Игра Лазаря
Шрифт:
Свете показалось, что она теряет сознание. Мысли сменяли одна другую сумасшедшим цветным калейдоскопом. Это ужасный-преужасный сон – ей никогда такие не снились! Но разогнавшееся подсознание уже нельзя было остановить. Оно несло вперёд, как скоростной «Сапсан», а за окнами уже вырисовывались кровавые пейзажи. Белая комната, кудрявый парень с длинным чёрным ружейным стволом во рту. «Плосяй, мама» – шепелявит он в камеру и тянет спусковой крючок. Комнату оглашает хлопок выстрела и всё тонет в багровом мареве.
Света вскрикнула. Незаметно
– Чего это с ней? – всполошилась Катерина, впиваясь в Свету острыми чёрными глазками.
Она вернулась из прихожей в комнату и остановилась перед девочкой, слегка склонив набок голову.
Свету зазнобило, как при высокой температуре, так ей стало неуютно.
– Ты нарушаешь её личное пространство, Катерина, – осторожно напомнил мужчина.
Катерина пропустила замечание мужа мимо ушей.
– А ну-ка, глянь на меня, девка, – велела женщина, и наклонилась над Светой ещё ниже. – Ты поняла, что я сейчас сказала?
Свету хотела сказать, что не понимает вопроса, но не смогла вымолвить ни слова. Стояла и молчала, как дура. Очень, очень странный сон...
– Не мели чепухи, что она могла понять? – сказал плюгавый.
– Помолчи, Витя, – властно осадила его Катерина, и ещё внимательней всмотрелась в Свету. Она дотонка изучала её сверху донизу, словно боялась пропустить нечто необычное, из ряда вон выходящее. – Посмотри на неё, – наконец, обратилась она к мужу. – Видишь её глаза? По моему, сейчас они совсем нормальные. Такое ощущение, что она всё понимает.
Витя (Света даже не обратила внимания, что теперь знает имя плюгавого – она знала его с самого начала) затряс головой, словно это могло помочь ему отрезвиться, и вперился в Свету мутным взглядом. Света сомневалась, что он вообще в состоянии поймать в фокус что-то меньше телевизора.
– По мне, так ничего особенного, Катюша. Я ничего не вижу.
– Кто бы сомневался…
Катерина заглядывала в глаза Светы, как в давно пересохший колодец, в который вдруг снова вернулась вода.
– Марта, – обратилась она Свете, и та вдруг совершенно отчётливо поняла, что это и есть её настоящее имя. И почему она не задумывалась об этом раньше? Почему родители называют её по-другому? Кажется, она уже не могла вспомнить, как именно. – Ты слышишь меня? Ты понимаешь, что я тебе говорю?
Марта молчала. Хотела ответить, но не могла раскрыть и рта, будто кто-то невидимый опустил холодную ладонь ей на губы.
– Марта, – повторила Катерина вкрадчивым голосом. – Ты помнишь Никитку? Никитку из второго подъезда? Ты иногда виделась с ним на прогулке. Помнишь?
Марта помнила. Никогда раньше не видела, но… помнила. Это он сидел на диване с ружейным дулом во рту.
– Ты понимаешь, что его больше нет, Марта?
– Катерина, перестань… – послышался голос Виктора.
– Ты понимаешь, что он застрелился? Понимаешь, что он умер?
Марта чувствовала, что вот-вот разрыдается. Ей хотелось ответить
– Ты понимаешь, что теперь его похоронят? Понимаешь, что теперь его положат на дно ямы и засыплют сверху землёй?
Катерина положила руки ей на плечи и легонько встряхнула. Марта чувствовала запах сигарет, которым разило изо рта женщины. Видела испещрённые сеткой красных сосудов склеры, тёмный пушок над верхней губой.
– Катерина Андреевна, перестань! – повторил Виктор настойчивей. – Ты её пугаешь.
Марте потребовалось приложить все усилия (бог знает, сколько усилий), чтобы выдавить два слабых стона:
– М-м… М-м…
– Ага, – удовлетворённо протянула Катерина, – так я и думала. Не такая уж ты и дура.
– М-м-м… М-м-м…
Рот зажимала невидимая ладонь, на большее Марта была неспособна. Катерина Андреевна ещё немного побуравила её взглядом, и выпрямилась, довольная собой.
– Посмотри, до чего ты её довела! – Виктор неуклюже взмахнул руками, потерял равновесие и полетел на пол, испустив газы при приземлении.
– Пёс бродячий, – презрительно бросила Катерина, переступая через тело. – Пошла я. Зинка совсем умом тронулась. Вчера на стены бросалась. На принудительное лечение в психушку отправят. Схожу, попрощаюсь, – задумчиво сказала она, не уточнив, с кем именно – с Зинкой или её сыном.
– И чего с дураками прощаться? – так же неопределённо буркнул Виктор, когда Катерина Андреевна запирала за собой дверь. – Доча, ты это…пойди… – слабо попросил он, но сил уточнить, куда и зачем, не хватило. Он обмяк и отключился.
Марта осталась в квартире одна. Этот сон казался слишком реальным, чтобы оставаться в нём дольше. Пальцы, наконец, расслабились и разжались. На пол упала маленькая мягкая игрушка – грязно-жёлтый зайчик с кнопкой-пищалкой, вшитой в живот. Пищалка давно сломалась и теперь только щёлкала при нажатии.
– Я хочу домой, – вслух сказала Марта.
Преграда, не дававшая губам раскрыться, спала. Жаль, ей не удалось избавиться от неё раньше – теперь никто её не слышал.
– Я хочу домой! – повторила Марта настойчивей. – Немедленно!
Пальцы снова сомкнулись на чём-то, но это был не зайчик: ладонь ощутила холодный металл дверной ручки. Света стояла в проходе и держала нараспашку дверь на задний двор. Она наблюдала «собачью конуру», теперь далёкую и потустороннюю, как с экрана телевизора. Отсюда открывался вид на грязную комнату, тело Виктора на паркете в прихожей… себя. Нет, себя она не видела – только руки, выставленные вперёд. Обладательница рук стояла на том же самом месте в поношенном ситцевом платьице бледно-розового цвета и смотрела на квартиру глазами Марты (какое странное имя) – той Марты.