Игра герцога
Шрифт:
– Не извольте сомневаться! Люди, отвечающие за все вопросы бытования нашего славного Лихоозёрска, непременно будут к назначенному часу!
– Вот и славно! – Гвилум с трудом встал. – Как у вас всё же уютно, благостно здесь, но мне, увы, пора! – он поклонился и уже пошёл к выходу, но задержался. – Впрочем, совсем забыл! У меня будет до вас одна маленькая просьба, так скажем, не откажите в малейшей услуге. И пусть она останется в тайне между нами!
– Не извольте сомневаться! Буду рад сделать всё, что в моих силах! – и грозное лицо Еремея Силуановича исказил кривой звериный оскал.
Антон Силуанович не сразу нашёл в себе силы, чтобы подняться
Тихая зимняя ночь окутала всё вокруг. Быть может потому, что Пантелей так сильно протопил печь, тепло поднялось вверх, и разукрашенные зимними узорами окна оттаяли. Свет луны холодно, безжизненно освещал картину. От этого золотые тона на ней стали бледно-кровавыми, пугающими. И крот – как впервые с точностью показалось – был убитым! И не крот уже это: округлое тело в свете ночной владычицы неба выглядело, как бесконечно глубокая и глухая пещера. Лапы превратились в ответвления шахты, и каждый коготь на лапах стал путями, уводящими в бесконечные подземные катакомбы.
Да что же это, как если не!..
– Это! – Антон Силуанович сделал шаг назад. – Это!
Да, перед ним был не плод воображения художника из далёкой эпохи…
– Сие карта, которая открывает путь в шахту, она поможет отыскать золото! – раздался спокойный голос, но в полной тишине он прозвучал, как грохот камней. Звук прошёлся по пустым комнатам, и вернулся эхом назад.
Молодой барин тысячи раз слышал этот голос – это говорил Пантелей. Но, повернул голову, Антон Силуанович вместо привычной фигуры старого приказчика увидел большого серого кота! От слуги, что служил верой и правдой столько лет, остались только рваные бакенбарды. Глаза казались знакомыми, уставшими, но теперь горели тускло-жёлтым светом, напоминая огоньки керосиновых ламп.
– Что… что с тобой? – не сразу обрёл дар речи молодой барин.
– Не волнуйтесь, и не бойтесь. Вы забыли внизу это, а такими драгоценными предметами разбрасываться нельзя! – спокойно сказал кот Пантелей – иначе и назвать его было нельзя. Он промурлыкал что-то невнятное, и протянул в лапе рукописную книгу. Антон Силуанович обратил внимание, как крепко тот сжимал её чёрными когтями. – Всему свой час, как любит повторять мой благородный господин, который наконец-то вернулся к нам, чтобы мы все могли соединиться! – и в животе кота гулко заурчало. – Вы недаром ранее никогда не встречали этой книги, в мои обязанности входило не только следить за вами, но и до времени хранить эту важную реликвию!
Кот подошёл ближе, заслонил собой картину, и свет луны упал на его фигуру. В другой лапе Пантелей сжимал трость. Ступал он бесшумно на мягких лапах, а вот тростью постукивал так, что на каждый удар отзывалось сердце. Мгновение – и он вновь исчез в темное, а луна продолжила освещать изображение золотого крота.
– Обратите внимание и запомните – вот здесь! – и кот ткнул тростью в золотую точку на голове крота. – Здесь веками хранится то, что по праву должно принадлежать вам, мой милый сударь! Вы прошли столько тягот, честно, не испачкавшись, сумели преодолеть все испытания, и показали не раз, что знаете цену таким вещам, как достоинство, честь, отвага, решимость, верность долгу и друзьям. Не скрою, мне было поручено внимательно проследить за вами, и я без тени сомнения теперь готов доложить моему господину, что вы заслужили добро! И вы его получите!
– Пантелей! –
– Нет, золото принадлежит именно вам по праву наследования, – спокойно ответил кот со скучной мордой. – По праву, так сказать, рода.
– Нет, нет и нет! У меня есть старший брат!
– Сейчас как раз выясняется также, достоит ли он, – Пантелей потёр когти о мохнатую грудь, посмотрел на них сквозь свечение луны. – Думаю, вряд ли он пройдёт испытание.
– Это золото должно принадлежать народу!
– Дешенька вы моя, барин, о чём вы? Кажется, вы не здоровы? – промурлыкал тот в ответ. – Если вы не поспешите, то золотом и правда, может статься, завладеет ваш отчаянный братец. Тот ещё дуралей! А тот ой как стремится к этому! Уже сейчас, в сию минуту, извольте знать! И если он завладеет такими неслыханными сокровищами, то страшно даже представить, какая катавасия из этого последует! Уж я то знаю, мяу, толк в катавасиях! Как он распорядится таким неслыханным добром? На что употребит? Из истории уже известно, сколько морей крови пролито из-за сладкого сияния этого металла! – и он вновь обернулся к картине. – Вот и Кродо, братец мой милый, чует сердце, уже пал на этой жуткой войне.
«Нет, это снится, это бред! – у Антона Силуановича тряслись руки. Он судорожно схватил себя за щёки и ущипнул. Боли не должно быть! Невольно вскрикнул и посмотрел на ногти – на них была кровь.
– Зачем же истязать себя, совсем неразумно! – покачал головой Пантелей. – Впрочем, ваше право решать, как поступить дальше. А мне пора, милостивый сударь. Прошу меня по великой вашей милости отпустить, более я, к огромному сожалению, уже не смогу служить вам, как делал это все годы. Должен признаться, были то прекрасные годы! Что стоят нищета и забвение, нехватка всего и вся по сравнению с тем, что мне выпало наблюдать становление такой прекрасной личности, как вы! Что может быть лучше? Только долгожданная встреча с нашим великим господином герцогом! – и он вновь с возбуждением посмотрел на луну.
Помолчав, кот добавил:
– Если же вы всё-таки проявите благоразумие, то уже совсем скоро легко сможете нанять хоть тысячу таких же примерных слуг, как я! Да что там, как я! Вам будут рады находиться в услужении молодые и проворные слуги, ммм… девицы даже! Мяю!
И он, низко поклонившись, растаял в темноте, как и не бывал. Антон Силуанович упал, поджав под себя ноги и, прислонившись спиной к книгам и обливаясь холодным потом, смотрел на золотую точку, украшающую голову крота на старой семейной картине.
Глава девятая
«Я весь к вашим услугам…»
Они шли берегом протекающего извилистой змейкой вдоль Лихоозёрска незамерзающего ручья, к нему спускались вытянутые огороды. Пробиваясь по глубокому снегу, Евтихий не раз умолял изменить путь, уверяя, что в столь поздний час можно было просто пройти тёмными улочками, и никто бы им не встретился. Его чёрные длиннополые одежды не были предназначены для столь отчаянных прогулок, но охотник, казалось, и не слышал его реплик. Когда же дьякон стал ныть непрестанно, тот прервал: