Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
В его ухе раздался тихий голос Джейн:
— Я начинаю немного понимать «язык жен». Основы «языка братьев» были описаны в заметках Пипо и Либо. Очень помогает своим переводом Хьюмэн. «Язык жен» тесно связан с «языком братьев», но он кажется архаичнее, ближе к корням — больше старых форм, и к тому же все формы Жена-к-Брату находятся в повелительном наклонении, а формы Брат-к-Жене — в просительном. Женское слово, обозначающее братьев, связано с мужским словом мачос. Если это язык любви, то удивительно, как они ухитряются размножаться.
Эндер улыбнулся. Было приятно
Он понял, что Мандачува задал Уанде какой-то вопрос, на который она шепотом отвечала:
— Он слушает, что говорит камень в его ухе.
— Это Королева? — спросил Мандачува.
— Нет, — ответила Уанда. — Это…
Она с трудом подобрала слово.
— Это компьютер. Машина, умеющая говорить.
— А можно и мне такой? — спросил Мандачува.
— Позже, — ответил Эндер, избавив Уанду от необходимости придумывать ответ.
Жены замолчали, и опять слышен был только голос Крикливой. И тут же братья возбужденно зашевелились.
— Она говорит на «языке братьев», — прошептала Джейн.
— Это великий день, — торжествовал Эрроу. — Жены говорят здесь на «языке братьев». Такого еще не было.
— Она приглашает тебя подойти, — перевел Хьюмэн. — Приглашает, как сестра брата.
Эндер немедленно вышел на поляну и подошел к ней. Хотя она была выше братьев, она все равно была на полметра ниже, чем Эндер, поэтому ему пришлось опуститься на колени, чтобы их глаза были на одном уровне.
— Я благодарен за доброе отношение ко мне, — сказал Эндер.
— Это я мог бы сказать и на «языке жен», — заметил Хьюмэн.
— Все равно, скажи это на своем языке, — сказал Эндер.
Хьюмэн перевел. Крикливая протянула руку, коснулась гладкой кожи его лба, колючей щетины на подбородке; она прижала палец к его губам, и он закрыл глаза, но не вздрогнул, когда она осторожно положила палец на его глаз.
Она заговорила.
— Ты — святой Глашатай? — перевел Хьюмэн, а Джейн тут же поправила:
— Он добавил слово «святой».
Эндер посмотрел Хьюмэну прямо в глаза.
— Я не святой, — ответил он.
Хьюмэн оцепенел на мгновение.
— Скажи ей.
Какое-то время он был в смятении; затем, очевидно, решил, что из этих двоих Эндер менее опасен.
— Она не говорила «святой».
— Говори мне то, что она говорит, как можно точнее, — попросил Эндер.
— Если ты не святой, — недоумевал Хьюмэн, — то как ты узнал, что она говорит на самом деле?
— Пожалуйста, — настаивал Эндер, — будь правдивым.
— Тебе я все переведу точно, — ответил Хьюмэн. — Но когда я говорю с ней, она слышит мой голос, поэтому я должен говорить твои слова осторожно.
— Говори правдиво, — сказал Эндер. — Не бойся. Это очень важно, чтобы она в точности знала, что я сказал. Скажи ей это. Скажи, что я прошу простить тебя, если ты будешь говорить с ней грубо, но я грубый фрамлинг, и ты должен переводить в точности то, что говорю я.
Хьюмэн закатил глаза, но повернулся к Крикливой и перевел.
Она кратко ответила. Хьюмэн перевел:
— Она говорит,
— Скажи ей, что люди никогда не видели таких больших деревьев. Попроси ее объяснить, что жены делают с этим деревом.
Уанда была в ужасе.
— Вы всегда переходите сразу к делу, не правда ли?
Но когда Хьюмэн перевел слова Эндера, Крикливая немедленно подошла к дереву, коснулась его и начала петь.
Сейчас они были ближе к дереву и могли видеть, что за существа копошатся на коре. Большинство из них не превышало в длину пяти сантиметров. Они были похожи на зародышей, хотя их розоватые тела были покрыты пушком темного меха. Глаза их были открыты. Они лезли друг на друга, пытаясь подобраться к пятнам чего-то, напоминающего сохнущее тесто, которые покрывали ствол.
— Пюре из амаранта, — пояснила Уанда.
— Дети, — сказала Эла.
— Не маленькие, — подтвердил Хьюмэн. — Эти уже почти могут ходить.
Эндер подошел к дереву, протянул руку. Крикливая тут же замолкла. Но Эндер не остановился. Он потрогал пальцами кору возле маленькой свинки. Она задела его, перелезла через руку, прицепилась к нему.
— Как его зовут? — спросил Эндер.
Испуганный Хьюмэн торопливо перевел вопрос, а затем и ответ.
— Это мой брат, — сказал он. — Он не получит имени, пока не научится ходить на двух ногах. Его отец — Рутер.
— А мать? — спросил Эндер.
— А, у маленьких матерей не бывает имен, — ответил Хьюмэн.
— Спроси ее.
Хьюмэн спросил. Она ответила.
— Она говорит, что его мать была очень сильной и смелой. Она очень потолстела перед тем, как родить пятерых детей, — Хьюмэн коснулся лба. — Пять детей — это очень хорошо. И ей хватило жира, чтобы прокормить их всех.
— Это его мать приносит пюре, которое они едят?
Хьюмэн был потрясен.
— Глашатай, я не могу сказать это ни на каком языке.
— Почему?
— Я сказал тебе. Ей хватило жира, чтобы прокормить пятерых детей. Положи обратно маленького брата, и пусть жена поет дереву.
Эндер приложил руку к стволу, и маленький брат тут же уполз. Крикливая продолжила свою песню. Уанда была сердита на Эндера, но Эла была явно возбуждена.
— Вы не понимаете? Новорожденные питаются телом своей матери.
Эндер с отвращением отодвинулся от дерева.
— Как ты можешь говорить такое? — спросила Уанда.
— Посмотри, как они копошатся на дереве, как маленькие мачос. Должно быть, они и мачос были конкурентами, — Эла показала на часть дерева, на которой не было амарантового пюре. — Из дерева течет сок через эти трещины. До десколады здесь, наверное, были насекомые, которые питались соком, а мачос и маленькие свинки их ели. Поэтому свинки смогли соединить свои генетические молекулы с деревьями. И не только дети жили здесь, но и взрослым свинкам все время приходилось лазить на деревья, чтобы отогнать мачос. Даже когда появились другие источники пищи, они все равно были привязаны к этим деревьям своим жизненным циклом. Задолго до того, как они стали деревьями.