Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
Дон Кристао покачал головой.
— Он не станет, если мы попросим его.
— Вы наивны, как дитя, — сказал епископ Перегрино. — Он не обязан даже возвращать, их вам.
Боскинья кивнула.
— Это верно. У него будет все, что нужно нам, и он сможет вернуть это нам или оставить у себя, по своему желанию. Но я верю, как и дон Кристао, что он хороший человек и поможет нам в это трудное время.
Дона Криста поднялась.
— Извините, но я хотела бы начать немедленно.
Боскинья повернулась к терминалу епископа и ввела свой пароль.
— Просто введите классы файлов, которые вы хотите отправить в очередь сообщений
— Сколько у нас времени? — спросил дон Кристао. Дона Криста в это время уже начала быстро стучать по клавишам.
— Время показывается здесь, вверху, — Боскинья протянула руку к голографическому дисплею и прикоснулась к цифрам пальцем.
— Можно не передавать то, что мы уже напечатали, — предложил дон Кристао. — Мы всегда можем ввести это обратно в компьютер. К тому же этого так мало.
Боскинья повернулась к епископу.
— Я знала, что это будет трудно.
Епископ презрительно усмехнулся.
— Трудно.
— Надеюсь, вы хорошо подумаете, прежде чем отказаться от…
— Отказаться! — возмутился епископ. — Вы считаете, я дурак? Я, может быть, ненавижу псевдорелигию этих безбожников, Глашатаев Мертвых, но если это единственный путь, который Бог открыл нам для того, чтобы спасти жизненно важные документы церкви, то я был бы плохим слугой Господа, если бы я позволил своей гордости помешать мне воспользоваться им. Мы еще не определили, какие файлы важнее, и это потребует несколько минут, но я надеюсь, что Дети Разума оставят нам достаточно времени для того, чтобы передать документы.
— Сколько времени вам понадобится? — спросил дон Кристао.
— Немного. Я думаю, не больше десяти минут.
Боскинья была приятно удивлена. Она опасалась, что епископ будет настаивать на том, чтобы отправить все свои файлы раньше Детей Разума — чтобы лишний раз утвердить превосходство епископата перед монастырем.
— Благодарю вас, — сказал дон Кристао, целуя протянутую ему руку.
Епископ холодно посмотрел на Боскинью.
— Не надо так удивляться, мэр Боскинья. Дети Разума работают с помощью мирского знания, поэтому они больше зависят от мирских машин. Мать-Церковь имеет дело с духовными сущностями, поэтому мы используем общественные компьютеры только для рутинных задач. К тому же мы так старомодны и до сих пор храним в соборе десятки настоящих бумажных Библий в кожаных обложках, так что Межзвездному Конгрессу не удастся лишить нас слова Господня.
Он недобро усмехнулся. Боскинья весело улыбнулась ему в ответ.
— Небольшой вопрос, — сказал дон Кристао. — Когда наши файлы будут уничтожены, а мы вновь скопируем их в память из файлов Глашатая, что может помешать Конгрессу сделать это еще раз? И еще, и еще?
— Это самое трудное, — ответила Боскинья. — Это зависит от того, чего хочет добиться Конгресс. Может быть, они и не будут стирать наши файлы. Может быть, они продемонстрируют свою власть и немедленно восстановят самые необходимые. Раз я не представляю, за что нас наказывают, как я могу сказать, как далеко они пойдут? Если они оставят нам хоть какой-то способ остаться верными, то, конечно, мы останемся уязвимыми для таких операций.
— Но что, если по какой-то причине они решили считать нас восставшими?
— В крайнем случае мы могли бы скопировать все обратно в местные компьютеры и отключить ансибл.
— Помоги
Епископ Перегрино заметно рассердился.
— Какая абсурдная идея, сестра Детестаи о Пекадо. Или вы думаете, что Христос зависит от ансибла? Что Конгресс может заставить замолчать Святой Дух?
Дона Криста смущенно покраснела и вернулась к своей работе.
Секретарь епископа вручил ему лист бумаги со списком файлов.
— Можно исключить мою личную переписку, — сказал епископ. — Я уже отправил свои послания. Мы позволим церкви решать, какие из моих писем стоит сохранять. Для меня они не имеют ценности.
— Епископ готов, — предупредил дон Кристао. Его жена немедленно встала и уступила свое место секретарю.
— Кстати, — сказала Боскинья. — Я подумала, что вам может быть интересно. Глашатай объявил, что сегодня вечером на площади он будет Говорить о смерти Маркоса Мария Рибейра, — Боскинья посмотрела на часы. — Очень скоро.
— Но почему, — возразил епископ кисло, — вы подумали, что меня это волнует?
— Я подумала, что вы захотите послать представителя.
— Спасибо, что сказали нам, — поблагодарил дон Кристао. — Я, пожалуй, пойду. Я бы хотел услышать человека, который Говорил о смерти Сан Анжело, — он повернулся к епископу. — Я сообщу вам все, что услышу, если хотите.
Епископ откинулся назад и улыбнулся плотно сжатыми губами.
— Спасибо, но один из моих людей будет присутствовать.
Боскинья вышла из кабинета епископа, сбежала по ступенькам и вышла в двери собора. Теперь ей нужно было вернуться в свои комнаты, потому что независимо от того, что планирует Конгресс, все их сообщения будут направлены ей.
Она не стала обсуждать это с религиозными лидерами, потому что это было не их дело, но на самом деле она отлично знала, по крайней мере в общих чертах, почему Конгресс делал это. Все параграфы, которые давали Конгрессу право относиться к Лузитании как к мятежной колонии, были связаны с правилами контактов со свинками.
Очевидно, ксенологи сделали что-то очень неправильное. Поскольку Боскинья ничего не знала, то это должно было быть что-то настолько большое, что его можно было рассмотреть со спутников, единственных аппаратов, сообщения которых направлялись непосредственно комитету, минуя Боскинью. Боскинья попыталась представить, что могли сделать Миро и Уанда: подожгли лес? спилили деревья? возглавили войну между племенами свинок? Все, о чем она думала, казалось ей абсурдным.
Она попыталась вызвать их, чтобы расспросить, но их, конечно же, не было. Ушли за ворота, в лес, чтобы продолжать то, что навлекло на Лузитанию возможность уничтожения. Боскинья напоминала себе, что они были молоды и все это могло быть смешной детской ошибкой.
Но они были не настолько молоды, и к тому же два самых блестящих ума в колонии, где было много очень умных людей. Хорошо, что по Межзвездному Кодексу правительства не могли иметь никаких инструментов наказания, которые могли бы быть использованы для пыток. Впервые в жизни Боскинья чувствовала такой гнев — она могла бы воспользоваться такими инструментами, если бы они у нее были. «Я не знаю, что вы хотели сделать, Миро и Уанда, и я не знаю, что вы сделали и для какой цели; но теперь всей колонии придется заплатить за это. И если есть на свете справедливость, я заставлю вас расплатиться за это любым способом».