе жолнежей, отпустил меня в родные края. Да только все вышло не так, как мне хотелось.
Пару дней назад, проезжая через Старый Бор, я встретился с разбойниками. Меня стащили с коня и попытались убить.
С божьей помощью мне удалось отбиться. Двоих лиходеев я посек саблей, другие сами отступили.
Похоже, тати не ожидали отпор, и пока они приходили в себя, я дал деру в лес. Места сии мне незнакомы, и я порядком заплутал. Вот, пожалуй, и весь мой сказ! А ты здесь как очутилась?
— Так же, как и ты! — горестно вздохнула Ванда. — Видишь на мне кафтан королевского гонца? Я везла Самборскому Воеводе послание от Государя, но по дороге меня захватили в плен те же тати, что напали и на тебя!
— Дела! — покачал головой Орешников. — Как же тебе удалось вырваться из их рук?
— Господь помог! — ответила ему, не желая вдаваться в подробности, Ванда. — Двое разбойников отвели меня в лес, дабы зарезать, но мне посчастливилось вырвать у одного из них кинжал, и я пустилась наутек…
— Лихо! — уважительно причмокнул языком, боярин. — Видно, Господь и впрямь тебя любит! Слушай, раз ему было угодно свести нас в сей чащобе, выбираться из нее нам нужно вместе.
Что скажешь на это, панна? Или ты мне не доверяешь?
Ванда не сразу нашлась с ответом. Новый знакомый, столь нежданно вторгшийся в ее жизнь, не походил на негодяев, с коими ей давеча пришлось встречаться в дороге, однако сего было мало, чтобы принять его предложение.
Опыт последних дней научил девушку не доверять никому. Добродушие нового знакомого могло оказаться притворством, призванным ослабить ее бдительность.
— Боюсь, я буду плохой попутчицей, — вымолвила она, — со мной ты далеко не уйдешь!
— Оттого, что ты хромаешь? — вопросил Орешников. — Дай-ка поглядеть, что у тебя с ногой…
Не обращая внимания на кинжал в руках девушки, московит приблизился к ней с намерением оказать помощь.
Выбора у Ванды не было. Присев на ствол поваленного дерева, она протянула ступню новому знакомому.
— Худо дело! — сокрушенно покачал он головой, осмотрев рану. — Уж больно глубоко сидит заноза. И поддеть ее нечем. У тебя, чай, нет ни иглы, ни шила…
— Откуда им взяться? — пожала плечами Ванда. — Все мое отняли лиходеи!
— Кинжал ты мне тоже не одолжишь, — продолжил прерванную мысль Орешников, — мне остается лишь одно…
Пообещай, панна, что не ударишь меня кинжалом, сколь бы дивным ни показалось то, что я нынче сделаю!
— А что ты намерен делать? — задала ему непраздный вопрос девушка.
— Увидишь! — хитро подмигнул ей боярин. — Ну так что, даешь слово?
— Даю… — с трудом выдавила из себя Ванда.
— Вот и ладно! — широко улыбнулся Орешников. — Будет немного больно, ты уж потерпи!
Взяв в ладони узкую девичью ступню, московит поднес ее к глазам, словно прикидывая, как лучше взяться за дело, и вдруг впился зубами в края раны, словно упырь.