Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
Но это случается и в человеческом обществе. Эти дети, Миро и Уанда, с их сомнительной деятельностью — они были лучше и мудрее, чем Межзвездный комитет, который составлял правила. Но если их поймают, их отправят в другой мир — что почти равносильно смертному приговору, потому что даже если они смогут вернуться, всех их знакомых уже не будет в живых — и будут судить, и накажут, может быть посадят в тюрьму. Их идеи и гены не получат продолжения, а общество от этого пострадает.
Но то, что это делают и люди, еще не оправдание. Кроме того, если Миро и Уанду арестуют и посадят в тюрьму,
В этот момент Эндер ясно понял, что правила, регулирующие контакты людей и свинок, направлены вовсе не на защиту свинок. Они должны гарантировать сохранение превосходства людей. С этой точки зрения Миро и Уанда, занимаясь своей «сомнительной деятельностью», предавали интересы своего вида.
— Отступники, — сказал он вслух.
— Что? — спросил Миро. — Что вы говорите?
— Отступники. Те, кто отказывается от своего народа, и называет своими врагов.
— А, — только и сказал Миро.
— Это не мы, — возразила Уанда.
— Да, это мы, — сказал Миро.
— Я не отказывалась от человечества!
— Если следовать определению епископа Перегрино, мы отказались от человечества давным-давно, — сказал Миро.
— Но по моему определению… — начала Уанда.
— По твоему определению, — сказал Эндер, — свинки тоже человечны. Вот почему ты отступница.
— По-моему, вы говорили, что мы относимся к ним, как к животным.
— Когда вы не признаете их ответственными за свои дела, когда вы пытаетесь обмануть их, вы относитесь к ним как и животным.
— Другими словами, — сказал Миро, — когда мы выполняем правила, установленные Конгрессом.
— Да, — согласилась Уанда, — да, это верно, мы отступники.
— А вы? — спросил Миро. — Почему вы отступник?
— Ну, человеческая раса отказалась от меня очень давно. Именно поэтому я и стал Глашатаем Мертвых.
В это время они пришли на поляну свинок.
За ужином матери не было, и Миро тоже. Элу это вполне устраивало. Если кто-то из них присутствовал, у Элы уже не было власти, и она не могла справиться с младшими детьми. В то же время ни мать, ни Миро не заменяли ее. Никто не слушался Элу, и никто другой не пытался навести порядок. Так что без них все было тише и спокойнее.
Впрочем, нельзя было сказать, что даже сейчас малыши были очень уж послушны. Они просто меньше ей сопротивлялись. Достаточно было прикрикнуть на Грего пару раз, чтобы он прекратил пинать Куару под столом. А сегодня Ким и Ольгадо были заняты собой, и не было обычных препирательств. Пока ужин не кончился.
Ким откинулся на спинку стула и зло улыбнулся Ольгадо.
— Так это ты научил этого шпиона, как залезть в файлы мамы!
Ольгадо повернулся к Эле.
— Эла, ты опять оставила лицо Кима открытым. Пора научиться быть аккуратнее, — так он обычно шутливо призывал ее вмешаться.
Ким вовсе не хотел, чтобы кто-то помогал
— На этот раз Эла вовсе не на твоей стороне, Ольгадо. Все против тебя. Ты помог этому мерзкому шпиону проникнуть в мамины файлы, и поэтому ты так же виновен, как и он. Он слуга дьявола и ты тоже.
Эла заметила, что Ольгадо рассержен; она вдруг представила себе, как Ольгадо бросит в Кима свою тарелку. Но этот момент прошел. Ольгадо успокоился.
— Извините, — сказал он. — Я не хотел.
Он сдался. Он признал, что Ким был прав.
— Я надеюсь, — возразила Эла, — что ты сожалеешь, что ты не хотел. Я надеюсь, что ты извиняешься не потому, что ты помог Глашатаю Мертвых.
— Ну конечно он извиняется за то, что помог шпиону, — сказал Ким.
— Потому что, — продолжила Эла, — мы должны помогать Глашатаю во всем.
Ким вскочил, перегнулся через стол и закричал ей в лицо:
— Как ты можешь так говорить! Он вторгся в мамину личную жизнь, он копался в ее секретах, он…
К своему удивлению, Эла вдруг тоже оказалась на ногах, оттолкнула его и тоже закричала, еще громче:
— Секреты матери отравляют нас всех в этом доме! Из-за ее секретов мы все болеем, в том числе и она сама! И, может быть, единственный способ все исправить — украсть ее секреты и вынести их на открытое место, где мы могли бы прикончить их!
Она замолчала. Ким и Ольгадо стояли перед ней, прижавшись к стенке, словно это был расстрел и ее слова были пулями. Тихо, но с силой Эла продолжала:
— По моему убеждению, Глашатай Мертвых — наш единственный шанс на то, чтобы снова стать семьей. И секреты матери — это последний барьер на его пути. Поэтому сегодня я рассказала ему все, что я знаю о маминых файлах, потому что я хочу передать ему каждую крупинку истины, которую я смогу найти.
— Тогда ты тоже изменница, и хуже всех, — сказал Ким дрожащим голосом. Он был готов расплакаться.
— А я утверждаю, что, помогая Глашатаю, я доказываю свою верность, — ответила Эла. — Настоящая измена — в том, чтобы подчиниться матери, потому что все, чего она хочет, к чему она стремилась всю жизнь, — это ее гибель и гибель этой семьи.
К удивлению Элы, расплакался не Ким, а Ольгадо. Конечно, слез не было, потому что железы удалили, когда вставляли глаза. Поэтому ничто не предвещало, что он заплачет. Вместо этого он согнулся, всхлипывая, затем соскользнул вдоль стены, сел на пол, уронив голову между колен, и сидел, всхлипывая. Эла поняла, почему: она сказала, что в его любви к Глашатаю нет неверности, что он не согрешил, и он поверил, когда она сказала это, он знал, что это правда.
Она подняла глаза от Ольгадо и увидела мать, стоящую и дверном проеме. Эла почувствовала слабость, дрожа от мысли о том, что мать могла услышать.
Но мать не была рассерженной, только немного грустной и очень усталой. Она смотрела на Ольгадо.
Ким наконец обрел голос.
— Ты слышала, что сказала Эла? — гневно спросил он.
— Да, — сказала мать, не отводя глаз от Ольгадо. — И очень может быть, что она права.
Эла была потрясена не меньше, чем Ким.
— Идите в свои комнаты, дети, — тихо сказала мать. — Мне нужно поговорить с Ольгадо.