Идя сквозь огонь
Шрифт:
Казимир хромал, получив удар палицей по колену. Его доспехи были изрядно помяты, а сломанный плюмаж свисал со шлема крыльями мертвой птицы.
Не слаще пришлось и Рароху. Шестопер Наследника повредил ему левую смотровую щель, ухудшив шляхтичу обзор, и выбил один из кабаньих клыков забрала.
Но такие мелочи не могли обескуражить потомка Недригайлы, не раз выходившего победителем из подобных схваток. Повернув голову набок, чтобы лучше видеть неприятеля, он топтался перед Наследником, примериваясь для решающего удара.
Его упорство не осталось без
Возможно, Казимир сумел бы избежать встречи с буздыханом, но болтающийся плюмаж упал ему на смотровую щель, закрыв на миг обзор. Ослепленный нежданной завесой, Казимир наугад вскинул щит, пытаясь прикрыть голову от удара. Но было поздно.
Опередив его руку, глава буздыхана ударила Наследника по затылку. Казимиру почудилось, что на него обрушился целый мир с горами и океанами.
Перед глазами Принца вспыхнули сонмы звезд, ярких, словно солнце, затем их поглотила ночь, липкая и тягучая, как расплавленный шоколад. Шоколад? Отчего Казимир вспомнил о нем?
В мгновение перед его глазами пронеслась вся жизнь. Детство и юность, минувшие в Кракове. Турниры пажей, охоты. Молодая, смеющаяся матушка, крошечное личико новорожденной сестры, спеленутой шелками. Еще не седой отец на рослом испанском скакуне.
«И у тебя будет такой конь, мой мальчик!», «гляди, это твоя сестра Эльжбета, защищай ее, как положено рыцарю», «отменный выстрел, сынок, я горжусь тобой!»
Все светлые и яркие воспоминания Наследника вынырнули из глубин памяти, чтобы на миг озарить бездну, в которую ему суждено было упасть.
«Как глупо! — пронеслось напоследок в голове Принца. — Уйти из жизни, так ничего и не свершив!»
Больше он ни о чем не успел подумать. Наследника Унии по глотила тьма…
Видя падение Королевича, Бутурлин и Воевода бросились к нему со щитами, готовые встать между Принцем и его противником, если тот изменит клятве не добивать врага.
Но Рарох не посмел нарушить данное слово. Выбросив буздыхан за пределы круга, как того требовал обычай, он отошел к своим оруженосцам.
— Я выиграл поединок! — заявил шляхтич, избавившись от покореженного шлема. — Так что снимай, пан Кшиштоф, осаду с замка!
По его челу струями сбегал пот, на левой скуле кровоточила свежая рана. По хриплому дыханию рыцаря Дмитрий понял, сколь тяжко далась ему победа.
— Решение о снятии осады может принять лишь Королевич, — отрезал Воевода, — а не мы, его вассалы! Когда Принц придет в себя, мы вернемся к сему разговору, а пока оставим все, как есть!
— Что ж, я свою клятву сдержал! — хмуро усмехнулся потомок Недригайлы. — Поглядим, как вы сдержите свою!
Он велел подать коня и поскакал в замок. Подняв с земли щит и шлем господина, жолнежи устремились следом.
Склонившись над Принцем, Дмитрий освобождать его от доспехов. К счастью, Королевич был жив. Прижав к его шее ладонь, боярин почувствовал ток крови в жилах.
Шлем
Стон, вырвавшийся из уст Казимира, вызвал вздох облегчения у обоих секундантов. Встав на ноги, Воевода протрубил в рог, призывая на лекарей и жолнежей.
— Как мне теперь жить с сим позором? — скорбно покачал головой Воевода. — Сражаться с Рарохом за Самбор должен был я!
— Главное, что Королевич жив! — утешил его Дмитрий. — А с прочими бедами как-нибудь сладим. Как говорят на Руси: «были бы кости, а мясо нарастет!»
— Ты еще о мясе можешь думать? — поднял на него изумленный взор Воевода. — Моли лучше Господа, чтобы Наследник выжил!
— Помолюсь вместе с тобой, — ответил шляхтичу Дмитрий. — Ты только не сокрушайся раньше времени. Что-то подсказывет мне, что с Королевичем все обойдется!
— Твои бы слова да Богу в уши! — грустно вздохнул поляк. — Впрочем, что Господу молитвы схизматика?..
Стоя на замковой стене, Зигфрид фон Хоэнклингер наблюдал за поединком Рароха с Королевичем и морщился от досады.
Его раздражала горячность потомка Недригайлы, стремление рваться в битву там, где сего можно было избежать. Вот и сейчас он раздавал и принимал удары, бессмысленно рискуя головой.
Стихийная ярость Рароха лишала Тевтонца возможности направлять его в русло здравого смысла. Болеслав слушал лишь голос сердца, и тонкие игры ума, коими его пытался прельстить Слуга Ордена, были шляхтичу чужды…
Чем плоха была идея вывести на стену крепости дочь Корибута и потребовать у поляков в обмен на ее жизнь снять с Самбора осаду? Но Рарох, помешанный на кодексе чести, отверг совет куратора, предпочтя беспроигрышной игре схватку с польским Принцем, столь же бесшабашным, как и он сам…
На миг Зигфрид ощутил жгучее желание затворить ворота и не пустить шляхтича в Самбор, а стражникам велеть привести на гребень стены Эвелину.
Но в замке было около полусотни бойцов, верных своему предводителю, и, узнав о таком решении Тевтонца, они бы наверняка взбунтовались. Да и сам Рарох, как это ни печалило Слугу Ордена, пока еще был нужен шведам.
Без мятежного феодала, обратившегося за помошью к Шведской Короне, Король Эрик утратил бы повод для высадки на земли Литвы. А это значит, что Зигфриду придется терпеть строптивого варвара до тех пор, пока шведы не закрепятся в его владениях!
Подобная будущность отнюдь не прельщала Слугу Ордена, тем паче, что внук Недригайлы обращался с ним без должного почтения. Зигфрид стиснул зубы, вспомнив о том, как шляхтич толкнул его в грудь, обозвав тевтонской крысой!
А его последняя выходка, при воспоминании о коей крестоносец трясся от гнева? Выезжая из замка, Рарох обернулся в седле и во всеуслышание заявил, что если за время его отсутствия кто-либо причинит вред княжне Корибут, он спросит за это с Зигфрида!