Иерусалим
Шрифт:
Поэтому Стефан обрадовался, когда в ряд вместе с ним встал, улыбаясь, Герман де Монтойя — хотя интерес Германа и насторожил его.
— Рад тебя видеть, Стефан, — сказал прецептор. — Тебя уже назначали в патруль?
— Ещё нет, сэр, — сказал Стефан. — Я обихаживал коней и приводил в порядок доспехи.
Герман пригладил усы, под которыми таилась неизменная улыбка. У него были светлые проницательные глаза.
— Что ж, — сказал он, — посмотрим. Возможно, я смогу дать тебе поручение. — И тут к ним, как назло, подошёл ещё один рыцарь.
Он не обратил
— Я только что получил весточку из Нижнего Города. Пришёл караван из Каира. Спустись со мной в город.
Стефан отступил, оскорблённый. Это был тот самый черноволосый рыцарь, что стоял перед общим собранием — юноша позабыл его имя. Понятно было, почему столь многие ненавидят его; он был грязен и груб, да к тому же норманн.
— Я не могу никуда отлучаться, — сказал Герман, — мне надо заниматься с новичками. Возьми Медведя или Фелкса.
— Они в патруле. Не заставляй меня грешить. Мне нужен хоть какой-нибудь спутник. Кто здесь есть?
По лицу Германа мелькнуло огорчённое выражение, и на миг он заколебался; но тут в трапезной зазвонил колокол. Звали к обеду.
— Нет, — сказал прецептор, — я голоден. Вот что — возьми Стефана.
— Что? — удивился черноволосый. Стефан поражённо вскинул голову. Мимо них в зал потекли воины.
Герман заступил им дорогу, улыбаясь всем и каждому, и снова обратился к черноволосому:
— Возьми его. Он новичок в Иерусалиме. Покажи ему местные чудеса.
— Милорд, — пробормотал Стефан, — я ещё не ел сегодня. — Он в панике покосился на черноволосого рыцаря, который следил за ним с явной насмешкой.
— Он научит тебя закупать продовольствие, — заверил Герман. — Иди. Я приказываю. И обещаю, тебе будет над чем подумать.
— Я не люблю думать, — сказал Стефан. Черноволосый развернулся и большими шагами пошёл прочь, словно рад был избавиться от Стефана. — Думать так трудно...
Ему пришлось почти пробежать несколько шагов, чтобы нагнать норманна5 Тот ничего не сказал, просто повёл его через внутренний двор к конюшням.
Это была старая каменоломня, расположенная под одним из углов площади; рыцари спускались и поднимались по лестнице, вырубленной в грубом камне. У её подножия ступени заворачивали за угол, и скальная стена открывалась в огромную, неправильной формы пустоту, уходящую глубоко под самую Храмовую Гору. Некогда эта пустота была самой обычной пещерой, но из стен брали известняк на блоки, подобные тем, из которых был сложен и весь комплекс Храма, а выбирая камень, каменотёсы подпирали свод массивными столбами и колоннами и продвигали пещеру глубоко в недра горы. Рыцари называли это место Конюшнями Соломона и держали здесь своих коней. Кони были привязаны по четыре к стволам в лесу каменной колоннады. Вся большая, окутанная тенями пещера была полна шорохов от их движений, фырканья и ржания.
Рыцари оседлали коней и выехали в город. На улице яркое солнце ослепило Стефана, и он заслонил глаза рукой. Над ними вздымалась Храмовая Гора. Купол трапезной отбрасывал резкую тень до середины улицы. Они повернули влево вдоль западного края кладки — массивной стены из шлифованных каменных блоков, которые поросли похожими на бороды плетями зелени.
Неожиданно для себя Стефан сказал:
— Я всегда думал, что улицы Иерусалима вымощены золотом. Когда я впервые попал сюда, был очень разочарован.
Норманн рассмеялся и быстро глянул на Стефана. Они повернули вниз по улице. С двух сторон тянулись шеренги садов. По верху стены справа вилась тёмным шнуром череда каменных арок. Рыцари двигались в неиссякаемом потоке людей, большей частью пеших — носильщики с грузом на спинах, купцы, мелкие торговцы. Навстречу им прошли несколько пилигримов. Облачённые во власяницы, пилигримы на ходу рыдали, молились и бичевали себя, как безумные. На узкой улочке Стефан придержал коня, пропустив вперёд черноволосого спутника, и теперь ехал, ослабив повод и глазея по сторонам. Они въехали под арку ворот — и стук подков изменился, глухо застучав в темноте.
Перед ними лежала широкая рыночная площадь, один её конец перекрывала высокая арочная крыша, другой был открыт солнцу. Лавки располагались в аркадах по обе стороны площади, а в толпе мелькали носилки знатных дам и всадники на великолепных конях. За рынком, на углу, возвышалась первая из тяжеловерхих башен Иерусалимской цитадели, где жил король.
Миновав площадь, двое тамплиеров подъехали к Давидовым Вратам, главной дороге сквозь городскую стену, — двойному порталу с решётками, что, опускаясь, становились ловушкой. Стражник, сидевший на ступенях, махнул рукой рыцарям, чтобы проезжали мимо шеренг людей, ждущих своей очереди заплатить пошлину.
За воротами освещённый солнцем склон полого уходил вниз. Стефан встряхнулся и ехал теперь бок о бок со своим спутником по узкой, точно рана, белой дороге. Они обогнули клиновидную впадину с прямыми, неестественно ровными стенами. Её до половины наполняли камни. Ещё одна каменоломня. Землю усыпали обломки голубой плитки. Стефан вертелся в седле озираясь.
На кромке хребта над их головами, на фоне ослепительно синего неба выступал город цвета мёда. Стефан видел над крышами купола Храма, а слева вдали открывалась небу глава Храма Гроба Господня. Были и другие шпили и купола, которые он не мог распознать, — и все их замыкала в себе жёлтая стена.
Под стеной выгибался прорезанный тропами склон. Его покрывали могилы, плоские камни, каменные короба, изящные маленькие усыпальницы с островерхими крышами; а меж могил были погребены и иные вещи. Дверь с прогнутыми косяками, с притолокой, обрушенной на порог. Стена. Колонна, наполовину торчащая из земли. Пять ступеней лестницы, ведущей в никуда.
— Под этим городом есть иные города! — выпалил Стефан то, что пришло ему в голову.
Черноволосый рыцарь искоса глянул на него.
— Это древнейшее место в мире. — Он сказал это так гордо, словно выстроил его сам. — Иные постройки разрушились настолько, что никто уже не в силах заставить их возродиться.