Игра как феномен культуры
Шрифт:
Байрон:
Сказать, что я просто огорчен, услышав о болезни леди Байрон, – не сказать ничего.
Де Сталь:
Быть может, вы напишите хоть строчку ей…
Байрон:
Но она сама лишила меня возможности по праву выразить себя. Развод, вероятно, был моей виной, но ее желанием. Я старался всеми способами предотвратить его и делал бы все больше и больше для этого. Одно слово требовалось от нее, но оно не прозвучало, чтобы успокоить меня.
Де Сталь:
Но, может быть, вы все-таки что-нибудь предпримите.
Байрон:
Вы все утешали меня
Де Сталь (Байрону):
Вернемся … к литературе, ко всему, что может отвлечь от личных чувствований, слишком сильных и горестных. Легкое волнение идет таланту только на пользу, но нескончаемая череда бедствий отупляет гений; свыкнувшись со страданием, человек уже не стремится изменить своею скорби ни в стихах, ни в прозе.
Кстати, милорд, как вы думаете, гений не имеет пола?
Байрон (улыбаясь и целуя руку де Сталь):
И вы яркий тому пример!
Де Сталь:
Вы мне льстите. Но не только я. Августу Шлегелю принадлежит гениальный перевод Шекспира, точный и вдохновенный разом, который сделался в Германии произведением подлинно национальным.
Шлегель:
Благодарю. Как говаривал Шиллер: «Так как весь мир есть протяженность во времени, есть изменение, то совершенство способности, приводящей человека в связь с миром, должно состоять в невозможно большей изменяемости в экстенсивности… Человек поймет тем большую часть мира, тем больше форм создаст он вне себя, чем большей силой и глубиной будет обладать его личность, чем большую свободу приобретет его разум». Вот я и стараюсь, создаю…
Да и у вас, наверняка, уже есть наброски нового произведения.
Байрон:
Отнюдь нет. Здесь меня не покидают горькие воспоминания о моих последних семейных невзгодах – воспоминания, которым суждено сопровождать меня всю жизнь.
Полидори:
Ну, что вы скромничаете, милорд. А «Ода с французского»?
Страна уж дважды за наукуПлатила дорогой ценой:Вся мощь ее не в блеске трона,Капета иль Наполеона,Но в справедливости однойДля всех единого закона…Хобхауз (тихо Байрону):
Наш младенец и младенческий доктор Полли-Долли как всегда непредсказуем и бестактен.
Байрон (обращаясь ко всем):
Раз уж мы заговорили о Наполеоне, думаю, вы разделите мое восхищение госпожой де Сталь, вступившей в единоборство с самодержавным исполином.
Де Сталь:
Вы заставляете меня краснеть.
Байрон:
Ну что вы! Я говорю совершенно серьезно.
Де Сталь:
А если серьезно… Император Наполеон преследовал меня с мелочной дотошностью, со все возрастающей злобой, с неумолимой жестокостью.
Байрон:
Я тоже пришел к выводу об одинаковой враждебности народу любой тирании. Для меня Ватерлоо – отнюдь не конец революционной эпохи, а, напротив, начало новых освободительных битв народов:
…Хобхауз:
Возвратимся к наполеоновскому циклу моего друга. Милорд, вы дали очень точную оценку политической ситуации того времени. Помню, как поразили меня следующие строки:
Кто из тиранов этих могПоработить наш вольный стан,Пока французов не завлекВ силки свой собственный тиран,Пока тщеславием томимГерой не стал царем простым?Тогда он пал – так все падут,Кто сети для людей плетут!Де Сталь:
Господа, а вам известно, что сам Гете рекомендовал господина Шлегеля в качестве воспитателя моих детей. Это произошло четырнадцать лет тому назад.
Байрон:
Гете? Бесспорно, он в течение пятидесяти лет является верховным владыкой европейской литературы. Его трагедия «Фауст» – удивительное произведение.
Девушка 3:
Как вы правы! Но я больше восхищена драматическим отрывком Гете «Прометей»:
Я был ребенком,Ни в чем не разбирался.И детские мольбы стремилЯ к Солнцу, словно ушиЕсть у него, чтоб слышать стоны,И сердце, как мое,Чтоб сжалиться над угнетенным.Кто помогМне одолеть в борьбе титановИ кто меня от смерти спас,От рабства?Не ты ль само,Святым огнем пылающее сердце?Не ты ли, победив,Прославило по-детскиСонливых жителей Олимпа?Мне чтить тебя? За что?Де Сталь:
Несколько лет назад в Вене мне называли юного композитора … (вспоминает) Франца Шуберта, он написал несколько песен на слова Гете. Его музыка до сих пор звучит в моих ушах.
Садится к фортепиано и наигрывает балладу Шуберта на слова Гете «Лесной царь».
Де Сталь:
Дорогой Байрон! Помнится, в прошлый свой визит вы говорили, что собираетесь писать о Прометее.
Байрон:
Вы правы! Эсхиловым «Прометеем» я в мальчишеские годы глубоко восхищался…
«Прометей» всегда так занимал мои мысли, что мне легко представить его влияние на все, что я написал.
Полидори:
Не будете ли вы против, милорд, если я прочитаю полюбившийся мне отрывок из вашего стихотворения?
Все:
Просим, просим!
Байрон (тихо Полидори):
Где только вы ухитрились разыскать мой черновик?