Игра герцога
Шрифт:
Фока снял лисью шапку, погладил её, словно живое существо. Дьяк пока не видел его лица, но вот охотник сделал от входа несколько шагов к центру храма, где на аналое стояла праздничная икона, и сухощавый церковный служитель икнул от страха, попятился:
– Нет, я как раз успел вовремя, Евтихий, сын Никиты, потомок Геласия. Я пришёл. Ты ждал меня?
Еремей Силуанович сжимал в своей большой, как медвежья лапа, ладони украшенную старинными вензелями плотную бумагу, и удивлялся невиданному типографскому качеству:
– Сие
«Прям как у ворона зеньки-то!» – подумал Солнцев-Засекин, негласный хозяин этих мест, повертев неловко в пальцах картонку:
– Признаться, никогда ранее таких красивых и диковинных вещиц не видывал. Так вы, сударь…
– Изволю служить в должности обер-камергера, в точности как там и отмечено…
– Признаться, мы люди простые, совсем можно сказать… В наших палестинах и не слыхивали о том, что сегодня ещё где-то состоят на службе в таком, кхм, чине.
– Я человек не государственный, а нахожусь в подчинении у господина весьма знатного рода – благородного, известного, доложу я вам. Мой господин – великий герцог, и он имеет честь сегодня оказаться проездом в ваших краях.
– Великий герцог, надо же, ну как в сказке какой! – усмехнулся недоверчиво Еремей Силуанович, и протянул обратно визитку.
– Что вы, что вы, это вам на вечное, так сказать, пользование!
– Да, но зачем?
– Даёт возможность связаться со мной. Если я буду нужен вашей милости, и захотите передать что-либо моему господину, просто соизвольте взять в руки сию визитку, потрите чуть, и в скорости, как только позволят мне обстоятельства, я непременно окажусь к вашим услугам…
«Ерунда какая-то! – подумал барин, убрал визитку в карман, и посмотрел на слуг. Те недоумевали не меньше.
«Умом тронутый какой явился? Но это даже и хорошо, я уж боялся – кого ненужного принесло в такой… неудобный час», – барин не отпускал мысль о том, что в пыточной подвальной комнате висит подвешенный должник. Если тот крикнет истошно – стены массивные, вряд ли звук пробьётся, но кто знает…
«Вот отвлёк, мерзавец! Ну ничего, окажешься у меня в руках, испытаю на тебе одну новиночку!» – подумал барин, и посмотрел в глаза Гвилума. Они были глубокими – и такими, что Еремей Силуанович испугался их! Никогда ранее такого не случалось! Этот странный гость будто всё знал о нём, и даже прочёл последнюю мысль, ехидно посмеявшись.
– Чем же я могу служить? – наконец выдавил хозяин.
– О, не извольте беспокоиться, служить готов именно я! – Гвилум снова сделал реверанс, и барин недовольно цокнул языком. Ему стал надоедать этот нелепый концерт со светскими условностями.
Гвилум поджал ладонью смолистую бороду и распрямился после поклона, насколько позволял горб, и достал из-за пазухи свёрнутую трубочкой бумагу. Протянул её барину.
Слуги
– Неужели? – воскликнул он. – Но как? Я же искал! Я сбился с ног в поисках! Я столько многолетних накоплений своих вложил на поиски без пользы, всё перевернул, всё! Меня уверяли, что эта бумага потеряна!
Его плечи затряслись, но теперь это значило крайнюю степень возбуждения, близкую к восторгу:
– Да что же мы тут стоим! Не извольте гневаться на моё нечаянное такое… я, смею уверить, гостеприимный хозяин, и всегда рад! Милости прошу пройти со мной, и всё обсудить, а после отобедать! – и он громко, словно лая, дал короткие распоряжения, так что слуги за миг разбежались исполнять.
– Не стоило так беспокоиться, ваша милость! – сказал Гвилум, грузно переваливаясь по лестнице вслед за хозяином. – Мне поручено обсудить с вами некоторые детали, и тут же явиться на доклад к моему господину. Искренне буду рад отобедать, но в случае приглашения нас с великим герцогом…
– Непременно, безусловно, конечно же! – Еремей Силуанович пропустил вперёд гостя и, бросив острый взгляд в разные концы длинного пустого коридора, глухо захлопнул массивную дверь своего кабинета.
Глава восьмая
Тайна старой шахты
Вечером отец вернулся, завершив благополучно работу в извозе, и долгожданное конское ржание у ворот стало главной радостью для Есении после долгого дня. Она так переживала, особенно после того, как на занятиях у Антона Силуановича стали говорить о старине и шахте. Девочка была уверена, что папа оказался там, и его жизни грозит опасность. Но вот он вернулся, цел и невредим, и можно вздохнуть спокойно.
Пётр был необычайно весел, много шутил, раздавая жене и дочерям подарки. Жена Ульяна старалась улыбаться, но что-то поменялось в ней. Может быть, сказались долгие переживания, бессонница, но выглядела хозяйка дома сухой, измученной. Лицо стало бледным и натянутым, будто кто-то стёр с него все краски. Пётр же этого не замечал, радовался возгласам старших дочек, да приговаривал:
– Всё вам, всё вам, смотрите, сколько накупил всего! Сегодня подвозил… одного барина, так он так щедро расплатился серебром, что я теперь всех, милые мои, одарю, хоть трижды! Как в сказке! Это тебе, Фёклушка, ты же у меня, старшенькая моя, считай, невестушка, а ну-ка, примерь нарядец, впору ли будет? А то, у отца глаз востёр, я видел же, что прям по тебе шито-кроено!
– То золотом, то серебром платят, что ж это такое получается? – говорили негромко Ульяна, потому её никто в гомоне и не услышал. Она отошла в сторонку, где стояла младшая: