Иерусалимский покер
Шрифт:
Это когда было? спросил Мунк.
Ну-ка, дайте вспомнить, это вроде было около семисотого года до Рождества Христова. Примерно когда проклятые ассирийцы на своих чудовищных колесницах собрались пошерстить северные земли, перед тем как завоевать Иерусалим. Ну и естественно, все в городе перепугались. Коммерция и религиозная жизнь замерли, понимаешь? А вдруг скоро здесь не будет Священного города, вообще ничего, кроме скрежета зубовного и горестных стенаний. Следишь за рассказом, Мунк?
Да.
Тут надо иметь в виду, что тогда Хадж Гарун был совсем не то, что сейчас. Он был уважаемой личностью, истинным местным героем и особенно славился своими речами. Запоминаешь, Мунк?
Да.
Ну так вот. Он расправляет плечи и идет на рынок, чтобы решить проблему ассирийского нашествия и убедить всех, что бояться не стоит, ну, чтобы горожане его поддержали. В общем, он идет туда, чтобы принять на себя всю ответственность, просто чтобы его могучий голос и воинственный вид вселили в горожан мужество накануне ассирийского нашествия.
Граждане,кричит он, мужайтесь, я с вами.
И вот он стоит и все повторяет эти слова, но его сограждане иерусалимцы не внемлют. Они просто ужасно напуганы, слезные жалобы да скорбные плачи все множатся.
Ассирийцы идут,рыдают горожане. Но мы можем спастись, восклицает Хадж Гарун.
Как?вопят горожане. Мы спрячем наши святыни, кричит в ответ Хадж Гарун.
Ну конечно, святыни, об этом как-то никто и не подумал. Если им удастся на какое-то время, скажем на несколько веков, спрятать городские святыни, то ассирийская угроза исчезнет, как исчезали до того все угрозы, и ассирийцам придется отволочь свои чудовищно тяжелые колесницы обратно на север. И тогда горожане достанут свои святыни и будут процветать, как раньше. Нормальный Священный город, все святыни на месте.
Ну вот, святыни,и могучий вздох облегчения проносится по рынку.
Хорошо,кричат горожане, давайте спрячем их на два-три века. Но где?
И тут все испугались. Все кругом засомневались. Все знают, что у ассирийцев отвратительная привычка ломать и крушить все вокруг, лишь бы наложить лапы на священные предметы, особенно в Священном городе. Потому что если ассирийцы не святотатцы, то святотатцев вообще не существует. И толпа снова кричит.
Спрятатьих любой ценой. Но где?
Здесь, победно кричит Хадж Гарун, распахивая накидку. На животе у него повязан гигантский пояс для денег, а на спине огромная пастушеская сумка, о существовании которых до той поры никто не подозревал, хотя горожанам в то утро и показалось, что их герой что-то слегка толстоват и горбат.
Отличная уловка, кричат они. А она сработает?
Хадж Гарун улыбается. Сработает, кричит он. Эти пояс и сумка помогли нам в свое время, когда на нас шли египтяне.
Египтяне,кричат горожане в смятении, да ты тогда был помоложе и посильнее. Помоложе – да, кричит Хадж Гарун, но я все еще силен.
Привередливый народ иерусалимцы, что тогда, что сейчас. Через город всегда проходит так много пророков, да еще все время говорят, в чем суть бытия, и всегда противоречат друг другу. Неудивительно, что горожане стали слегка недоверчивы.
А этот пояс, он достаточновелик? кричат они. А пастушья сумка? А квитанции ты будешь выписывать?
Ну, Хадж Гарун кричит, что будет и что размер проверен, и тут же изо всех уголков города к нему начинают сносить священные предметы, драгоценные камни и золото всех форм и расцветок и даже немного дерева, а Хадж Гарун набивает всем этим свой пояс и сумку и выписывает квитанции. А потом он пытается подняться на ноги.
Стоны толпы, стоны со всех сторон.
Ты даже поднятьсяне можешь? кричат они. Если тебе придется просидеть здесь ближайшую пару веков, это, знаешь ли, не лучшее укрытие.
Бог свидетель, это тяжело. Это самая трудная вещь, которая выпадала на долю нашего парня, но он это делает – ему удается подняться на ноги. В конце концов, он должен, будущее вечного города зависит от него. Он поправляет накидку и делает один нетвердый шаг, потом еще. Посмотреть на него, так эта жирная бесформенная громадина похожа на иерусалимского купца, который пытается уползти с рынка, сгибаясь под весом выручки.
И как раз вовремя, потому что на крепостном валу уже звучат рога, возвещая неотвратимое наступление передового отряда ассирийцев, точнее, яростной и вызывающей заслуженный страх кавалерии.
Толпа рассеивается, спеша в укрытие. Рынок пустеет. Только Хадж Гарун остается, потому что не в силах идти быстро. Спотыкаясь под своим грузом общественного спокойствия, он протискивается в переулок. Понимаешь, Мунк?
Да.
Хорошо. Так вот, ворота со стуком распахиваются, и ужасная ассирийская конница грохочет по мостовой, выворачивая булыжники. И вот теперь наш парень понимает, почему их проклятая конница неизменно вызывает такой страх. В смысле, можешь поверить? Ассирийцы скачут не на лошадях, вот почему. Они скачут на крылатых львах, прямо как на картинке. Огромные львы ревут и скачут, крылья распростерты, гривы развеваются по ветру. Вот они, чертовы ассирийцы. Ты следишь, Мунк?
Да.
Так я и думал. Но тут возникла одна проблема. Наш парень только думал, что протискивается в боковой переулок. На самом деле он не протиснулся. На самом деле переулок оказался слишком узким, чтобы вместить его да еще и набитый пояс с огромной сумой. На самом деле он все еще на открытом пространстве, этакий переносной иерусалимский алтарь, прямо посреди улицы, а на него скачет конница, эти злобные крылатые львы дышат пламенем и ищут, где бы слопать кусок свежего мясца. Слопать мясца? Да они это с легкостью, со своим-то огненным дыханием. И что потом, как ты думаешь?
И что потом, Джо?
Чудо веры, вот что. Он не собирался сбросить товар и побежать, как сделали бы мы с тобой. Нет, он остался, где стоял, и быстро думал. Слушай, сказал он себе, если Валтасар смог сделать это, то и я могу. У него была вера, и у меня есть. Я всегда служил Священному городу и теперь его не брошу, с крыльями эти львы или без. Иерусалим навсегда, и все тут. Вот его слова. Ты еще слушаешь, Мунк?
Да, но кто этот новый персонаж на сцене?
Ты про этого парня Валтасара? Очевидно, тот, кого несправедливый царь бросил львам, но он выжил, потому что был невинен и знал это, прямо как Хадж Гарун. Вера, видишь ли. В любом случае, вот он Хадж Гарун, отстаивает свою землю посреди улицы, а ассирийский авангард приближается устрашающими темпами. Кавалерия, грохоча, налетает на него, и передовой лев, изголодавшийся по иерусалимятинке, разевает пасть и вцепляется в Хадж Гаруна.