Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— Королю привиделся сон, — сказала Вэлентайн, — но он забыл, о чем он был, поэтому он приказал, чтобы его мудрецы истолковали ему смысл его сна, а не то он их всех казнит. Только Даниил смог объяснить королю смысл его сна, но он был пророком.
— Ты читаешь Библию?
— В этом году мы изучаем классику на уроках английского. Я — не пророк.
— Я бы очень хотел рассказать тебе все о твоем брате. Но на это уйдут часы, может быть дни, а затем мне придется отправить тебя в безопасное место, так как большая часть моего рассказа относилась бы к информации абсолютно секретной. Давай попробуем
— Это компьютер поместил туда фотографию, а не Эндер. Вот и спросите у компьютера.
— Компьютер не знает.
— Думаете, я знаю?
— С тех пор, как Эндер с нами, он второй раз заводит эту Игру в тупик. Получается игра, у которой, как нам кажется, не может быть решений.
— Но ведь в первый раз он нашел какое-то решение?
— Постепенно.
— Ну тогда дайте ему время, он, возможно, решит ее и на этот раз.
— Я не уверен, Вэлентайн. Твой брат — очень несчастный маленький мальчик.
— Почему?
— Не знаю.
— Вы очень многого не знаете, не так ли?
Вэлентайн на минуту подумала, что полковник собирается рассердиться. Но вместо этого он решил рассмеяться.
— Нет, не так уж много. Но почему Эндер постоянно видит в этом зеркале Питера?
— Но этого не должно быть. Это глупо.
— Почему глупо?
— Потому что, если у Эндера и есть его полная противоположность, то это Питер.
— Как это?
Вэлентайн не могла придумать, как ответить на этот вопрос, не подвергая себя опасности. Избыток вопросов о Питере может привести к настоящей беде. Вэлентайн слишком хорошо знала мир, чтобы не знать, что планы Питера относительно мирового господства не могут быть восприняты серьезно как угроза существующим правительствам. Но они могут подумать, что он сумасшедший, и отправят его лечиться от мании величия.
— Ты готовишься мне солгать, — сказал Грэфф.
— Я готовлюсь к тому, чтобы с вами больше не разговаривать.
— И ты испугана. Но почему ты испугана?
— Я не люблю вопросов о моей семье. Давайте не трогать мою семью.
— Вэлентайн, как раз это я и пытаюсь сделать. Не трогать твою семью. Я обратился к тебе, чтобы не начинать всю эту мороку с тестами для Питера и вопросами для твоих родителей. Я пытаюсь сейчас решить этот вопрос с человеком, которого Эндер любит и которому доверяет, как никому на свете, может быть вообще единственным человеком, которого он любит и которому доверяет. Если нам не удастся решить проблему этим способом, мы увезем всю вашу семью с нами и уже тогда будем делать все, что захотим. Это не какой-нибудь пустяк, и я так просто не уеду.
Единственный человек, которого Эндер любит и которому доверяет. Она вдруг почувствовала глубочайшую боль, сожаление и стыд оттого, что сейчас она стала гораздо ближе к Питеру и именно Питер занял в ее жизни главенствующее положение. «Для тебя, Эндер, я разжигаю костры на твой день рождения, а Питеру я помогаю осуществить все его мечты».
— Никогда не считала вас приятным человеком, ни тогда, когда вы приехали, чтобы забрать у нас Эндера, ни сейчас.
— Не притворяйся, что ты ничего не понимаешь. Я видел
— Эндер и Питер ненавидят друг друга.
— Я знаю. Но почему ты назвала их противоположностями?
— Питер… иногда бывает отвратительным.
— В каком смысле отвратительным?
— Низким. Просто низким, это все.
— Вэлентайн, ради Эндера, скажи мне, что он делает, когда бывает низким.
— Он постоянно грозится убить тебя. Он на самом деле не собирается этого делать. Но когда мы с Эндером были маленькие, мы его очень боялись. Он повторял, что убьет нас. Точнее, он говорил нам, что убьет Эндера.
— Мы кое-что видели через монитор.
— Он вел себя так именно из-за монитора.
— Это все? Расскажи мне еще что-нибудь о Питере.
И она рассказала ему о том, что Питер делал с детьми во всех школах, которые посещал. Он никогда не бил их, но вместо этого устраивал им невыносимую жизнь. Старался обнаружить то, чего они более всего стыдились в самих себе, а затем рассказывал об этом тем, чье уважение они сильнее всего желали иметь. Находил то, что вызывало у них страх, и старался, чтобы они почаще с этим сталкивались.
— А с Эндером он делал что-нибудь подобное?
Вэлентайн помотала головой.
— Ты уверена в этом? Разве у Эндера не было слабого места? Он тоже мог чего-нибудь сильно бояться или стыдиться.
— Эндер никогда не делал ничего такого, чего надо было бы стыдится. — И вдруг, глубоко стыдясь того, что забыла и предала Эндера, она начала плакать.
— Почему ты плачешь?
Она покачала головой. Она не могла объяснить, каково ей было думать о ее маленьком брате, который был таким милым и которого она так долго защищала, а затем вспомнить, что она стала союзником Питера, помощником Питера, рабом Питера в заговоре, который она вообще не могла контролировать. «Эндер никогда не уступил бы Питеру, а я сдалась, я стала его частью».
— Эндер никогда не уступал, — сказала она.
— Чему?
— Питеру. Тому, чтобы стать на него похожим.
Они молча шли вдоль линии ворот.
— Но каким образом Эндер мог бы походить на Питера?
Вэлентайн вздрогнула:
— Я же уже говорила вам.
— Но Эндер никогда не делал ничего подобного. Он был просто маленьким мальчиком.
— Да, но мы оба тогда хотели… Хотели убить Питера.
— О!
— Нет, это неправда. Мы никогда не произносили этого вслух. Эндер никогда не говорил, что хочет сделать это. Это я… думала об этом, не Эндер. Он никогда не говорил, что хочет убить его.
— А что он хотел?
— Он только не хотел быть…
— Быть кем?
— Питер мучает белок. Он живыми пригвождает их к земле и сдирает с них кожу, а затем сидит и наблюдает, как они умирают. Он делал это раньше, но уже не делает сейчас. Но он делал это. Я думаю, что если бы Эндер узнал об этом, если бы Эндер увидел это, то он бы…
— Что? Спас белок? Попытался вылечить их?
— Нет, в то время мы не могли… исправлять то, что делал Питер. Мы старались не сердить его. Но Эндер был бы добр к белкам. Понимаете? Он бы кормил их.