Иерусалим
Шрифт:
— Да, поэтому я и боюсь, что здесь он больше ничему не научится. Он, наверное, знает столько же, сколько и я.
— Ах, что вы, конечно учитель знает гораздо больше, чем маленький мальчик.
Снова наступило молчание, и потом Карин заговорила:
— Я хочу, чтобы он не только ходил к вам в школу, я хотела спросить вас, учитель, и вас, матушка Стина, не возьмете ли вы его к себе жить?
Учитель и жена удивленно переглянулись, и не зная, что и ответить.
— Да ведь у нас тесновато, — сказал, наконец, Сторм.
— Я давала бы
— Ну, не в этом дело…
— Вы сделали бы мне большое одолжение, — сказала крестьянка.
Было понятно, что Карин не обратилась бы к ним с такой необыкновенной просьбой, если бы их помощь не была ей действительно нужна. Поэтому Матушка Стина быстро решила дело.
— Тут и говорить нечего, — сказала она. — Для Ингмарсонов мы сделаем все, что сможем.
— Благодарю вас, — сказала Карин.
Матушка Стина и Карин еще долго разговаривали о том, как устроить Ингмара, а учитель между тем увел мальчика в школу и посадил его рядом с Гертрудой. За весь первый день Ингмар не произнес ни слова.
Целую неделю Тимс-Хальвор не показывался в доме учителя, словно боясь опять встретиться с Карин. Но однажды утром, когда лил дождь и нечего было ждать покупателей, на него напала тоска. «Никуда я не гожусь, и никто меня не уважает», — думал он и терзался мрачными мыслями, которые почти не покидали его с тех пор, как ему отказала Карин.
Наконец он решил отправиться к матушке Стине и поболтать с этой веселой, ласковой женщиной.
Он запер свою пустую лавку, застегнул пальто и, ступая по лужам, отправился в школу, подгоняемый дождем и ветром.
Хальвор чувствовал себя так уютно в школе, что он все еще сидел там, когда раздался звонок на большую перемену, и Сторм с двумя детьми вошел в кухню.
Все трое поздоровались с ним, и Хальвор встал с места перед учителем, но, когда Ингмар хотел протянуть ему руку, он уже опять сел и так оживленно заговорил с матушкой Стиной, что, казалось, и не заметил мальчика. Ингмар спокойно постоял перед ним несколько секунд, затем подошел и сел к столу. Он только вздохнул несколько раз, в точности как его сестра, когда она сидела здесь и вздыхала.
— Хальвор хочет показать нам свои новые часы, — сказала матушка Стина.
Хальвор вынул из кармана новые серебряные часики с позолоченным цветком на крышке. Учитель открыл часы, потом вышел в школу и принес увеличительное стекло. Приставив его к глазу, он в полном восторге рассматривал механизм часов. Ему доставляло громадную радость смотреть, как колесики и шестеренки быстро цепляются друг за друга. Сторм сказал, что никогда еще ему не приходилось видеть такой тонкой работы. Наконец он отдал часы обратно Хальвору, и тот сунул их назад в карман, не показывая ни удовольствия, ни гордости, как бывает обыкновенно с людьми, хвалящими свою покупку.
Ингмар продолжал молча завтракать, но, допив свой кофе, он спросил Сторма, понимает ли он в часах.
— Да, — отвечал учитель, — ты же знаешь, что я во всем понимаю.
Тогда
— Они стоят, — сказал учитель, поднося их к уху.
— Да, — сказал мальчик, — я хотел только спросить вас, можно ли их починить?
Учитель поднял крышку часов. Колесики непрерывно вертелись во все стороны.
— Ты, должно быть, забивал ими гвозди, — сказал он, — Нет, я не могу их починить.
— А как вы думаете, их может починить часовщик Эрик?
— Не больше моего. Самое лучшее послать их в Фалун, чтобы там сделали новый механизм.
— Я тоже так думал, — сказал Ингмар, пряча часы.
— Что ты сделал с часами? — спросил учитель.
Мальчик молчал, насупившись; казалось, он вот-вот заплачет.
— Это часы моего отца, — сказал он. — Их так попортило бревно, которое его толкнуло.
Все вдруг замолчали и стали внимательно слушать. Ингмар овладел собой и продолжал:
— Это случилось как раз на Пасху, и я был дома. Я первый прибежал на берег, где лежал отец. Он лежал и держал в руках часы. «Мне пришел конец, Ингмар, — сказал отец, — Жаль, что часы разбились; я хотел, чтобы ты передал их от меня вместе с поклоном человеку, которому я нанес большую обиду». Потом он сказал мне, кому я должен передать часы. Но сначала отец велел мне починить их в Фалуне, прежде чем передавать тому человеку, но теперь я никогда туда не езжу и не знаю, что мне делать.
Учитель начал перебирать соседей, вспоминая, не собирается ли кто поехать в город, но матушка Стина перебила его словами:
— А кому ты должен передать часы, Ингмар?
— Я не смею этого сказать, — сказал мальчик.
— Может, вот этому самому Тимс-Хальвору?
— Да, ему, — тихо ответил Ингмар.
— Так отдай Хальвору часы в том виде, как они есть, — сказала матушка Стина. — Так будет лучше всего.
Ингмар послушно встал, вынул часы, потер их рукавом куртки, чтобы придать им лучший вид, и медленно подошел к Хальвору.
— Отец велел передать тебе поклон и часы, — сказал он, подавая ему часы.
Хальвор сидел молча, нахмурившись, а когда к нему подошел мальчик с часами, он прикрыл глаза рукой, словно не желая его видеть. Ингмар довольно долго простоял, протягивая ему часы. Наконец он взглянул на хозяйку, как бы ища ее помощи.
— Блаженны миротворцы, — сказала она.
Тогда Хальвор сделал движение рукой, словно желая оттолкнуть часы. Но тут вмешался в дело и учитель.
— Мне кажется, вы не можете требовать большего, Хальвор, — сказал он. — Я всегда говорил, что, если бы Ингмар Ингмарсон был жив, он позаботился бы о вашем добром имени, как вы того и заслуживаете.