Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— Значит, мы с тобой стали незнакомцами.
— Разве не так, Вэлентайн?
— Нет, — сказала Вэлентайн. Она вытянула руку и коснулась ею ноги Эндера. Затем неожиданно сжала его колено как раз в том месте, где ему всегда было очень щекотно.
Но почти в ту же секунду он схватил ее за запястье. Захват был очень сильным, несмотря на то, что кисти рук у него были меньше, чем у нее, а сами руки были тонкими и узкими. Минуту он казался опасным, а затем расслабился.
— Ах, да, — сказал он. — Ты всегда щекотала меня.
— Больше не буду, — сказала она, убирая руку.
— Хочешь искупаться?
Вместо
Но вдруг плот завертелся, и, повернувшись, она увидела, как Эндер спокойно раздавил осу одним пальцем.
— Это мерзкая разновидность, — сказал Эндер. — Они всаживают в тебя жало, не дожидаясь, когда на них нападут. — Улыбаясь, он добавил: — Я изучал стратегию предупредительного удара. И я преуспел в этом искусстве. Меня ни разу не побеждали. Я был лучшим солдатом за всю историю Боевой школы.
— Кто же мог в этом сомневаться, — сказала она. — Ведь ты — Виггин.
— Но какое это имеет значение?
— Это означает, что ты кое-что значишь для мира. — И она рассказала ему о том, что делали они с Питером.
— Сколько Питеру? Четырнадцать? И уже замыслил захватить власть над миром?
— Он считает себя Александром Македонским. А почему бы и нет? А почему бы и тебе не быть им?
— Мы не можем оба быть Александрами.
— Две стороны одной медали, а я — металл между вами.
Уже произнося это, она спрашивала себя, насколько это может быть близким к правде. В эти последние несколько лет она так много делила с Питером, что, даже когда презирала его, она все равно его понимала. В то же время Эндер был до сих пор просто воспоминанием. Очень маленький, хрупкий мальчик, нуждающийся в ее защите. Вовсе не этот загорелый человечек с холодными глазами, убивающий ос одним пальцем. «Может быть, и он, и Питер, и я — совершенно одно и то же, все стоим друг друга. И может быть, наше стремление быть непохожими друг на друга объясняется ничем иным, как ревностью».
— С этими медалями существует небольшая проблема: когда одна сторона вверху, другая всегда внизу.
«И в данный момент ты считаешь, что внизу ты?»
— Они хотят, чтобы я убедила тебя продолжить занятия.
— Это не занятия, а игры. Одни игры, от начала до конца, только они меняют в них правила, когда им это заблагорассудится. — Он поднял расслабленную руку. — Видишь ниточки?
— Но ты тоже можешь их использовать.
— Только если они сами захотят, чтобы их использовали. Только если они думают, что используют тебя. Нет, это слишком сложно, я сыт этими играми по горло. Как раз тогда, когда я стал чувствовать себя счастливым, когда я думал, что могу многое сделать, они всадили в меня еще один нож. С тех пор, как я здесь, я постоянно вижу кошмары, мне снится, что я снова в боевом зале, но вместо невесомости они устраивают игры с гравитацией. Они изменяют ее направление, и я вообще не могу добраться до стены, к которой стартовал. Я не
Она услышала в его голосе злость, и подумала, что причина этой злости она сама.
— Я думаю, что меня доставили сюда именно для того, чтобы затянуть тебя обратно.
— Я не хотел тебя видеть.
— Мне говорили.
— Я боялся, что все еще буду любить тебя.
— Надеюсь, что будешь.
— Мой страх и твоя надежда оправдались.
— Эндер, это и в самом деле правда. Хоть мы и дети, мы не так уж беспомощны. Мы долго играли по их законам, и их игра стала нашей игрой. — Она хихикнула. — Я в Президентской Комиссии. Питер в такой ярости.
— Они не разрешают мне пользоваться сетями. Здесь нет ни одного компьютера, не считая компьютерных дедушек, отвечающих за Систему Безопасности и освещение. Их поставили здесь сто лет тому назад, когда они вообще ни к чему не подсоединялись. Они отняли у меня мою армию, они отняли компьютерную доску, и что интересно, мне на самом деле на это наплевать.
— Тебе, наверное, не скучно одному?
— Нет. Со мной мои воспоминания.
— Может быть, мы — это и есть наши воспоминания.
— Нет, со мной мои воспоминания о незнакомцах. Мои воспоминания о чужаках.
Вэлентайн вздрогнула, как если бы вдруг набежал холодный ветерок.
— Я больше не смотрю видеофильмы о чужаках. Они всегда показывают одно и то же.
— Я смотрел их часами. То, как их корабли движутся сквозь космос. И что интересно, — как пришло мне в голову совсем недавно, когда я валялся на этом озере, — все битвы, в которых чужаки и люди сражаются врукопашную, взяты из Первого Нашествия. Все сцены из Второго Нашествия, где наши солдаты уже носят форму МФ, показывают чужаков мертвыми. Их тела валяются повсюду, некоторые из них — прямо на пультах управления. Ни малейшего признака борьбы или чего-нибудь в этом духе. Что касается битвы под командованием Майзера Рэкхэма — они не показали из нее ни единого кадра.
— Может быть, это какое-то секретное оружие?
— Нет, нет. И потом, мне плевать, каким способом мы их убивали. Но мне надо знать, кто они такие, эти чужаки. Мне о них ничего не известно, хотя и предполагается, что настанет день, когда мне придется встретиться с ними в бою. Я за свою жизнь участвовал во многих боях, иногда они были игрой, а иногда нет. И каждый раз я побеждал потому, что понимал мысли своего противника. По тому, как он действовал, я мог бы сказать, что он думал по поводу моих действий и по поводу дальнейшего развития боя. И я мог использовать это. Мне это всегда удавалось. Понимать, что думают другие люди.
— Проклятие детей Виггинов, — пошутила она, но слова Эндера ее напугали, ведь Эндер мог бы прочитать и ее мысли с той же легкостью, с которой читал мысли своих врагов. Питер всегда понимал ее или считал, что понимает, но это ни в малейшей степени ее не трогало. Питер сам был моральным уродом, и было совсем не стыдно, когда ему удавалось угадать самые низкие из ее мыслей. Но Эндер… Она вовсе не желала, чтобы он ее понимал. Ей было бы очень стыдно перед ним.
— Ты думаешь, что не сможешь победить чужаков до тех пор, пока не поймешь их?