Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— Это тоже во второй раз.
— Ему так и не сказали про Стилсона.
— Страшный мальчик.
— Эндер Виггин — не убийца. Он просто очень тщательно побеждает. Так что, если кто-нибудь и должен бояться, так это чужаки!
— Чужаков почти жаль, когда знаешь, что за ними будет охотиться Эндер!
— Мне жаль лишь Эндера. Но не настолько, чтобы я перестал думать о том, что он должен покончить с ними. Я только что получил доступ к информации, которую регулярно получал Грэфф. О продвижении флота и тому подобных вещах. Раньше я спокойно спал по ночам.
— Осталось мало времени?
— Этого я не говорил. Я не могу разглашать секретные сведения.
— Я знаю.
— Скажем так: его забрали в Командную школу ни на один день раньше. И вполне может быть, что опоздали на пару лет.
Глава 13. ВЭЛЕНТАЙН
— Дети?
— Брат
— Что они скрывают?
— Все, что угодно. Вероятнее всего, они пытаются утаить свой возраст. Мальчику четырнадцать, а девочке двенадцать.
— И который из них Демосфен?
— Девочка. Двенадцать лет.
— Прошу прощения. Я и в самом деле не считаю все это забавным, но не могу не рассмеяться. Последнее время мы были страшно обеспокоены, все это время мы старались убедить русских не придавать слишком большого значения тому, что говорит Демосфен, и использовали Локка, как доказательство того, что не все американцы такие бешеные милитаристы. Брат и сестра, почти дети…
— И их фамилия Виггин.
— О! Совпадение?
— Тот Виггин — третий. А эти — первый и второй.
— Просто замечательно! Русские никогда не поверят…
— …что Демосфен и Локк не находятся под таким же строгим нашим контролем, как и Виггин.
— Есть какая-нибудь организация? Кто-то, кто направляет этих двоих?
— Мы установили, что между этими детьми и кем-нибудь из взрослых, кто мог бы направлять их, таких контактов нет.
— Если не считать того, что кто-то мог придумать способ, который вам неизвестен. Трудно поверить, что двое детей…
— Я встретился с полковником Грэффом после его возвращения из Боевой школы. Он выразил глубокую уверенность в том, что все, совершенное этими двумя, вполне им по силам. Их способности совершенно такие же, как у Виггина. Они отличаются только темпераментами. Больше всего его поразили линии, выбранные этими персонами. Точно установлено, что Демосфен — девочка, но Грэфф сказал, что она была отклонена Боевой школой как раз из-за своего излишнего миролюбия, примиренчества и, кроме того, хорошо развитого чувства сопереживания.
— Полная противоположность Демосфену.
— А у мальчика душа шакала.
— Ведь это Локка совсем недавно назвали «единственным по-настоящему непредубежденным умом Америки»?
— Трудно понять, что происходит на самом деле. Но Грэфф посоветовал, и я с ним полностью согласен, что пока нам нужно оставить этих детей в покое. Не разоблачать их. Сейчас не следует сообщать их имен, достаточно заявить, что нами не установлены какие-либо связи Локка и Демосфена с иностранными государствами и внутригосударственными группировками, за исключением тех, которые публично заявили о себе в сетях.
— Другими словами, дать им справку о том, что они абсолютно здоровы.
— Я знаю, что Демосфен выглядит очень опасным. В какой-то мере это объясняется тем, что у него, или у нее, так много последователей. Но более важным я считаю то, что тот из двоих, кто наиболее честолюбив, выбрал умеренную и мудрую линию. И они пока что просто разговаривают. У них есть влияние, но нет власти.
— Как показывает опыт, влияние и есть власть.
— Как только мы почувствуем, что они слишком увлекаются, мы легко сможем их разоблачить.
— Лучше, если это произойдет через несколько лет. Чем дольше мы ждем, тем старше они становятся и тем меньше будет шок, когда откроется, кто они такие.
— Ты, конечно же, слышал о передвижениях русских войск. Существует вероятность того, что Демосфен прав. И в этом случае…
— Нам выгодно иметь в запасе Демосфена. Ладно, на время дадим им кредит доверия. Но продолжайте наблюдать за ними. А я, в свою очередь, буду искать способы успокоить русских.
Несмотря на дурные предчувствия, Вэлентайн получала удовольствие от игры в Демосфена. В данный момент ее колонка входила практически во все сети страны, и было забавно следить за тем, как на счета ее доверенного лица стекается все больше и больше денег. Время от времени они с Питером жертвовали от имени Демосфена тщательно продуманную сумму денег на предвыборную кампанию определенного кандидата: достаточно большую, чтобы ее заметили, и в то же время не такую крупную, чтобы кандидат мог заподозрить их в попытке купить его поддержку. Она получала сейчас такое количество писем, что информационной сети пришлось нанять секретаря для составления ответов на определенные виды адресованной ей корреспонденции. Письма же от лидеров разного масштаба, включая международный, иногда неприязненные, иногда дружелюбные, но всегда содержащие дипломатичные попытки проникнуть в ход мыслей Демосфена, они
Но иногда ей было очень стыдно. Отец регулярно читал Демосфена; Локка он вообще не читал, а если и читал, то никогда не упоминал об этом. Зато за обедом он часто потчевал их очередным высказыванием Демосфена, вычитанным из последней колонки новостей. Питер обожал такие моменты:
— Это указывает на то, что простые люди обращают внимание.
Но Вэлентайн была глубоко обижена за отца: «Если он когда-нибудь обнаружит, что все цитируемые им премудрости были написаны мной, которая к тому же ни капельки не верит и в половину того, что сочинила, он будет в ярости, и ему будет стыдно».
В школе она один раз чуть было не навлекла на них беду, когда учительница истории задала им написать работу, в которой нужно было сравнить взгляды Демосфена и Локка по некоторым из их ранних публикаций. Вэлентайн слишком неосторожно сделала блестящий анализ. В результате ей пришлось проделать титанический труд для того, чтобы отговорить директрису от посылки ее эссе в ту же самую информационную сеть, где была колонка Демосфена. Питер был в ярости.
— Ты пишешь, почти так же, как Демосфен, тебе нельзя печататься. Я сейчас же покончу с Демосфеном, потому что ты выходишь из-под контроля.
Гнев Питера, вызванный ее просчетом, был страшен. Но еще больше он напугал ее, когда вообще перестал с ней разговаривать. Это молчание было вызвано тем, что Демосфен получил приглашение стать членом Президентского Совета по перспективам образования. В Совете Демосфену отводилась роль свадебного генерала, и Вэлентайн была уверена, что Питер расценит это приглашение как их очередной успех. Но его реакция оказалась обратной.
— Откажись, — приказал он.
— Но почему? — спросила она. — От меня ведь ничего не требуется. К тому же они пообещали, что все заседания Совета будут обязательно распространяться по сети, чтобы Демосфен смог сохранить свое излюбленное инкогнито. Такое предложение является публичным признанием заслуг Демосфена, и…
— Радуешься, что тебе удалось забраться туда раньше меня?
— Питер, ты и я — это одно, а Демосфен и Локк — совсем другое. Они выдуманы нами. Кроме того, это предложение вовсе не свидетельствует о том, что Демосфен нравится им больше Локка. Просто у него гораздо больше последователей. И ты знал с самого начала, что так оно и будет. Сам понимаешь, что такое предложение придется по вкусу всем этим многочисленным русофобам и шовинистам.
— Я вовсе не предполагал, что все так получится. Уважаемым человеком должен был стать Локк.
— Он и стал. Настоящее уважение требует более длительного времени, чем просто официальное признание заслуг. Пожалуйста, не злись на меня за то, что я неплохо справилась с тем, что ты сам мне поручил.
Но он все равно злился целыми днями и перестал с этого времени помогать ей писать колонки Демосфена. Он, вероятно, надеялся, что без его помощи качество ее работы резко ухудшится, но даже если так оно и было, этого никто не заметил. И, возможно, он впал в еще большую ярость оттого, что она ни разу не пришла к нему, моля о помощи. Слишком долгое время была она Демосфеном, чтобы нуждаться еще в чьем-либо совете о том, что он должен думать по тому или иному случаю.
Так как ее переписка с другими политически активными гражданами резко возросла, она стала узнавать многие вещи, к которым широкая общественность не могла иметь доступа. Некоторые военные, находящиеся с ней в переписке, иногда, сами того не желая, выбалтывали важные детали, которые они с Питером тщательно анализировали. В результате вырисовывалась завораживающая и пугающая картина активности Варшавского Договора. Они и в самом деле готовятся к войне, к зловещей и кровавой войне на Земле. Демосфен не ошибался, подозревая Варшавский Договор в нежелании следовать обязательствам перед Лигой.
И постепенно личность Демосфена стала обретать свою собственную жизнь. Временами она обнаруживала, что к концу работы в сети она начинает думать как он, разделяя идеи, которые должны были быть ничем иным, как правильно выверенной позой.
Случалось, что читая эссе Питера, она замечала, что ее раздражает недальновидность Локка, его нежелание видеть то, что происходит на самом деле.
Может быть, это вообще невозможно — примерять на себя личность другого человека и не превращаться в того, кем стараешься выглядеть. Несколько дней она с тревогой размышляла об этом, и в результате написала статью, в которой использовала эту мысль в качестве основного тезиса. Она писала, что политики, заигрывающие с русскими с целью сохранения мира, неизбежно кончат тем, что станут всемерно зависеть от русских. Получилась изящная шпилька в адрес правящей партии, вызвавшая массу читательских откликов. И она перестала бояться той мысли, что постепенно превращается в Демосфена. «Как я и ожидала, он оказался умней Питера», — думала она.