Идя сквозь огонь
Шрифт:
К путникам, лишенным огня и крова, она была беспощадна, датчанин знал это, как никто другой.
Покинув затхлое помещение бойни, Харальд тут же оказался во власти пурги, бросающей в лицо пригоршни колючего, сухого снега. Закаленный северными ветрами, он невольно поежился, набрасывая на голову теплый шерстяной капюшон, — студеный вихрь пробирал до костей.
Бойня, где выпало трудиться датчанину, располагалась в предместье, и, чтобы заночевать у Ингрид, ему нужно было пройти полгорода.
Превозмогая
Иногда сквозь вой метели до Харальда долетали странные звуки, смутно напоминавшие звон оружия и лязг доспехов, но тут же уносились вдаль, подхваченные ветром. Казалось, в небесах кипела битва меж ангельской ратью и полчищами демонов, вознамерившихся прорваться в рай.
Миновав полосу открытой земли, Харальд вступил под сень городских ворот, зубчатые башни которых сливались с непроглядной чернотой вьюжного неба. На счастье путника, дубовые створы оказались не заперты, стража держала ворота открытыми, ожидая возвращения работников, трудившихся в предместьях Стокгольма.
За городской стеной ветер немного стих, утратив силу в лабиринте узких улочек и проходов, но было по-прежнему холодно. Зябко поежившись, Харальд вновь вспомнил о горячем ужине и дешевом, но крепком вине, коим его потчевала Ингрид.
Эта простодушная, милая женщина стала для бывшего пирата настоящим подарком судьбы. Не прошло и недели со дня их знакомства, а она настояла на том, чтобы Харальд переехал к ней вместе с детьми.
Долго упрашивать его не пришлось. Он и сам видел, что так будет лучше для них обоих: и сыновья будут под присмотром, и самой Ингрид помощь двух смышленых мальчишек в хозяйстве не будет лишней. Да и деньги, которые Харальд отдавал одной скупой карге за пользование ее лачугой, он теперь мог приносить в семью…
…Да, именно в семью. Датчанин поймал себя на мысли, что он именно так называет свой союз с полюбившей его женщиной. Харальд сам не мог понять, почему Ингрид предпочла его прочим завсегдатаям харчевни, среди которых было немало состоятельных бюргеров. Но ей запал в сердце бедный скиталец с двумя детьми в довесок, и она, похоже, не жалела о своем выборе.
Ингрид оказалась заботливой женой, и Харальд впервые за долгие годы почувствовал себя дома. За сорок прожитых лет его впервые любили.
Хельга, кою он боготворил, никогда не испытывала к нему любви, она лишь позволяла ему любить себя. Ныне же он был на седьмом небе от счастья. В зачерствевшей душе датчанина стало просыпаться чувство, которое он сам почитал для себя давно утраченным.
Оно согревало
…Но тепло обладает расслабляющей способностью и заставляет забывать об опасности. Забыл о ней и Харальд, но опасность не забыла о нем.
Узкая, извилистая улочка, ведущая к дому Ингрид, не внушала бывшему пирату опасений. Она выглядела мирно и уютно. Здесь почти не были слышны завывания ветра, а масляные фонари над дверями домов слегка покачивали слюдяными головами, словно приветствуя позднего гостя.
Улыбаясь своим мыслям, Харальд ступил на изъеденную рытвинами мостовую и двинулся вдоль редких, тускло горящих фонарей и скрытых за дубовыми ставнями окон.
Он дошел до середины улицы, прежде чем понял, что здесь его поджидает смерть. От одной из стен отделилась рослая фигура и торопливо двинулась навстречу датчанину.
Ширина ее плеч и косолапая походка не оставляли сомнений в том, что это — Рыжий. Ухмыляясь, он остановился в трех шагах от Харальда и вынул из ножен широкий мясницкий тесак.
В тот же миг за спиной у датчанина загремели шаги, и из переулка, отрезая Харальду путь к отступлению, выбежали дружки верзилы.
У одного из них в руках тускло блестел разделочный топорик, у другого — длинный нож. Годы войн и пиратства научили датчанина трезво оценивать степень опасности, и он мгновенно
понял, насколько невелик его шанс остаться в живых.
Будь у Харальда меч или хотя бы тесак, как у Рыжего, он отбился бы от врагов, но городские законы запрещали тем, кто не имел статуса горожан, владеть оружием длиннее поясного ножа.
Датчанин носил за голенищем нож, острый, как бритва, но, увы, недостаточно длинный, чтобы на равных противостоять клинкам подмастерьев.
Сопя, как рассерженный вепрь, Рыжий рванулся в атаку. Помощи Харальду было ждать неоткуда, да он ее и не ждал. Проскользнув под гибельным лезвием тесака, датчанин сходу вогнал клинок в брюхо неприятеля и, продолжая движение, потянул нож за собой.
Верзила осознал, что с ним случилось, лишь тогда, когда на ноги ему выпали внутренности. Взвыв нежданно тонким голосом, он попытался удержать их руками, но силы его покинули, и он упокоился в луже собственной крови.
Второй подмастерье не понял урока и повторил попытку убить Харальда с тем же результатом. На сей раз датчанин не стал уклоняться от его удара, а сработал на опережение. Отбив ножом выпад противника, он перерезал ему сухожилия руки, сжимавшей оружие, и, прежде чем враг отпрянул назад, вогнал клинок ему в горло.