Игра как феномен культуры
Шрифт:
В сентябре 1816 года в салоне Жермены де Сталь собрались ее старые друзья: мадам де Рекамье, писатель Бенжамен Констан, немецкий романтик Август Вильгельм Шлегель, пьемонтский политический деятель, священник и писатель Лодовико да Бреме, Джордж Байрон, адмирал Чичагов и др.
Занавес открывается. Мадам де Сталь представляет своих гостей.
Сцена 1
Кружок: Рекамье, Констан,
Рекамье:
Читала ваш роман «Адольф»… Не думаю, что он будет пользоваться популярностью.
Констан:
В самом деле? (Встает задетый, возмущенный). И все-таки мы разучились любить, верить, разучились жалеть. Я часто встречал молодых людей, наподобие Адольфа, который, страдая не менее, чем Элеонора, имел над ней какую-то непостижимую власть и терзал ее своей слабостью. Эта болезнь души распространена куда больше, чем думают. А «Адольф» учит тому, что верность есть сила … Подобно вере религиозной, подобно воле.
Девушка 1:
А как же ваши слова по адресу Элеоноры? Я даже выписала их в альбом: «Едва показывалось на лице ее выражение скорби, и воля ее делалась моею волею».
Констан:
Я сказал себе, что если однажды был вознагражден за отречение от собственной воли, значит, отречение это есть лучший способ угодить силе, которая вершит нашими судьбами, и постарался довести это самоотречение до степеней наивысших. Тогда-то я впервые ощутил, что душевная боль моя утихла. Я был, словно ребенок, идущий за невидимым вожатым. На каждое событие, каждый час, каждую минуту смотрел я как на нечто отдельное от всех прочих и пребывал в уверенности, что высшая и непостижимая воля, которую нам не дано ни одолеть, ни угадать, устроит все наилучшим образом.
В разговор вступают де Брой и да Бреме.
Де Брой:
Неужели вы не верите, что сущность подлинной человеческой личности – в героическом противостоянии судьбе.
Констан:
Судьбе? Я бы скорее сказал – обществу. Несчастье Элеоноры доказывает, что самое страстное чувство бессильно против установленного порядка. Общество слишком могущественно, его влияние слишком многообразно; оно привносит слишком много горечи в ту любовь, которая им не признана; оно поощряет склонность к непостоянству и тревожную усталость, эти недуги души, подчас овладевающие ею при самой нежной близости.
Да Бреме:
Как бы там ни было, предмет ускользающий – совсем не то, что предмет преследующий.
Констан:
Я никогда не радовался причиненному мной злу, а жестоко страдал от него; я не сочинял сам своих чувств, а скрупулезно их анализировал. Собственно из этого анализа и родился роман «Адольф».
Девушка 2:
Да, да. Элеонора говорит: «Я ненавижу слабость, всегда обвиняющую других в своем собственном бессилии и не видящую, что зло – не вокруг нее, а в ней самой».
Констан:
Мне кажется, достоинство моего романа не в сюжете, а в том, что читатель становится свидетелем борьбы, которая разгорается в душе героя между усталостью, разочарованием, чувством долга, жалостью и привязанностью. Адольф, поначалу убежденный в чувстве к Элеоноре, постепенно начинает понимать, что в их основе лежала не столько любовь, сколько тщеславие и любопытство.
Де Сталь:
Констан, вы не задумывались о том, что мы перестаем любить, когда перестают любить нас?
Констан:
Видите ли, конфликт между потребностью любить и неспособностью любить делает человека обреченным на фатальное одиночество.
Девушка 1:
Смею предположить, вы имеете в виду финал вашего романа (зачитывает): «Как тяготила меня эта свобода, о которой столько раз жалел! Как сильно не доставало моему сердцу той зависимости, которая столь часто возмущала меня! ... Я был на самом деле свободен; я не был больше любим; я был чужим всему миру».
Рекамье:
Любовь – это история в жизни женщины и эпизод в жизни мужчины.
Констан:
Вы, женщины, слишком сентиментальны, а претендуете на равную с мужчинами позицию в обществе.
Де Сталь:
Ум истощается, но язык сердца не истощим.
Рекамье:
Если у женщины посредственный ум, мужчины легко примиряются с развращенностью ее сердца; но яркое дарование ей, пожалуй, не искупить даже самым безупречным поведением.
Де Сталь:
Из потребности ли властвовать или из страха попасть в зависимость, но женщины открыли в характерах множество оттенков; благодаря им поэты узнали новые способы потрясать сердца. Все чувства, дозволенные женщинам, – страх смерти, любовь к жизни, безграничная преданность, безмерный гнев – обогащают литературу.
Сцена 2
Входят Джордж Байрон, Джон Хобхаус, Джон Уильям Полидори, Павел Васильевич Чичагов.
Лакей:
Лорд Байрон, господа Хобхаус, Полидори, адмирал Чичагов.
Действие переносится на авансцену. В глубине сцены продолжается разговор. Де Сталь подходит к вновь прибывшим.
Байрон (целуя руку хозяйки дома):
Мадам, позвольте представить Вам моего друга господина Хобхауса, моего врача господина Полидори и адмирала Чичагова.
Чичагов (обращаясь к мадам де Сталь):