Идя сквозь огонь
Шрифт:
От тех вещей, сгоревших в готландском пожаре, у датчанина остались лишь воспоминания. Но, как оказалось, не только у него…
— Что, вспомнил? — вопросил, прожигая его взглядом, фон Велль. — Думаю, та дама тоже все вспомнит, если тебя доставить в цепях ко двору Курфюрста. И тогда не жди легкой смерти: Владыка Бранденбурга весьма изобретателен по части казней!..
Впрочем, не обязательно увозить тебя из Стокгольма. За тройное убийство, совершенное тобой ныне, по городским законам полагается, самое меньшее, плаха.
Я не говорю о том, что станется с приютившей тебя вдовушкой, когда родственники погибших узнают, что та пригрела их убийцу. Они попросту сожгут ее дом!
Подумай также о детях. Что будет с ними, если тебя не станет?
Боюсь, смерть от голода — не самое страшное, что их ждет.
Они могут угодить в руки воров или, что еще хуже, негодяев, поставляющих уродцев ко дворам Владык. Твой младший сын как раз в том возрасте, когда из него можно сделать горбуна.
А старший… Карлик из него уже не выйдет, но можно придумать кое-что иное. Говорят, если человеку в нужном месте подрезать жилы, он начинает очень забавно двигаться, а с лица его не сходит улыбка, даже когда ему хочется плакать!
Харальд в бессильной ярости стиснул зубы. Ему хотелось броситься на это чудовище в образе человека и задушить его голыми руками. Но волчий взгляд тевтонца, следившего за каждым его движением, заставлял датчанина сдерживаться.
— Ну, так что ты решил? — долетел до него сквозь пелену ненависти режущий слух голос фон Велля. — Выберешь покаяние или будешь упорствовать во грехе?
— Что будет со мной, если я соглашусь служить Ордену? — с трудом выдавил из себя Харальд.
— Тебя и твоих детей ждет достойное будущее, — отчеканил тевтонец, — вам не придется опасаться за завтрашний день. Ты станешь получать денег втрое больше, чем тебе платит скряга-мясник.
Устроены будут и твои сыновья. Со временем я найду твоему первенцу лекаря, коий вернет ему речь. Если хочешь, можешь жить по-прежнему у тракирщицы, но со временем у тебя появится собственный дом.
Я не стану вмешиваться в твою семейную жизнь, но знай: ни подруге, ни сыновьям ты не должен рассказывать о наших делах. Если проболтаешься, я не завидую ни им, ни тебе!
Харальд одарил тевтонца злым взглядом исподлобья, но промолчал.
— У тебя был тяжелый день, — смягчился тевтонский дьявол, — не бойся, я сделаю все, чтобы подозрение в смерти подмастерий не пало на тебя. Как следует поешь, выпей вина! Это настоящее Бургундское. Уверен, таким вином твоя вдовушка тебя не угощала.
А придя домой, как хорошенько отоспись, восстанови силы. Уверен, вскоре они тебе понадобятся!
Глава 11
Нукеры под локти втащили Дмитрия в шатер и попытались поставить на колени перед своим властелином.
— Оставьте его! — приказал подручным, Валибей. — К чему унижать храброго воина? У него и так связаны руки!
— Садись, урус, будем с тобой толковать, — обратился он к Бутурлину. Боярин опустился на устланную циновкой землю и скрестил ноги по-татарски.
— Вижу, ты знаком с нашими обычаями, — усмехнулся Валибей. — Тем лучше. Проще будет говорить…
Он кивнул нукерам, те отошли ко входу в шатер, не спуская глаз с московита. Дмитрий огляделся по сторонам.
Обиталище вождя кочевников отличалось скромностью убранства. Бутурлин не увидел здесь дорогих ковров, серебряной посуды и развешенных на козлах доспехов. К удивлению боярина, в шатре не было и оружия.
Единственным клинком, присутствующим в помещении, был прямой меч, вставленный в особую подставку острием вверх. Сей меч изумил боярина в быту Валибея едва ли не больше всего.
Татары, все как один, носили кривые сабли-ордынки, и Дмитрий ни разу не встречал степняка с привешенным к поясу прямым мечом. Удивляло и то, что клинок был установлен в глубине шатра, перед возвышением, на котором восседал Валибей.
Закутанный по-прежнему в плащ из волчьх шкур, он взирал на Бутурлина с высоты походного трона, единственного здесь предмета мебели. Только теперь, рассмотрев вблизи татарского воителя, Дмитрий понял, насколько велико его сходство с Надирой.
Та же пронзительность взгляда, угольная чернота волос, прорезанная в бороде Валибея полосами седины. Различалась у них лишь форма носа. Крупный, с горбинкой нос отца был противоположностью маленькому, изящно вздернутому носику его дочери.
— Как твое имя? — вопросил, вперив в московита пристальный взгляд, Валибей.
— Стольник Великого Московского Князя боярин Бутурлин, — ответил Дмитрий.
— Значит, это ты без малого полгода преследуешь меня в степи? — усмехнулся татарский властитель. — Доселе я не встречал во врагах такого упорства. Даже утратив своих людей, ты продолжал идти по моему следу!
И ты почти достиг цели, боярин. Если бы мои воины не вырвали из твоих рук Надиру, у тебя была бы возможность ставить мне условия…
А мне, для спасения дочери, пришлось бы их принять!
–
глаза Валибея на миг вспыхнули гневом, но тут же погасли — Хозяин Степи умел справляться с чувствами.
— Что ж, в храбрости тебе не откажешь, — продолжал он, — а вот в здравом смысле…
Надира мне сказывала, что ты хотел обменять ее на германца, привозящего нам оружие. Так ли это, или ты ей солгал?
— Я сказал правду, Хан Валибей. Поставляя тебе оружие, сей немец вредит моему отечеству. Если бы не он, татарские набеги на земли Московии давно бы прекратились. Посему я должен был уничтожить тевтонца!
— Ты полагаешь, без его стрел мы отказались бы от нашей борьбы? — усмехнулся уголками губ Валибей. — Боюсь, ты недооцениваешь Степь, боярин. Нас поддерживает весь исламский мир и, в первую очередь, Турецкая Блистательная Порта!
— Я уже слышал сие от Надиры, — поморщился Бутурлин, — только к чему, Хан, обманывать самих себя? Оказывай вам помощь турки, вы бы не стали прибегать к услугам иноверца-католика.
— Тевтонец предложил нам помощь, и я не нашел причин для отказа. В войне с неверными хороши все средства, и если один иноверец желает навредить другому, радетелям Истинной Веры сие должно быть на руку!