Игра Бродяг
Шрифт:
Это был большой серебристый шар. Он дрейфовал, чуть покачиваясь, на поверхности моря, не приближаясь и не отдаляясь… Сквозь его прозрачную стенку Эхо различила колышущиеся кроны деревьев… Это был выход, путь… Вот только Эхо не умела ходить по воде, да и вплавь не преодолела бы такое расстояние в холодной воде. Следовательно, Страна Прозрачных Листьев была доступна лишь одному из них…
Уловив намек, Эхо села на камень, зажмурилась, и слезы брызгами полетели ей на щеки. Она столько раз падала с высоты… и каждый раз приземлялась на лапки. Уходила прочь, пусть даже хромая и отчаянно бранясь от боли. Но в этот раз у
Прикосновение ледяной ладони заставило ее прервать плач. Эхо медленно повернула голову, взглянув на длинные белые пальцы, сомкнувшиеся на ее плече. Усмехнувшись, она отбросила пальцы и решительно встала. Началось.
***
Огонек оказался светом в окне маленького домика. В отличие от чудовищных громадин, которые Вогт видел ранее, этот домик был не каменным, а деревянным. Несмотря на весь его ветхий вид и покосившуюся крышу, домик вызывал ощущение уюта. Чувствуя, как сердце трепещет в груди, Вогтоус поднялся на крыльцо и прочел полустертую надпись на покосившейся табличке:
«Библиотека».
Даже среди творящегося вокруг кошмара это слово несло утешение. Оно позволило прошлому, любимому и нечасто вспоминаемому в суете и тревоге настоящего, нахлынуть теплой волной. Вогтоус отчетливо увидел перед собой просторную комнату, полную света. Монастырская библиотека была местом, где он был полновластным хозяином, где он в полной мере проявлял свою склонность к заботе, где он ощущал: он дома.
Стоя на хрупких, прогибающихся под его весом досках крыльца, замерзший, раздираемый изнутри тоской и страхом, Вогтоус смотрел на поблекшую от времени, дождей и равнодушия табличку и ему страшно, нестерпимо хотелось вернуться: сесть за свой большой стол, нагретый солнечными лучами, вдохнуть запах библиотеки (запах вовсе не пыльный; Вогтоус не позволял пыли залеживаться на полках), потому что там, в прошлом, у него были любимые люди, определенность, покой, счастье и собственное место, а настоящее норовило оставить его ни с чем.
Входная дверь была не заперта, и Вогтоус тихо шагнул внутрь. Он оказался в маленьком коридорчике; впереди в полумраке тускло белела другая дверь. Вогт растворил ее и вошел — крадучись, потому что заранее почувствовал чье-то присутствие. Зал библиотеки, как и положено, был заставлен стеллажами с книгами (нормальными книгами, разве что немного пыльными; не теми ужасными книжонками, которые он видел в витрине магазина). Сильно пахло сыростью и пылью. Вогтоус едва не чихнул, но вовремя зажал себе рот. За заставленной книжными стопками стойкой сидела, сгорбившись, маленькая седенькая старушонка, похожая на гриб. У нее были большие круглые стекла на глазах; морщинистый тонкогубый рот; волосы подняты наверх и уложены в пучок. Старушка показалась Вогтоусу тихой и безобидной, и все же ему не хотелось говорить и объяснять что-либо, он слишком устал для этого.
Старушка подняла голову и подслеповато прищурилась на него.
— Тсс, я только сон, — прошептал Вогт. — Не проснитесь.
Неважно, что он говорил, но его слова звучали так убедительно; ее голова покорно опустилась.
Вогтоус искал еще одну дверь. Он прошел мимо стеллажей в глубь комнаты и действительно нашел ее. Она была приоткрыта; за ней сбегали вниз ступеньки. Вогтоус спустился по ним.
Света не было, но Вогтоус снова научился видеть в темноте. Наверное, в этой
Одна книга, раскрытая, лежала на ящиках, и Вогтоус сказал себе: «Вот оно». Это была книга из его мира, с пухлыми пергаментными страницами и обложкой, покрытой зеленым бархатом. Вогт склонился над книгой, но все ее страницы оказались пусты. Вогтоус едва не закричал от разочарования, но затем заприметил что-то, лежащее возле книги. Это был карандаш. Конечно, он мало походил на привычные Вогтоусу грифели, но что это за предмет и как его использовать, было несложно догадаться. Вогт осознал: он должен сам определить содержание книги.
Вогтоус уселся на ближайший ящик и положил книгу себе на колени. Он взглянул на обложку, и в его сердце вспыхнула нежность. Среди украшающих обложку камней были и драгоценные, и самые обычные мелкие камушки, которые не сложно отыскать на дне любого ручья. Он знал названия этих камней, свойства каждого из них, а в том враждебном, растерявшем всю прелесть мире, что окружал его сейчас, не знал и не хотел знать ничего. Распахнув книгу на середине, Вогт взглянул на белый лист. «Просто пиши то, что придет в голову», — сказал он себе.
«Меня зовут Вогтоус», — неуклюже, потому что пальцы замерзли, нацарапал он, стискивая карандаш левой рукой. «Я хочу вернуться, — написал он. — Мне тут не место».
Все мысли пропали, как назло. Вогтоус задумался. Просто пиши.
«На рассвете, после ночи звезд, много росы. Почему? Это звезды превращаются в росу? Мне больно вспоминать об этом здесь, где нет звезд и нет росы».
Ох. Он схватился за голову, а затем глубоко вздохнул и начал быстро строчить, не обращая внимания на корявые буквы.
«Солнечный свет падает дождем на траву. Проникает сквозь листья, питая корни деревьев. Это тот мир, который я люблю, и я не хочу изменений в нем, ведь я узрел, каким он станет, и это ужасно. Если люди доведут его до такого состояния, то их можно считать преступниками. А преступники заслуживают наказания — не с целью причинить боль, а с целью заставить их осознать свои ошибки… С другой стороны, они лишь неразумные дети. Они сбились с пути, устремившись за сиюминутными желаниями, а в итоге оказались полностью потеряны.
Этот мир — первый, пробужденный из небытия, самый несовершенный, но навсегда самый любимый — даже тогда, когда я хочу отказаться от него. Но тот, кто любит, порой вынужден принимать сложные решения. В любом случае что-то должно быть сделано. Чтобы даже через тысячу лет по синему небу плыли белые облака…»
Он возвращался. Последняя тонкая нить привязывала его к кошмарному миру будущего, которому лучше бы и вовсе не наступить. Отлив уносил его обратно, к морю… к Эхо.
И, стоило ему подумать об Эхо, как мерцающая листва нового лучшего будущего померкла. Он закрыл глаза, потом открыл их, но теперь видел лишь тьму. Он вспомнил как заканчиваются многие сказки: и жили они долго и счастливо, и умерли в один день. Он никогда не понимал эти слова полностью, и упоминание о смерти, казалось, бросало холодную тень на слова «долго и счастливо». Но когда любишь кого-то настолько сильно, то знаешь: умереть в один день — один из лучших даров судьбы. Потому что неизбывно горе того, кто останется в одиночестве…