Иерусалим
Шрифт:
— Но я хочу, чтобы его призвали сюда. Он что, и вправду Святой? Это, должно быть, шутка; ты сделаешь этот случай и моим личным делом. Как, ты говоришь, его зовут?
— Сэр маршал, — довольно пропела Агнес де Куртенэ, — вам лучше сдаться. Она всё равно получит то, что хочет.
— Его зовут Раннульф Фицвильям, — сказал сестре Бодуэн. — Он служил прекрасно — до битвы и во время неё, а после, так уж вышло, нагрубил и мне.
— Ну так ведите его сюда, — сказала принцесса, — и тогда его можно будет распечь дважды. — Она произносила это слово с наслаждением, смакуя
Де Ридфор вновь поклонился, сдаваясь.
— Я сделаю всё, что ни велит мне принцесса. — Он поманил к себе сержанта-храмовника, стоявшего у стены в ожидании приказа.
В это время паж Сибиллы принёс табурет, и она уселась у ног брата, сомкнув руки на коленях. Волосы мягкими волнами лежали на её плечах. Она подняла на Бодуэна хмурый взгляд.
— Зачем ты призвал меня из Керака? Мне там было весело. А теперь я сижу здесь, день за днём, со всеми этими франками из Франции, которые почитают себя лучше нас.
— Они скоро отправятся домой, — проговорил король, — и ты освободишься от них. Но не от меня. Ты моя наследница, Били. Я едва не умер — за месяц до Рамлеха. Подхватил лихорадку и чувствовал уже на себе длань Божию. И в любом случае, как ты заметила, лучше мне не становится. Когда я умру, ты должна быть готова к правлению, Били. Я должен научить тебя править.
— Зубы Господни [12] , — вмешалась мать. — Ты только зря тратишь время, сир. Она просто снова выйдет замуж.
12
В средние века среди католиков была сильна вера в чудотворность мощей, чем объясняется постоянное поминание имени Господа и различных частей Его тела.
— Я не собираюсь замуж, — возразила Сибилла. Она подозвала пажа с кубком вина и подносом сластей. — И я буду королевой Иерусалимской.
Мать глумливо засмеялась:
— Будешь королевой амазонок?
Триполи наблюдал за ними — всего с нескольких шагов — и маршал, и дюжина других.
— Матушка, потише, — сказал король. — Били, ты легкомысленна. Королевство будет твоим, но ему нужен король. Женщины не ведут войн. А Саладин...
— Ты разбил Саладина, — резко, почти ворчливо сказала Сибилла — таким тоном, словно он не выучил урока. — Великая победа Креста: сотня рыцарей против пятидесяти тысяч сарацин. Ты побьёшь его ещё и ещё раз. Мы всегда будем бить их. Бог на нашей стороне. Ты не веришь в это? За что же ты бился, как не за это?
Она говорила всё громче, голос её звенел так, что люди вокруг начали прислушиваться и даже слегка оживились. Король смотрел на неё в упор. Кожа у неё была гладкой, высокий лоб — чистым, как Небеса, глаза полны мужества неопытного новичка.
— Мы должны побеждать раз за разом — снова и снова. Но ему достаточно победить только раз.
— Бог не допустит твоего поражения, — возразила Сибилла.
Бодуэн оставил попытки замутить эту упрямую чистоту.
— Ты останешься здесь, в Иерусалиме, пока мы не подыщем тебе подходящего супруга, — проговорил он и вдруг почувствовал себя стариком. Он никогда не обнимет женщину, никогда не женится, ему не дано зачать дитя. — Я позабочусь, чтобы тебя хорошо развлекали.
Тут она скорчила рожицу, показывая ему, как мало он знает о развлечениях, и плохих и хороших. А потом подняла на него смеющиеся глаза:
— Во всяком случае, Бати, мы больше будем вместе. Ты сказал, что будешь учить меня. Мне это нравится.
— Вот и хорошо, — сказал он и потянулся взять её за руку. Но прежде, чем она заметила это и отшатнулась, отдёрнул ладонь, — Расскажи, как тебе жилось в Кераке, — попросил он.
Сибилла расхохоталась и начала со сплетен и слухов, большей частью фривольных и скандальных. Триполи приблизился к трону, взгляд его стал внимательней. Лорд Керака был одним из его многочисленных врагов. Пока сестра болтала, Бодуэн откинулся в кресле, оглядывая придворных, и увидел, как в зал входит тамплиер из Рамлеха.
Герольд не объявлял о нём. Его сопровождал другой тамплиер. Храмовники всюду ходили если не компаниями, то по двое. Эта пара плечом к плечу пересекла зал, целеустремлённо, как псы, идущие по следу, пролагая себе путь через изнеженную толпу придворных. Тот, кто шёл слева, и был рыцарь, прозванный Святым. Его длинная куртка была серой от грязи, дырявой, лопнувшей по швам; рукава закатаны по локоть. Его можно было бы счесть деревенским пахарем — если бы не меч у пояса и не тяжёлые сапоги со шпорами. При его приближении лицо маршала стало замкнутым, напряжённым; он более не улыбался.
И внезапно короля осенило — не его сестра использовала маршала, а он использовал Сибиллу, начиная здесь новую битву в давней распре. Двое рыцарей остановились перед ним, не обращая внимания ни на кого больше.
Де Ридфор сказал:
— Раннульф, принцесса Сибилла обвиняет тебя в неуважении к ней. Ты дурно вёл себя на тракте к югу от Рамлеха. Ты должен извиниться.
Рыцарь положил руки на пояс. Голосом, прерывистым от гнева, он осведомился:
— И ты заставил меня проделать весь этот путь только ради этого?
Глаза маршала сузились.
— Я отдал тебе приказ.
Мгновение они жгли друг друга взглядом в упор. Потом Раннульф Фицвильям бросил взгляд по сторонам, словно лишь сейчас заметил людей, стоящих вокруг. Глаза его встретились с глазами короля, и он замер. Раннульф сказал:
— Я сделал то, что было необходимо. Если я причинил принцессе неудобство, то прошу за это прощения. — Его внимание вернулось к де Ридфору. — Могу я теперь идти? — В голосе тамплиера звенело открытое презрение.
— Ты свинья, Раннульф, — сказал де Ридфор. — Ты воняешь.
Он с поклоном повернулся к Сибилле:
— Принцесса, удовлетворена ли ты?
Замерев на табурете, она подняла брови. Её использовали в чужой игре, и она это поняла. Ответ её был холоден:
— Я совершенно удовлетворена, милорд.
Маршал выпрямился, обратясь к королю:
— А ты, сир?
Бодуэн подался вперёд, воспользовавшись лазейкой. Он обращался прямо к оборванному тамплиеру, стоявшему перед ним.