Иерусалимский покер
Шрифт:
А потом, ранним летом 1914 года, в первом свете дня на вершине Великой Пирамиды неожиданно произошло то потрясающее событие.
Английский триплан везет утреннюю почту в столицу. Неизвестный пилот в летных очках и кожаном шлеме весело скалится, белый шарф трепещет на ветру. Триплан царапает брюхом верхушку пирамиды и весело машет крыльями, радостно приветствуя самый поразительный монумент из всех, когда-либо возведенных человеком. И начисто сносит головы стареющему обрюзгшему немецкому барону и его стареющей обрюзгшей жене, тем самым как бы обозначая конец ленивых старых порядков, конец девятнадцатого века. С рассветом того дня Мученик с головокружительной ясностью осознал, что его викторианское рабство навсегда закончилось. И понял, почему Зивар послал его в Луксор именно тогда, а не раньше. Старый ученый, конечно, знал, что тайная усыпальница фараонов существует, и знал где. И все же он только перед самой смертью просил Мученика найти усыпальницу, чтобы тот стал единственным владельцем мумиехранилища и чтобы в его руках оказалось бесценное орудие возмездия, – и все ради памяти женщины, которую старый ученый когда-то любил.
Терпение.
Невероятное терпение.
Его прабабка ждала справедливости весь девятнадцатый век. Менелик Зивар ждал до 1914 года, скрывая от Мученика историю своей юношеской любви, и не торопился послать его на поиски тайного пантеона, который тоже ждал.
Терпение рабов и бывших рабов. И теперь ему придется запастись столь же огромным терпением, чтобы понять, как же с помощью этих орудий добиться власти.
Каир Мученик улыбнулся. Он стоял на вершине Великой Пирамиды. Несколькими ярдами ниже упокоились безголовые обнаженные тела жирных немецких аристократов. Солнце на горизонте, и он на вершине Великой Пирамиды. Новый век настал.
Мумии, орудия власти. И чтобы поразмыслить над их будущим, нет места лучше, чем единственное и неповторимое убежише, завещанное ему старым Менеликом, мудрейшим из мудрых.
Ко второй неделе августа его караван был готов: верблюды навьючены огромными запасами мясных консервов, только мясных, – чтобы пережить тяготы драгоманства, Мученик с давних пор питался исключительно белковой пищей.
У основания Великой Пирамиды верблюдов разгрузили, и носильщики два дня перетаскивали запасы на вершину. Когда наверху уже не осталось места для консервных банок, Мученик расплатился с десятником.
Оно тебе здесь зачем? спросил пораженный десятник, пытаясь отдышаться.
Мученик улыбнулся.
Меня завтра утром заберет аэроплан. Везу это мясо в свою деревню в Судане. Там этим летом жуткая засуха.
Бригадир втихомолку посмеялся – хороший ответ, чего еще ждать от чернокожего.
А что это за зверек спит у тебя на плече? спросил бригадир. Вылитый комок ваты.
Мученик улыбнулся еще шире.
Это только кажется, что он спит. Это дух, охраняющий меня. Он присматривает за мной и предупреждает об опасности. Бонго, пожми руку этому вороватому феллаху.[9]
Услышав свое имя, обезьянка вскочила на плече у Мученика и принялась энергично дрочить, выставив яркие гениталии цвета морской волны и перехватывая их то одним крохотным кулачком, то другим.
Десятник завопил и кинулся бежать вместе с носильщиками. Но Мученик следил за ними в бинокль до тех пор, пока они не скрылись из виду. Вечное проклятие Египта – носильщики, которые сначала доставляют поклажу к гробницам, а потом сами же возвращаются грабить.
Когда стемнело, он нажал на рычажки, спрятанные в трещинах одного из камней на вершине пирамиды.
Скрипнули тугие пружины. Огромный каменный блок повернулся на невидимой стальной оси и мягко отошел в сторону. Мученик вошел в вестибюль, чиркнул спичкой и зажег лампу.
У подножия короткой лестницы располагалась гостиная просторной квартиры Менелика Зивара. Мученик осмотрелся: роскошная тяжелая мебель темного дерева, ручка к ручке и спинка к спинке, везде кисточки, тесьма и салфеточки; ножки с когтистыми лапами на концах, вдавливающие головы деревянных грызунов в толстые ковры; покрытые пылью лампы, стоящие всего в нескольких футах друг от друга среди бесчисленных охотничьих гравюр на стенах; десяток лакированных китайских ширм, неизвестно зачем разделявших комнату; мебель стоила дороже, чем целый туземный квартал любого африканского города.
Жилище было выдержано в тяжеловесном викторианском стиле. Мученик прошел далее и обследовал большую библиотеку, затем – так называемую столовую уровнем ниже, хорошо оборудованную археологическую мастерскую двумя уровнями ниже, а потом – спальню хозяина и две гостевые спальни на четвертом уровне, кухню и буфетные – на пятом, комнаты для слуг – на шестом и кладовые – на седьмом.
А в самом низу был подвал, где хранились дрова. Просторная семиэтажная квартира, прочная и уютная перевернутая пирамида на вершине пирамиды Хеопса.
Мученик провел остаток ночи, перетаскивая консервы в свое новое жилище.
Завещая Мученику свою квартиру всего за месяц до смерти, Менелик Зивар легко восстановил ее историю, будто сам был свидетелем событий, произошедших три с половиной тысячи лет назад.
Мои находки говорят сами за себя, сказал тогда старый египтолог. Попробуй перенестись в эпоху XVI династии. Эра беззакония. Царство завоевали таинственные гиксосы,[10] их еще называют царями-пастухами, и хотя об их происхождении ничего не известно, это определение, кажется, очень им подходит. Они, видишь ли, умом не блистали, как станет ясно позднее. Когда чужеземцы приходят в Египет, им нужно одно – добыча. Кладбищенские воры бродят тут и там, ищут, где бы поживиться. А с тех пор ситуация не сильно изменилась – во все времена не было куска лакомее, чем пирамида Хеопса. Внутрь пирамиды уже ведет множество туннелей – их прорыли в поисках сокровищниц, но они всегда идут горизонтально или в гору. Я это особо отмечу не потому, что прорыть их – тяжелая работа, а потому, что для нашей истории важно, куда копать.
Так вот, Каир. Однажды ночью мы с тобой оказываемся в мемфисской таверне, где банда крепких, но туповатых гиксосов строит козни за кружкой пива. Хозяин таверны, коренной египтянин, слышит, что они говорят об утраченном сокровище. И вот, поскольку хозяин коренной египтянин, эти безродные пастухи, а ныне вольные охотники за сокровищем испытывают к нему естественное уважение. Он же не просто какой-то гиксос, который пришел в историю неведомо откуда и неизбежно так же вернется в пустоту. Они готовы с ним считаться, а от этого добра не будет, потому что так уж случилось, что он идеалист. Сейчас это кажется невероятным, но в те времена существовали египтяне-идеалисты.
Ну, шепчет хозяин таверны, подавая новую порцию пива на всех, если у вас на уме сокровища, что, если вам попытать счастья в Великой Пирамиде?
Гиксосы угрюмо качают головами. Кто только там не искал, говорят они, и все без толку.
Правильно, говорит хозяин таверны, но все потому и потерпели неудачу, что копали исключительно вверх. А фараон, как он есть бог, ни за что бы не согласился, чтобы его мумию возносилив усыпальницу. Естественно, что ему бы скорее понравилось сойтитуда со скрещенными на груди руками – гораздо более достойное положение. Если уж ты бог, ты не ползешь вверх, ты нисходишь с небес.