Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— И вам придется искать другую работу? — спросил Эндер.
Уанда взглянула на него с презрением.
— Вы думаете, что ксенология — лишь работа? Там, в лесу, живут мыслящие существа. Раманы, а не варелсы. И люди должны знать о них.
Эндер не ответил, но его взгляд не покидал ее лица.
— Это как «Королева и Гегемон», — сказал Миро. — Свинки похожи на баггеров.
— Только меньше, слабее, примитивнее. Да, мы должны изучать их, но это не все. Можно изучать животных и не переживать, когда кто-то из них умирает или кого-то съедают, но эти… Они похожи на нас.
— Вы любите их, — сказал Эндер.
— Да! — сказала Уанда.
— Но если вы уйдете от них, если вас здесь не будет, они ведь не исчезнут?
— Нет, — согласился Миро.
— Я говорила тебе, он ничем не лучше комитета, — сказала Уанда.
Эндер не ответил на это.
— Если бы вы ушли, что бы это означало для них?
— Ну, скажем, — Миро с трудом подыскивал слова, — как если бы мы могли вернуться на старую Землю, до Ксеноцида, до межзвездных полетов, и сказать им: вы могли бы путешествовать к звездам, жить на других мирах. И показать им тысячи маленьких чудес. Свет, который зажигается выключателем. Сталь. Даже простые вещи — горшки для воды. Сельское хозяйство. Они видят нас, знают, кто мы, они знают, что могут стать как мы, делать то, что мы умеем. И что, они говорят: «Уберите это, не показывайте нам, мы хотим жить нашей гадкой, короткой, животной жизнью, пусть эволюция идет своим чередом»? Нет, они говорят: «Дайте, научите, помогите».
— И вы говорите «не можем» и уходите.
— Поздно, — воскликнул Миро. — Как вы не понимаете? Они уже видели чудеса! Они видели, как мы прилетели сюда. Они видели нас — высоких, сильных, вооруженных волшебными орудиями и знаниями, о которых они и не мечтали. Слишком поздно сказать «до свидания» и уйти. Они уже знают о многом. И чем дольше мы остаемся здесь, чем больше они пытаются узнать, чем больше они узнают, чем больше мы видим, как знание помогает им… И если у вас есть хоть немного сострадания, если вы понимаете, что они… они…
— Как люди.
— По крайней мере, раманы. Они наши дети, понимаете?
Эндер улыбнулся.
— Кто из вас, если сын его попросит хлеба, даст ему камень?
Уанда кивнула.
— Именно. Правила Конгресса говорят, что мы должны дать им камни. Хотя у нас так много хлеба.
Эндер поднялся.
— Ну что же, пойдем.
Но Уанда не была готова.
— Но вы не обещали…
— Вы читали книгу «Королева и Гегемон»?
— Я читал, — сказал Миро.
— Можете вы вообразить, что тот, кто назвал себя Глашатаем Мертвых, может причинить зло этим малышам-пекениньос?
Озабоченность Уанды заметно уменьшилась, но не ее враждебность.
— Вы не просты, сеньор Эндрю, Глашатай Мертвых, вы очень хитры. С ним вы говорите о Королеве баггеров, а мне цитируете Писание.
— Я говорю с каждым на том языке, который он понимает, — сказал Эндер. — Это не хитрость, это открытость.
— Итак, вы сделаете все, что захотите.
— Если это не навредит свинкам.
Уанда пренебрежительно усмехнулась.
— В вашем понимании!
— Я не могу использовать понимание других, — он повернулся
— Я должен сказать, — сказал Миро. — Свинки спрашивали о вас. Они считают, что вы и есть тот Глашатай, который написал «Королеву и Гегемона».
— Они читали это?
— Они включили многое в свою религию. Распечатку, которую мы дали им, они берегут, как священную книгу. А теперь они утверждают, будто Королева разговаривает с ними.
Эндер взглянул на него.
— И что же она говорит? — спросил он.
— Что вы тот самый Глашатай. И что вы привезли ее с собой. И что вы позволите ей жить с ними и научить их всему о металлах, и… от этого можно сойти с ума. И это хуже всего, они ожидают от вас столько невозможных вещей.
Для них это было выполнением желаний, как, очевидно, считал и Миро, но Эндер знал, что Королева действительно разговаривала с кем-то из своего кокона.
— А как Королева с ними разговаривает?
Теперь Уанда была с другой стороны от него.
— Не с ними, только с Рутером. А Рутер разговаривает с ними. Это все входит в их систему тотемов. Мы всегда стараемся подыгрывать им, как будто мы верим им.
— Какое великодушие с вашей стороны, — сказал Эндер.
— Это общепринятая антропологическая практика, — сказал Миро.
— Вы так старательно притворяетесь, что верите им, — вы никогда не смогли бы узнать что-то от них.
На секунду они отстали, и Эндер вошел в лес один. Потом они догнали его.
— Мы посвятили наши жизни тому, чтобы узнать их, — сказал Миро.
Эндер остановился.
— Узнать их, но не научиться от них.
Они только что вошли в глубь леса; на их лицах нельзя было прочесть ничего из-за игры света и тени от листьев. Но он знал, что он увидел бы на их лицах. Раздражение, негодование, презрение — как смеет этот неподготовленный пришелец ставить под сомнение их профессиональное отношение? А вот как:
— Вы уверены в своем культурном превосходстве. Вы занимаетесь «сомнительной деятельностью», чтобы помочь бедным свинкам, но никогда в жизни вы не смогли бы заметить, что они могут вас научить чему-то.
— Чему? — воскликнула Уанда. — Тому, как убить своего величайшего благодетеля, замучить его до смерти, после того как он спас жизни десятков их женщин и детей?
— Тогда почему вы терпите это? Почему вы помогаете им после того, что они сделали?
Миро вклинился между Уандой и Эндером. «Защищает ее, — подумал Эндер, — или же спасает от того, чтобы продемонстрировать свои слабости».
— Мы профессионалы. Мы понимаем, что культурные различия, которые мы не можем объяснить…
— Вы понимаете, что свинки лишь животные, и вы осуждаете их за то, что они убили Либо и Пипо, не больше, чем кабру за то, что она ест капим.
— Это так, — согласился Миро.
Эндер улыбнулся.
— Вот почему вы никогда не сможете научиться у них — потому что вы считаете их животными.
— Мы считаем, что они — раманы, — сказала Уанда, отталкивая Миро. Очевидно, она не нуждалась в защите.