Игорь
Шрифт:
Совету было категорически плевать на жизнь вокруг. Рядом с ним жизни не было. Птицы не залетали на пушечный выстрел, не заходили собаки и кошки, не рисковали даже крысы, не вторгались назойливые неуправляемые мухи. Совет проминал землю, не втираясь в неё и не поддаваясь наносному культурному слою, презрительно сверху вниз смотрел на задние стены ближайших потрёпанных временем и дождями зданий: там были кинотеатр, библиотека и глухой угол запущенного сквера. Здания по другую сторону сферы когда-то были жилыми, когда-то там было рабочее общежитие, но жить там было тягостно. Ни одно здание вблизи Совета не сохраняло свежести и десяти лет. Дожди, снег и ветра по какой-то причине вредили им больше, чем всему остальному.
В зоне отчуждения Совета редко бродили запахи и звуки. Стоило
Пожалуй, здание не производило бы такого давящего впечатления, если бы в нём были окна.
Стена на его грани выгнулась, исказив пространство. Игорь различил более тёмную ровную черту и уверенно повернул руль. Машина въехала в здание, поверхность под колёсами стала совершенно ровной. Бессмертный поставил машину так, чтобы можно было сразу выезжать. В тридцати метрах справа в необъятных внутренних просторах здания, Неман из рода Мировульфа, начавший слегка седеть наследник, насвистывая шагал в противоположную сторону, позвякивая ключами. Пространство разжёвывало звуки, до Игоря доносились лишь мягкие отголоски. Задорный свист Немана на таком расстоянии больше походил на мелодичный птичий.
Игорь незаметно потянулся и пошёл наружу, вдыхая полной грудью. Охрана бдительно скучала на посту. В одинаковых чёрных костюмах и тёмных очках они все выглядели одинаково. Перед бессмертным услужливо открыли кованную дверь, перед глазами из всего затейливого узора только мелькнула поднятая в вое волчья пасть.
На чёрной лестнице было пусто и ещё тише, чем на улице. Игорь поднялся на три длинных пролёта и на секунду остановился перед первой попавшейся на пути дверью. Проход был открытым, в нём никогда не было заслонки или чего-то в этом роде, просто арка. Игорь постоял, привыкая к начавшим долетать изнутри звукам. Многоголосье. На границе не разобрать ни единого слова, Стол смешивает их, охраняет сказанное ото всех, не сидящих за ним.
Бессмертный шагнул вперёд. Десятки глаз вскинулись, несколько светлых демонстративно продолжали разговаривать, перегнувшись через подлокотники высоких позолоченных тронов. Игорь прошёл к своему месту за Столом, привычно кивая в ответ на дружелюбную улыбку Карла. Тёмный род от Цезаря, девятнадцать веков истории.
Трон придвинулся сам, как надо. Бессмертный положил руки на подлокотники, отдыхая от мира снаружи и пытаясь оклематься в мире внутри. Мир внутри бродил плохо распознаваемыми смазанными запахами, пространство продолжало фильтровать их, но их было слишком много, хоть и помещение было монстрозно по размерам. Пахло всем и всеми, сразу. Яркими личными запахами родов, кожей, волосами, оружием, кровью и чёрт знает чем ещё, притащенным крошечными частицами из других миров и миссий, пахло детьми, женщинами, мужчинами, вином, мясом, специями, пахло и духами – некоторые светлые назло поливались ими, рассчитывая безнаказанно досадить тёмным. Переработка не отключала коктейль, а только смешивала его в нерасчленимую массу. Иногда ярче полыхал один отголосок, иногда другой.
Рядом слева опустился на свой трон Рихард, первый сын бессмертного Ольгерда. Стало несколько легче. От Рихарда пахло металлом и снегом. Игорь впился в потоки его запаха, отдыхая и избавляясь от похожего на головную боль многоголосья.
Рихард доброжелательно кивнул. Игорь видел, как хищные крылья носа первого сына другого бессмертного жадно втягивают потоки его, Игоря, запаха. От Игоря ещё пахло водой и солью.
По другую сторону от Рихарда сидел светлый. Платон пришёл в Совет на смену старшему брату. Терций погиб при невыясненных обстоятельствах. Невыясненные обстоятельства и Совет, сложите одно и другое и неизбежно заподозрите неладное. Арист молчал и даже не поглядывал многозначительно на тёмных. Пришедший младший брат с философским спокойствием занял трон рода светлого Аполлона. Брат на смену брату. Младшие братья традиционно остаются не у дел. Наследники страхуются, заводят двоих, троих, четверых, постоянно держа в голове возможность несчастного случая и умышленного нападения. Ужасно думать о смерти детей, но куда ужаснее допустить падение трона в золотом зале. Почти сотня окружала Стол, тридцать четыре рухнули и скрылись под Столом.
Платон, который был уже не первым Платоном в своём древнем роду, не вписал бы новую строку в историю Совета тем, что сменил на троне старшего брата. Признаться, ожидали увидеть кого-то моложе. Терцию было за шестьдесят, Платон был девятью годами младше и выглядел на свой возраст. Он был абсолютно лыс, почти безбров, серовато-голубые глаза обрамляли короткие белёсые ресницы. На его высоком лбу было много глубоких горизонтальных морщин. У наследника был тонкий твёрдый рот. При инициации он только кивнул на приветствие Виктора и всё заседание просидел не разомкнув губ, устроив на Столе обе рабочего вида руки.
Его никогда не готовили к такой жизни. Он был каким-то преподавателем – редкая профессия для наследника. Платон не стремился вступать в споры, всё больше слушал. Говорившие с ним лично считали его умным и взвешенным человеком.
Рихард его недолюбливал.
Ещё левее сидела молоденькая девушка, совсем непохожая на Платона. Агата происходила из тёмного рода Сигурда. Как всякий родоначальник тёмный бессмертный Сигурд позаботился о благополучии потомков и обеспечил детей тем, что в годы его пребывания в мире казалось гарантом безоблачной жизни. Даже бессмертным не дано заглядывать так далеко. Агата не могла получить навар со своих полей – на них стоял город, и не могла стричь шерсть с овец – стада сгинули в пучине лет. Агата устраивалась в жизни своими силами. В тонкой женщине сложно было заподозрить жилку полудикого война-скотовода, порода измельчала. Агата владела сетью салонов красоты. Дело оказалось прибыльным. Наследница считала, что к делу надо подходить с отдачей – приглядывала время от времени идеи для причёсок и макияжа прямо в миссиях. Агата сама соответствовала своему ремеслу – не реже раза в два месяца меняла окрас причёски и стрижку. Сейчас была пострижена под белокурого мальчика. Никто уже не помнил родного цвета волос.
От Агаты ярко пахло миссией. Не иначе что-то ела в другом мире. Бессмертный в миссиях еды не пробовал. Смертным тяжелее, они ведь не могут просто не есть.
Игорь просмотрел как рядом оказалась Кира и её отец, Гедеон. Всё из-за многоголосья, иначе к бессмертному не подобраться незамеченным. Двое сели справа. Кира небрежно кинула рядом на широкое сиденье маленькую сумочку и упёрлась локтями в Стол, нетерпеливо дожидаясь начала заседания. Глаза наследницы Великого Кира сверлили якобы незамечающего этого Александра напротив.
На данном витке бессмертия Игорь был ровесником двух наследников. Рихард говорил, что Александр и Кира вроде бы даже родились в один день. Тёмная Кира из самого старого тёмного рода пыталась просверлить в Александре из самого старого светлого рода две дырки. Внешность двоих спустя большое количество поколений продолжала отражать классическую породу: Кира гибкая смуглая брюнетка, Александр высокий синеглазый блондин. Имелись подозрения, что в двух старейших родах, что-то делают для сохранения образцовой породы, возможно даже отбирают детей наиболее соответствующих эталону, а других потихоньку отправляют от греха подальше за рубеж. По мнению бессмертного, от Ариста можно было такого ожидать. Сухой, как вобла, старик Арист безмятежно сидел на своём месте рядом с сыном, беспричинно ухмыляясь не сходящей с лица хитрой ухмылкой. Слишком молодой для своего отца сын изучал циферблат часов, чтобы не смотреть на Киру напротив.
Десять часов.
– Здравствуй, Игорь, – поприветствовал высшего по статусу Председатель, – здравствуйте, наследники великих родов!
Председателем был Виктор, из рода Вия, третьего бессмертного мира.
Виктор сделал паузу. Говоря, он старался не показывать острых двойных клыков, специально носил чуть длинноватые рыжеватые усы, свешивающиеся на уголки губ. Фигурой он больше походил на мужчину лет двадцати восьми, по факту был на век старше, и если бы кто-то погасил свет, его яркие глаза можно было бы различить в темноте, не обладая выдающимся зрением.