Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)
Шрифт:
Кэллахен, вытянув перед собой крест, шагнул вперед.
Триумфальная улыбка Барлоу сменилась вдруг агонией ярости. Он рывком выставил мальчика перед собой. Их ноги скользили по усыпанному осколками полу.
– Во имя Господа...
– начал Кэллахен.
При упоминании имени Господа Барлоу громко застонал, как если бы его огрели хлыстом, и его лицо исказилось в болезненной гримасе. Мышцы на шее напряглись.
– Не приближайся!
– воскликнул он.
– Не приближайся, шаман! Или я сверну мальчишке шею
Когда он говорил это, его губы дрожали, обнажая желтые кривые зубы.
Кэллахен умолк.
– Назад, - скомандовал Барлоу, вновь улыбаясь.
– Ты стоишь на своем берегу, а я на своем, верно?
Кэллахен медленно отошел, все еще держа перед собой на уровне глаз крест. Крест излучал священный свет, дававший силы рукам священника.
Они смотрели в глаза друг другу.
– Ну, вот мы, наконец, и вместе!
– насмешливо сказал Барлоу. Его лицо было спокойно. Он был вполне уверен в себе. Где же Кэллахен мог видеть раньше подобное лицо? И вдруг он вспомнил. Это было лицо мистера Флипа, его гувернера.
– Что же дальше?
– спросил Кэллахен голосом, так не похожим на его обычную манеру говорить. Он смотрел на длинные пальцы Барлоу, сжимающие горло мальчика. На них виднелись тоненькие голубые прожилки.
– Приятно видеть, что ты боишься меня, - ухмыльнулся Барлоу, немного крепче сжав шею Марка.
– Прекрати!
– потребовал Кэллахен.
– Зачем?
– теперь на лице Барлоу была только ненависть.
– Чтобы оставить его для следующей ночи?
– Да!
Медленно, почти по слогам, Барлоу произнес:
– Тогда почему бы тебе не спрятать свой крест и не поговорить со мной лицом к лицу? Ты - и я?
– Хорошо, - сказал Кэллахен, но голос его дрогнул.
– Так сделай это!
– с насмешливой издевкой воскликнул Барлоу.
– И я могу поверить, что ты отпустишь его?
– Но я же верю тебе!.. Смотри!
Он отпустил Марка и поднял вверх руки.
Не веря своему счастью, Марк на мгновение застыл неподвижно, а потом, не глядя в сторону Барлоу, бросился к родителям.
– Беги, Марк!
– воскликнул Кэллахен.
– Беги!
Марк расширившимися глазами смотрел на него:
– Мне кажется, они мертвы...
– БЕГИ!
Марк медленно выпрямился. Он повернулся и посмотрел на Барлоу.
– Скоро, дружок, - пропел Барлоу, - очень скоро ты и я...
Марк плюнул ему в лицо.
В глазах Барлоу внезапно сверкнул гнев, граничащий с безумием.
– Ты плюнул на меня, - прошептал он. Его тело задрожало, и он, как сомнабула, сделал шаг вперед.
– Назад!
– выкрикнул Кэллахен, бросаясь ему наперерез.
Барлоу застонал и закрыл лицо руками.
– Я убью тебя!
– прошептал Марк и выскочил из дома.
Барлоу, казалось, сразу же стал выше. Его глаза метнули молнии в сторону двери.
–
– Я священнослужитель!
– напомнил ему Кэллахен.
Барлоу зарычал:
– Священнослужитель!
Мерзкое для него слово словно льдом сковало горло, и вампир осекся.
Кэллахен стоял неподвижно. Почему он ничего не делает? Почему не читает молитву, не осеняет нечистую силу крестом? Почему...
И вдруг он увидел: сияние креста начало медленно угасать.
Он расширенными глазами смотрел на крест. И тут заметил, что к нему подходит Барлоу.
– Отойди!
– вне себя завопил Кэллахен, отступая на шаг.
– Я приказываю тебе во имя Господа!
Барлоу рассмеялся.
Крест светился уже совсем тускло. Вокруг лица вампира вновь сгустились тени. Крест задрожал в руках Кэллахена, и, вспыхнув в последний раз, - погас. Теперь это был всего лишь бесполезный кусочек металла.
Барлоу протянул руку и выхватил крест. Кэллахен беспомощно вскрикнул, этот крик, казалось, эхом отозвался в его душе. Он увидел, что Барлоу швырнул крест на пол и топчет его каблуком.
– Будь ты проклят!
– закричал Кэллахен.
– Слишком поздно для того, чтобы устраивать мелодраму, - сказал из темноты Барлоу. В его голосе звучало нечто, напоминающее сожаление. Теперь в этом нет необходимости. Ты забыл доктрины собственной церкви, разве не так? Крест... вино и хлеб... причастие... только символы. Крест это ведь всего лишь кусок дерева, хлеб - это пшеница, вино - гнилой виноград. Если бы ты не согласился убрать крест, следующей ночью ты победил бы меня. Во всяком случае, это могло случиться. Я давно не мог встретить в реальном мире достойного противника! Мальчишка стоит десяти таких, как ты!
И он положил на плечи Кэллахена тяжелые руки.
– Теперь ты причастишься тела моего. Ты не получишь бессмертия. Останется только голод и потребность служить Господину. Я намерен извлечь из тебя пользу. Я пошлю тебя в стан твоих друзей. Ведь в этом все еще есть необходимость? Им будет нужен такой вождь, как ты. И мальчишка расскажет о твоем героизме... Вот твое истинное назначение, лжесвященнослужитель!
Кэллахен вспомнил слова Мэтта: "Некоторые вещи хуже, чем смерть".
Он попытался бороться, но руки, державшие его, были сильнее. Они скользили по его шее.
– Приди же, лжесвященник! Вкуси истинной религии! Вкуси тела моего!
Поняв, что сейчас произойдет, Кэллахен в ужасе содрогнулся:
– Нет! Не надо... не надо...
Но руки были неумолимы. Его голову клонило вперед, вперед...
– Давай же, поп!
– прошептал Барлоу.
И Кэллахен почувствовал, что его губы касаются пульсирующей жилки на шее вампира. Он задержал дыхание, пытаясь увернуться, но тут жилка лопнула и он почувствовал привкус крови.