Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
Миро закрыл рот и сказал: «М-м-м».
Новинья была в отчаянии; она пыталась ободрить Миро, но все равно, это было самое ужасное из всего, что случалось с ее детьми. Когда Лауро лишился глаз и его стали называть Ольгадо (она ненавидела это прозвище, но сама пользовалась им), она думала, что хуже быть не может. Но видеть Миро парализованным и беспомощным — он даже не чувствовал, как она касалась его руки, — этого она не могла снести. Она помнила свое горе, когда умерли Пипо и Либо, и огромную жалость после смерти Маркао. Она даже помнила ноющую пустоту, которую она испытала, когда
Она встала и хотела выйти, чтобы плакать там, где Миро не увидит и не услышит ее.
— М-м. М-м. М-м.
— Он не хочет, чтобы ты уходила, — пояснил Ким.
— Я останусь, если ты хочешь, — сказала Новинья. — Но ты должен поспать. Доктор Навио сказал, что чем больше ты будешь спать…
— М-м. М-м. М-м.
— Спать тоже не хочет, — сказал Ким.
Новинья хотела прикрикнуть на Кима, сказать ему, что и сама прекрасно все слышит, но сдержалась. Сейчас было не до ссор. К тому же именно Ким придумал систему, с помощью которой Миро давал ответы. Он имел право гордиться, даже считать себя голосом Миро. Так он доказывал, что он все еще часть семьи, что он не собирается покидать их, несмотря на то, что он услышал сегодня на площади. Так он показывал, что прощает ее, и поэтому она промолчала.
— Может быть, он хочет что-то сказать? — предположил Ольгадо.
— М-м.
— Может, спросить что-то? — сказал Ким.
— М-м. А-а.
— Отлично, — сказал Ким. — Руки не шевелятся, значит, писать он не может.
— Sem problema, — проговорил Ольгадо. — Можно поднести его к терминалу, я сделаю так, чтобы терминал показывал все буквы, и Миро надо будет просто сказать «да», когда он покажет нужную букву.
— Это слишком медленно, — возразил Ким.
— Хочешь попробовать, Миро? — спросила Новинья.
Он хотел.
Втроем они отнесли его в гостиную и положили на кровать. Ольгадо написал программу, которая поочередно высвечивала все буквы алфавита. Потребовалось некоторое время, пока они не отрегулировали скорость — достаточно медленно для того, чтобы Миро успевал указать на свою букву до того, как зажигалась следующая.
Миро, в свою очередь, сокращал свои слова, чтобы сберечь время.
«С-В-И…».
— Свинки, — догадался Ольгадо.
— Да, — сказала Новинья. — Почему ты полез через ограду за свинками?
— М-м-м-м-м!
— Он задает вопрос, мама, — сказал Ким. — Он не хочет отвечать.
— А-а.
— Ты хочешь знать о свинках, которые были с тобой, когда ты полез через ограду? — спросила Новинья. Да, он хотел. — Они вернулись в лес, а с ними пошли Уанда и Эла и Глашатай Мертвых.
Она быстро рассказала ему о совещании в палатах епископа, о том, что они узнали о свинках и, прежде всего, что они решили делать.
— Когда они, чтобы спасти тебя, отключили ограду, это и было решением восстать против Конгресса. Ты понимаешь? Законы комитета больше не действуют. Ограда сейчас просто подставка для проводов. Ворота теперь будут постоянно открыты.
В глазах Миро появились слезы.
— Это все, что ты хотел узнать? — спросила Новинья. —
«Нет, — сказал он. — Нет-нет-нет».
— Подожди, его глаза очистятся, — попросил Ким, — и мы продолжим.
«С-К-А-Ж-И Г-Л-А…».
— Сказать Глашатаю, — расшифровал Ольгадо.
— Что надо сказать Глашатаю? — спросил Ким.
— Спи, потом расскажешь, — сказала Новинья. — Его не будет еще долго. Он вырабатывает вместе со свинками новые законы. Чтобы они не убивали больше людей, как Пипо и Л… твоего отца.
Но Миро не хотел спать. Он продолжал по буквам составлять свое сообщение. Втроем они наконец поняли, что он хочет передать Глашатаю. И они поняли, что он хочет, чтобы они отправились немедленно.
Тогда Новинья оставила дона Кристао и дону Кристу следить за домом и маленькими детьми. Перед уходом она остановилась возле постели старшего сына. Глаза его были закрыты, он ровно дышал. Она прикоснулась к его руке, взяла ее в свои, сжала; она знала, что он не чувствует, но она теперь хотела успокоить себя, а не его.
Он открыл глаза. И она почувствовала, как его пальцы нежно сжали ее руку.
— Я чувствую, — прошептала она ему. — Все будет хорошо.
Он закрыл глаза. Она встала и, ничего не видя, прошла к двери.
— Что-то попало мне в глаз, — объяснила она Ольгадо. — Проводи меня немного, пока я не смогу видеть.
Ким уже был возле ограды.
— Ворота слишком далеко, — крикнул он. — Ты сможешь перелезть, мама?
Она смогла, хотя это было нелегко.
— Вот что, — сказала она. — Боскинье придется проделать еще одни ворота прямо здесь.
Было уже поздно, после полуночи, и Эла и Уанда уже засыпали, но не Эндер. Все время многочасовых переговоров с Крикливой он был бодр — так отреагировал на напряжение его организм; и даже если бы прямо сейчас он пошел домой, еще долго он не смог бы уснуть.
Теперь он намного лучше знал, чего хотят, в чем нуждаются свинки. Лес был их домом, их страной; казалось, больше им ничего не нужно было. Но теперь, когда появились плантации амаранта, они поняли, что прерия — тоже полезная земля, которой надо владеть. Правда, они слабо разбирались в землемерных вопросах. Сколько гектаров им нужно возделывать? Сколько земли могут использовать люди? Сами свинки с трудом понимали, что им нужно, и Эндеру было очень трудно сформулировать это.
Еще труднее было с вопросами закона и управления. Для свинок все было просто: жены должны управлять всем. Но в конце концов Эндер сумел объяснить им, что люди по-другому составляют свои законы и что законы людей лучше подходят к проблемам людей. Чтобы они поняли, почему людям нужны свои законы, Эндеру пришлось объяснить им, как происходит размножение у людей. Он с улыбкой отметил, что Крикливая была потрясена тем, что у людей спариваются взрослые особи и что мужчины имеют равные с женщинами права при установлении законов. Идея семьи и родства, а не племени, была для нее проявлением «слепоты братьев». Хотя Хьюмэн гордился тем, как много детей у его отца, но жены выбирали отцов только в интересах племени. Племя и индивидуум — жены признавали только это.