Игнатий Лойола
Шрифт:
Странники покинули корабль, захватив с собой остатки подмокших сухарей. Ступив на итальянскую землю, мать Хуаны (так звали девушку) первым делом избавилась от своего несчастного вердугос, заменив его на старую, но ещё крепкую свободную юбку, купленную по дешёвке прямо в порту.
Они отправились на северо-запад, в сторону Рима. Женщины надеялись на щедрость римлян, а Иниго собрался туда, дабы не оказаться лжецом. Он ведь, помнится, ввёл в заблуждение насчёт Рима барселонскую благотворительницу.
Они шли довольно долго по пустынным местам. Надежды на милостыню таяли. Вдобавок здесь оказалось холоднее, чем в Барселоне.
Смеркалось. Изуродованная нога Иниго разнылась. Он крепился, но опирался на посох всё тяжелее.
— Неужто заночуем на улице? — причитала мать. Дочь молчала, надвинув шляпу на самый нос.
Они поднялись на холм и увидели в долине огни. Еда и ночлег! Только пустят ли жители сомнительных бродяг?
Чуть в стороне от огней мутно светилось во мгле красное пятно.
— Костер... — задумчиво произнёс Иниго, — к нему нам попасть легче, чем в дом. Только вот кто там сидит?
Костер был огромен, вокруг сидели солдаты. Увидев путников, они призывно закричали и замахали руками. Разговор шёл по-итальянски. Лойола языка этого толком не знал, как, впрочем, и латыни, но смело начал общаться на дикой смеси итальянских, латинских и испанских слов. К счастью, спутницы его имели итальянское происхождение.
Постепенно радушие солдат стало казаться ему подозрительным, особенно то, как настойчиво они спаивали обеих женщин. Судя по отдельным взглядам и намёкам, мнимого юношу вояки разгадали, но продолжали играть в игру.
Ближе к ночи путников повели в хутор, который те видели с холма. Выделили две комнаты в разных концах пристройки. Дамы позвали своего спутника в гости похвалиться — в их комнате оказалась кровать с синими шерстяными одеялами и даже зеркала и картины на стенах. Лойоле это не понравилось совсем.
Уже под утро он проснулся от страшного шума — визга и топота. Выскочив во двор, обнаружил там мать и дочь — запыхавшихся и полураздетых.
— Они... они хотели нас... — с трудом выговорила пожилая женщина. Хуана дрожала крупной дрожью. Шляпы на ней не было. Коротко остриженные волосы торчали дыбом. Она прислушалась и взвизгнула:
— А-а-а!!! Они идут сюда! Защити нас! Умоляю!
Из дома с криками выбежало несколько человек. Рука Иниго непроизвольно скользнула к бедру. Будь там шпага — он бросился бы на них, не задумавшись ни об их безнадёжном численном перевесе, ни о своей хромоте. Но оружие осталось в далёком Монсеррате, посвящённое Богоматери. Поэтому Лойола дождался, пока разгулявшиеся солдаты подойдут поближе, и обрушился на них:
— Как с этим можно жить? Нет, вы скажите — я интересуюсь: как вы живете с этим? Болезнь в вас, вы гниёте! Не страшно? Думаете, если не видите язв — их нет? Не врите себе!
Он кричал почти по-итальянски, только коверкая слова на испанский манер. Солдаты смотрели на него, вытаращив глаза.
— Ничего себе, беснуется! Это про какую болезнь он талдычит?
— Про твою, пёс паршивый!
— Может, заткнуть его?
Лойола возвысил голос:
— Хотите заболеть ещё сильнее? Возьмите и убейте меня прямо здесь! Давайте! Вы же легко справитесь!
Они, притихнув, оглядывались друг на друга и на дом, где спал их командир. Наконец один из них сказал:
— Слышишь, бесноватый! Забирай своих баб и уходи отсюда поскорее. Чтоб мы больше вас не видели!
Мать и дочь тащили его за руки, но он вошёл во вкус. Упирался, крича про многочисленные кары небесные, которые непременно обрушатся на головы нечестивых солдат.
— Он сейчас нас погубит, — прошептала девушка. Услышав её слова, Иниго мгновенно затих и позволил себя увести.
Давно рассвело. Они шли без отдыха, но по-прежнему не встречали городов. Только холмы, луга со стадами овец, одинокие хутора. Просить милостыню было негде. Вдобавок Иниго начало лихорадить.
— Идите, — говорил он женщинам, — я полежу немного. Вон сколько сухих листьев под деревьями.
Он сгрёб себе небольшую кучу и улёгся, задрав вверх отёкшие ноги. Спутницы не соглашались уйти. Старшая утверждала: здесь совсем неподалёку находится город. Надо только найти силы и добраться до него.
— Ладно, — согласился Лойола, — если неподалёку, пойду. Немного сил у меня ещё осталось. Но не больше.
Они снова побрели. Город упорно не обнаруживался. Даже отдельные поселения закончились. Только наличие виноградников напоминало о существовании людей. Иниго не выдержал:
— Не понимаю, почему вы решили замучить меня. Города нет и моих сил тоже. Я ложусь прямо здесь.
Мать Хуаны, не отвечая, полезла на вершину холма. Вернулась и радостно сообщила:
— Там внизу город!
Городок уютно разлёгся в долине. Черепичные крыши, две колокольни, торчащие на противоположных концах. И серые стены, охватывающие его надёжным поясом. Даже слишком надёжным. Когда путники спустились в долину, они обнаружили ворота закрытыми, и на стук никто не отозвался. Мать с дочерью заметно приуныли, а Лойола, наоборот, почему-то приободрился. Внимательно осматривал рощу неподалёку от городских стен. Там виднелась недостроенная церковь. На неё он и указал:
— Вот и ночлег. Удобных кроватей не обещаю, но, может, хоть не придётся спасаться посреди ночи.
Утро выдалось хмурым. Позавтракав остатками сухарей, они снова пошли стучаться. На этот раз в воротах открылось окошко. Чья-то кучерявая голова оглядела путников и вынесла приговор:
— Не откроем. Идите куда-нибудь ещё.
— Но почему? — удивился Лойола.
— Бледные вы, на чумных сильно похожи, — охотно объяснила голова, после чего окошко захлопнулось.
— Надо скорее в Рим, — решила мать девушки, — в этом захолустье не разживёшься.