Идя сквозь огонь
Шрифт:
Тот полыхнул гневом, стал саблей махать! Но московит оказался проворнее. Выбил у него из рук оружие и сказал, что так можно головы лишиться!
Шляхтич заскрипел зубами, да что поделаешь, коли проиграл бой? Скрылся от срама в гостевой избе!
— Как звали того боярина? — с замиранием сердца вымолвила Эвелина. — Случайно не…
— Дмитрий Бутурлин! — с улыбкой закончил за нее Мышь. — Он назвал свое имя!
— И где это сталось?
— Далече от сих мест! — вздохнул провожатый. — Да и нет смысла туда добираться. Боярин, насколько
Признаться, я слыхивал от княжича историю вашей любви. Мой пан не раз поминал боярина бранным словом. Говаривал, что если бы не московский дикарь, ему было бы проще добиться твоей благосклонности…
— Скажи, когда вы виделись с боярином, ты уже знал о моем пребывании в замке Радзивилов? — подняла на Мыша испытывающий взгляд Эва.
— Вестимо, знал! — утвердительно кивнул он. — По-иному и быть не могло! Княжич Владислав отправил меня в Ординат, дабы я защищал тебя от происков Барбары. Как я мог не ведать о твоем плене?
— Тогда отчего ты не рассказал о том Дмитрию?! — с болью произнесла княжна.
— Вот так сразу? — лицо горбуна исказила грустная улыбка. — Мыслишь, я мог так легко изменить своему господину?
— Но ведь ты же…
— Изменил? — договорил за княжну он. — Верно! Однако принял сие решение не сразу. Остаток дороги до замка Радзивилов страдал совестью, думал о том, что негоже препятствовать вашему с боярином счастью. Но и предавать хозяина мне было не с руки…
Не нависла бы над тобой смерть, я, может, и не решился бы устроить твой побег…
— Отчего ты так верен Радзивилам? — полюбопытствовала княжна. — Разве они были добры к тебе?
— О, да! — хрипловато рассмеялся Мышь. — Погляди на мою рожу. На ней написано, сколько добра я от господ повидал!
Рубцов, оставленных плетью, не сосчитать, зубы — одни осколки. Сколько раз нос ломали, уж и не припомню. Не то, что кулак — сапог панский порой приходилось мордой ловить!..
— Тогда в чем причина твоей верности? — недоуменно воззрилась на Мыша Эвелина.
— В чем? — задумчиво переспросил он. — Да, пожалуй, в том, что покойный Князь Радзивил спас меня от плахи. За то я десяток лет хранил верность его роду…
Видишь, княжна, жизнь ко мне всегда была неласкова! — промолвил спутник Эвы, возвращаясь мыслью в былое. — я родился в крестьянской семье, жившей на землях, кои величают Белой Русью.
С младых лет мне пришлось познать тяготы своего положения: нужду и голод, глумление родни да неприязнь сверстников. Горбун в семье — дурная примета. Сказывают, если младенец рождается с сим уродством, значит, на роду лежит проклятье!
Никто не захочет родичаться с такой семьей, тем паче отдавать дочерей замуж за братьев горбуна. Кому же охота, чтобы проклятие перешло с кровью на их внуков?
Родня на меня глядела косо, отец был неласков. Хотя в силе да выносливости я не уступал братьям и на соху налегал с тем же усердием, что и они, уважения ко мне от сего не прибавлялось.
Пока
— Продал?.. — не поверила своим ушам Эвелина. — Разве такое возможно?
— В мире многое возможно! — грустно улыбнулся ей Мышь. — Так я стал бродить по ярмаркам, народ веселить. Научился плясать, кувыркаться, играть на дуде и волынке!..
— Да, на волынке! — утвердительно кивнул он, заметив недоверие в глазах княжны. — Искусство невелико, но и его осваивать нужно!
Еще у меня открылся дар метания разного оружия: топориков, ножей, серпов. Знаешь, как скоморохи развлекают на ярмарках толпу?
Один становится у дощатой стены, а другой бросает в него клинки. По гримасам и ужимкам метателя его напарник должен понять, куда будет брошен очередной нож, и увернуться от него. Сие искусство сложнее, чем игра на волынке, но и платят за него зеваки втрое больше, чем за музыку и пляски…
За время, что я добывал сим способом пропитание, ни один из пляшущих у стены скоморохов не пострадал от моих ножей.
Какое-то дивное чутье подсказывало мне, куда повернется мой напарник, и клинки впивались в дерево, не задевая людскую плоть…
Однако и здесь меня не особо ценили. Как-то на ярмарке к нам явился купец, предложивший хозяину балагана мошну серебра за то, что тот позволит ему ударить меня дубиной.
Не знаю, как купчине такое взбрело в голову, но хозяин согласился, видимо, решив, что кошель серебряных ефимков окупит смерть горбуна.
Только я не стал покорно ждать смерти! Лег навзничь, уходя от замаха дубиной, и удар, способный сломать меня надвое, пришелся моему хозяину промеж ног!..
После такого представления остаться в балагане я не мог. Не купец убил бы меня вторым ударом, так хозяин, придя в себя, шкуру бы с живого спустил.
Довелось уносить ноги с ярмарки, а заодно из города, где она проходила. Какое-то время я жил в чащобе, питаясь лесными дарами, а затем набрел на разбойничий стан.
Вначале тати не приняли меня всерьез, но узрев мое искусство метать ножи, охотно взяли в шайку. Правда, свои навыки мне довелось использовать здесь по-иному, чем в балагане.
Там я старался не задеть напарника, здесь же, напротив, всаживал нож точно в сердце. Мне сдавалось, что мои жертвы так меньше страдают…
— Ты убивал мирный люд? — не сдержала возмущения Эвелина. — Как ты мог?!
— Да уж смог как-то! — хмуро усмехнулся, вспомнив былое, Мышь. — Иначе лихие люди не потерпели бы меня в шайке. Как молвят собиратели грибов: «назвался груздем, полезай в кузов»! Вот я и полез…
Провожатый Эвелины умолк, и какое-то время они ехали в тягостной тишине. Мышь жалел о том, что выдал княжне свою сокровенную тайну. Не знала, о чем говорить дальше, и Эва, открывшая для себя еще одну неприглядную сторону людского бытия.