Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Государь, остановитесь! — отчаянно закричала девушка, видевшая то же, что и московит. — Одна из стрел отравлена!
Но было поздно. Рука Монарха коснулась края колчана. Видя, что иного выхода у него нет, боярин выхватил из саадака лук.
Надрывно прогудев, пущенный им срезень ударился в стенку тула, вырвав его из рук Грюненберга. Испуганный криком Ванды олень громко фыркнул и скрылся в чаще. Рыча от досады, Ян Альбрехт швырнул лук о землю.
— Кто посмел стрелять в Государя? — заорал Тромба, бросаясь грудью на защиту своего Монарха. — Ты, что ли, московская рожа?!
Прежде чем Орешников успел ответить, Лешек и Збышек, стоявшие в оцеплении, навалились на него, как гончие на медведя, повергая наземь. Князь Томаш шагнул к ним, обнажив меч.
— Боярин не виновен! — отчаянно закричала Ванда, видя, что ее возлюбленному грозит смерть. — Он целился не в Государя, а в поданный ему колчан. Поглядите, одна из стрел вставлена в него острием кверху. Она, должно быть, напитана ядом!
После истории с закупоренными горшками мало кто из собравшихся относился к девушке всерьез, но Князь Томаш был не из тех людей, кои отвергают чужие слова, не проверив их.
Осмотрев выпавшие из колчана стрелы, он убедился в том, что одна из них и впрямь была обращена наконечником вверх. Коронер поднес ее к глазам, пытаясь разглядеть в свете костра следы яда на острие.
— Государь, а ведь панна права! — обратился он, закончив осмотр, к Яну Альбрехту. — Наконечник стрелы смазан ядом, от коего кровь застывает в жилах, словно студень!
Я узнал его по цвету, — Князь понюхал стрелу, дабы еще раз увериться в правильности своих выводов, — и, по запаху…
Сколь ни дивно поведение боярина, он спас вашу жизнь!
— Король, тебе известна моя меткость! — крикнул, вырываясь из рук молодых шляхтичей, Орешников. — Будь я убийцей, разве бы промахнулся?
— Немедленно отпустите моего гостя! — наказал сыновьям Тромбы Ян Альбрехт. — Нужно быть безумцем, чтобы усмотреть в его действиях злой умысел!
Ошарашенные Лешек и Збышек отступили от московита, и он поднялся на ноги, одаривая обоих презрительным взором.
— Но кто мог вложить в колчан отравленную стрелу? — сурово воззрился на своих вассалов Монарх. — Наверняка это сделал человек, участвовавший в охоте!
— В первую очередь нужно допросить того, кто подал Государю тул, — хищно прищурился Томаш. — Сдается мне, пан Игнатий, что это был один из твоих людей!
— Франек? — изумленно охнул старый шляхтич. — Не может того быть! Он всегда служил не за страх, а за совесть…
— Ну и где тогда твой совестливый слуга? — вопросил старика Коронер. — Найдите его немедленно!
Шляхтичи и егеря принялись искать толмача, но того и след простыл. Пока внимание Короля и его свиты было обращено к Орешникову, слуга пана Тромбы скрылся в густых зарослях.
— Зажечь факелы и прочесать окрестности! — властно наказал своим людям Князь. — Изменник не должен уйти!
В считанные мгновения в руках охотников запылали смоляные факелы, заботливо припасенные Тромбой, и рыцари, сев на коней, отправились ловить ускользнувшего от расправы татя.
— Дайте мне кто-нибудь лошадь! — вскричал, обращаясь к Коронеру, Орешников. — Я поеду с вами!
— И я тоже! — не пожелала отставать от других Ванда. — Прошу вас, Князь, возьмите меня с собой!
— Это панна разгадала вражий замысел положить в тул Короля отравленную стрелу, — сообщил Князю, уже сидя на конской спине, Григорий.
— Нет, панне придется остаться здесь! — остудил ледяным взором пыл девушки Томаш. — Она и так сделала для спасения нашей Державы больше, чем кто-либо иной!
— Но, Князь! — взмолилась Ванда.
— Кто-то должен остаться с Государем и охранять его, — пояснил свое решение Коронер, — мало ли, какие хитрости могут придти на ум недругам Унии.
Будет лучше, если рядом с Владыкой окажется человек, способный разгадывать их планы, — улыбнулся глава Королевской Разведки. — Берегите Государя, панна, а с прочими делами мы управимся сами!
Он дал шпоры коню, и отряд преследователей вылетел за пределы охотничьего стана. В лагере с Королем оставалась еще сотня воинов, коим предстояло сопроводить его в расположение войск.
Но Орешникова среди них не было, и Ванде стало больно до слез. Боярин вновь рисковал собой, а она, как и в прошлый раз, не могла быть с ним рядом…
— Господи, отчего мне так не везет! — прервал ее мысли полный горечи голос Тромбы. — Всю жизнь верно служил Государю, чтобы на старости лет дать приют его убийце!
— Слава Спасителю, Государь жив, — попыталась утешить старика Ванда, — и вас, пан Игнатий, никто не обвиняет в измене. То, что сталось с вами, могло произойти с любым из нас…
— Как я не разглядел врага? — сокрушался пожилой рыцарь. — Верно говорят, когда Господь хочет кого-то наказать, он делает его слепым и глухим…
Ты, панна, защищала Владыку, а я в старческой гордыне насмешничал над тобой. Ныне жизнь преподнесла мне урок, и я, старый дурень, хочу перед тобой повиниться…
— Не стоит извинений, пан Игнатий! — улыбнулась шляхтичу Ванда. — Все мы порой ошибаемся…
— Спасибо за доброту! — по-отечески обнял ее старик. — Пусть тебе, девочка, повезет в любви!…
— Надеюсь, повезет… — эхом отозвалась она. — Мне бы самой очень сего хотелось!
— Туман рассеивается, — досадливо покачал головой Михей, — передвигаться по дорогам вскоре станет опасно. Пока нас не приметили, княжна, нужно укрыться в лесу.
Эвелина не возражала, доверяя опыту проводника. Они свернули с тракта, и хмурый сосновый бор принял их в обьятия, укрыв от враждебных взоров.