Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Мог ли я поступить иначе? — пожал плечами Демир-эфенди. — Я умею ценить добро и быть благодарным! А услуга, кою ты мне оказал, защитив от гнева соплеменников, и вовсе бесценна!
— Что ж, воздавать за добро добром — верный путь, — не мог не согласиться с ним Дмитрий. — Тот, кто платит за доброе вероломством, загоняет себя в угол…
— Как ты сказал? — с улыбкой обернулся к нему турок. — Загоняет в угол? Нужно будет запомнить сии слова. Мне хотелось бы в совершенстве овладеть речью московитов. Это позволит лучше разуметь ваших купцов в торговых переговорах!
— Только в торговых? — вопросительно склонил голову набок боярин. — Как по мне, толковать можно и о многом ином!
— Воистину так! — причмокнул языком новый знакомый. — Но у каждого, как говорят ваши жрецы, своя епархия. Я — купец и не вижу зазорного в том, что у моего сословия на первом месте — торговля.
Скажу больше. Пока Владыки разрушают мир войнами, торговый люд делает все, дабы сохранить его в целости. И, в отличие от бранных трудов, наши усилия приносят народам лишь пользу!
В то время, как Польский Король и Султан Высокой Порты силой оружия спорят за южные земли, я везу красавицам Унии шелка и бархат, а турчанкам поставляю вожделенный янтарь.
Разве не благородно нести людям радость? Да если бы Князья мира сего мыслили так, как я, войны бы и вовсе прекратились!
— Едва ли… — задумчиво промолвил Бутурлин. — Боюсь, купцам не помирить дерущихся Владык. Раз рынки приносят хозяевам земли доход, Князья будут биться и за них.
Та же Османская Порта обрела свое могущество, захватив торговые пути, ведущие в Сирию и Египет, Алжир и страны Магриба…
— Что ж, не могу не согласиться с тобой! — развел руками Демир-эфенди, — однако правители и купцы завоеванных земель не остались в накладе.
Власть Султана обеспечила там твердый порядок, укротив местных тиранов, победила мздоимство и грабеж. Под сенью знамен Порты торговое сословие сих стран благоденствует!
— Но благоденствует ли там простой люд? — вопросил собеседника Дмитрий. — Те, кто сеют и жнут, трудятся в городах? Насколько мне ведомо, Султан Селим удвоил налоги, а иноверцев обязал платить налог на Веру…
— Такова плата за спокойную жизнь! — широко улыбнулся Демир-эфенди. — Может, сей налог и не радует иноверцев, проживающих на землях Порты, но мусульмане хотя бы не истребляют их, как поступали с моими собратьями во время крестовых походов католики.
К тому же, можно избавляться от налога на Веру, приняв Ислам. В конце концов, разница меж нашими религиями не столь велика, как о том принято говорить.
Хоть мы и не воздаем пророку Исе божественных почестей, как вы, христиане, однако в нашей Вере он — уважаемый святой, чье имя поминается при богослужении наряду с именами других пророков…
— Что-то не больно ты похож на турка, — вмешался в беседу отмалчивавшийся до сих пор Харальд.
— По-твоему, турок должен выглядеть, как Халиль или Мустафа? — со смехом кивнул на своих чернобородых слуг Демир, сам русый и сероглазый, как сидящий напротив него Бутурлин. — В старые времена мои соплеменники были все подобны мне видом!
Арабы, смешавшись с моим народом, принесли ему свет Истинной Веры, но, увы, немного испортили нам кровь! Посему на рынках Стамбула так велик спрос на белокожих, златокудрых рабынь. Мой народ желает вернуться к своим истокам!
— Угнетением других счастья не добудешь! — покачал головой Дмитрий. — И жажда наживы к добру не приведет. Господь Иисус, коего вы почитаете, как пророка, говаривал, что проще верблюду пройти в игольные уши, чем богатому попасть в рай.
— Пророк Мухаммед, коему Всевышний дал закончить Учение, тоже приветствовал бедность, — улыбнулся Демир, — однако же он говорил: «не засматривайтесь глазами своими на богатства, коими мы наделили некоторые угодные нам семейства»!
— Вот потому-то мне наша Вера и милее! — ответствовал турку Бутурлин. — Едва ли будет честно одним запрещать стяжательство, а другим потакать в нем!
На лицо Демира-эфенди набежала тень. Казалось, слова московита его оскорбили, и, почуяв перемену в настроении господина, Халиль и Мустафа незаметно потянулись к оружию.
В ответ Бутурлин и его спутники тоже взялись за сабельные рукояти, не спеша обнажать клинки. Под низкими сводами харчевни повисло напряженное молчание.
— Нет, московит, ты неверно меня понял! — рассмеялся, поняв, что беседа может закончиться кровопролитем, Демир-эфенди. — Я вовсе не желал ссоры с тобой!
Будь на моем месте ученый толкователь Корана, он сумел бы развеять твои сомнения в истинности моей Веры. Но я — лишь купец, не искушенный в вопросах богословия, посему мы оставим наш спор. Скажи лучше, кого вы ищете в Поганине?
— Негодяя, похитившего невесту Дмитрия! — выпалил, опередив боярина, Газда. — Одного из тех, кто некогда был частью моего народа, но затем изменил и ему, и Вере!..
— То есть, бывшего казака? — понимающе поднял бровь турок. — Таких в Поганине немало. Скажи, каков он с виду?
— Смуглый, горбоносый, с разорванным ухом и выжженной макушкой! — ответил за Газду Харальд. — Приходилось встречать такого?
— Что ж, я видывал человека с подобными приметами, — произнес, покопавшись в памяти, турок, — мы с ним вчера вместе въезжали в город.
Бывший разбойник по прозвищу Штырь содержит у северных ворот странноприимное заведение. Тот, кого вы ищете, остановился у него. Если не ошибаюсь, он носит прозвище Ловчий!
— Подходящее имя для охотника на людей! — гневно сверкнул глазами Бутурлин. — Что ж, прими мой поклон, Демир-эфенди. Надеюсь, у меня будет возможность отплатить тебе за твое добро!
— Не стоит благодарности! — улыбнулся в ответ турок. — Мир тесен. Может быть, и ты когда-нибудь окажешь мне помощь?..
Не теряя зря времени, Дмитрий и его спутники поспешили к месту, где обретался похититель Эвелины.