Игра Лазаря

Марух Максим

Время от времени по улице пробегали, поодиночке и в группах, Морлоки. Одни заскакивали в руины и от души мародёрствовали, другие выволакивали добычу на дорогу и методично уничтожали, рыча и улюлюкая от удовольствия.

Лазарь потянул Янику в ближайший полуразрушенный дом. Четыре выщербленные стены вокруг толстого слоя кирпичного крошева, золы, обугленной переломанной древесиной и битого стекла выглядели не самым надёжным убежищем, но на безрыбье и рак рыба. Айма и Марсен расторопно бежали следом.

– Тёмная зона? – Лазарь прижался к стене и осторожно выглянул в оконный проём.

Энуо со своей бандой пока не показывались.

–

Кажись, из второй части, – полушёпотом ответил Марс. – Когда власти поняли, что нашествие Морлоков не остановить, они стали бомбить Тёмные зоны с самолётов. Только не помогло ни фига. В третьей части Морлоки захватят Белый дом, перемочат всё правительство, а президента сожрут вместе с трусами.

Лазарь не мог не отметить превосходное чувство юмора демиургов игры, но слишком увлёкся открывшимся из окна зрелищем и ничего не ответил. Он околдовано наблюдал за парой Морлоков, волочащих за ноги мёртвого сородича. Затылок несчастного (мальчишке было около десяти) подпрыгивал на булыжной дороге, футболка задралась до груди, оголив белый живот и зияющую чёрную дыру на месте пуповины. Из дыры тянулись по бокам живота подсохшие тёмно-коричневые потёки. Когда тело несчастного угодило в одну и рытвин на дороге, из дыры показалась и тут же исчезла связка тёмно-серых кишок. Морлоки перетащили тело на другую сторону дороги и упали перед ним на колени. Когда один из них – маленькая девочка с парой свисающих по бокам головы острых сталактитов, увенчанных белыми бантами – запустила в отверстие на животе трупа маленькие ручонки по самый локоть, Лазарь отвернулся от окна.

– Что будем делать, когда они придут? – заплетающимся языком спросила Яника.

Они с Аймой прислонились к стене и придерживали за плечи рвущегося к окну Марса. Даже на таком расстоянии от окна мизансцена каннибализма не ускользнула от их обострённого внимания.

Лазарь потёр ладонью колючий подбородок. Он всё ещё пребывал под впечатлением от увиденного, и не сразу сообразил, к чему клонит Яника.

– Бежать, что же ещё? Вряд ли моё отношение к детям изменится, даже если их шаловливые ручонки в буквальном смысле тронут мне сердце.

– Да я не про Морлоков. Я про Энуо. Что дальше? Вотум доверия мы потеряли, Лилит нас к нему на пушечный выстрел не подпустит. Что бы она ни задумала, мы не сможем их остановить.

– Останавливать будем не всех, а Энуо, – поправил Лазарь. Здравое логически выверенное рассуждение всегда помогает отвлечься от страха. – А чтобы остановить, придётся переубедить. А чтобы переубедить, нужны слова. К счастью для нас, произносить слова можно и с расстояния. Нужен только рот говорящего и уши слушающего. И то и другое у нас есть. И кстати – Лилит не подпустит на револьверный, а не пушечный выстрел. У неё револьвер…

Лазарь умолк, чувствуя, как его брови и нижняя челюсть медленно ползут в противоположных друг другу направлениях. В голове возникла идея, которую Сенсор, будь он сейчас здесь и умей читать мысли, наверняка окрестил бы «очередной идиотской эскападой от Лазаря с любовью». И, возможно, на сей раз оказался бы прав.

– Лазарь? – позвала Яника.

– А?

– Что с тобой? Тебя будто инсульт разбил.

Лазарь поспешил вернуть челюсти нормальное положение.

– Извини. Представил Айму без одежды, и понял, что превращаюсь в Морлока.

Японка скрестила на груди руки и раздражённо спросила:

– Рты и уши у нас есть, а что насчёт звуков? Со звуками как раз дефицит.

– Будем импровизировать. Как обычно,

пара душещипательных басен из личного прошлого, и дело в шляпе. На Янике прокатывало враз. Малому вспомнить что-нибудь из детства – например, как весело шорхаться по подвалам в компании чумазых корешей. Яника может поностальгировать о потерянной отцовской ласке. Ну, а ты расскажешь, как умудрилась выжить после взрыва в Хиросиме и побрататься с врагом, вместо того, чтобы сделать себе сеппуку.

– Когда американцы сбросили на город моих предков своего «Малыша», меня ещё и в планах не было, – невозмутимо заявила Айма. Подколки на тему национальной принадлежности вызывали у неё нервный тик, который она всегда тщательно скрывала за маской равнодушного непонимания.

– Думаешь, наш «малыш» штудирует литературу по второй мировой в свободное от унижений время? Факты – ничто, подача – всё. Спектакль начинать по моей команде, кодовое слово…

Лазарь не договорил. Прижался плотнее к стене и прислушался. В привычном гвалте Морлоков за окном что-то переменилось. Голоса стали громче и как будто агрессивнее. В неразборчивых отсюда словах и словосочетаниях теперь отчётливо звучали ненависть и тревога.

Лазарь осторожно выглянул в окно.

3

Морлоки на улице зашевелились. Конечно, они и раньше шевелились, но теперь это было не просто шевеление – они забегали. Рыча и выкрикивая что-то друг другу на своём каркающем наречии, твари спешно сбивались в стаю и смещались к обочине дороги. Гребенчатые головы поворачивались к горе. Оттуда медленно спускалась гуттаперчевая компания четырёх человек. Лазарь не сомневался: если бы на места чёрных провалов в глазницы Морлоков вернулись из глубин черепной коробки глаза, эти глаза полонились бы ужасом.

«Идут», – оповестил неслышный для Морклоков голос Дарении.

Лилит и Бельфегор шествовали в авангарде. Каждый держал на вытянутой руке револьвер, взведённый и готовый выстрелить в любого, кто рискнёт нарушить безопасные пределы. На взгляд Лазаря, такая предосторожность была явно излишней. Никто из мёртвых детей на улице даже не помышлял о нападении. Наоборот. Последние Морлоки из числа копуш со всех ног мчались вниз по дороге, спеша присоединиться к основной группе. Лазарь мог поспорить на что угодно: в этих тварей вселяют ужас не револьверы, а коренастый парень с полумесяцами чёрных когтей на кончиках пальцев, шагающий рука об руку с Энуо в арьергарде.

«Звонил Сенс: мальчишка только что появился на улице», – радировала Дара. – «С собакой».

Лазарь представил живописную картину: местный изгой ведёт на привязи здоровенную овчарку, а те самые дети, что совсем недавно потешались над его дефектом речи и косящим глазом, в страхе жмутся друг к другу, не сводя взгляда с собаки. И гадают: бежать или оставаться на месте? Чего ждать: отмщения или прощения? Но при этом ни один из них не испытывает сожаления, или, смешно сказать, раскаяния. Страх бьёт и то и другое в девяти случаях из десяти. Пешеходы, чуждые миру инсона Энуо, спешат по своим делам, не обращая внимания на то, что чуждо их миру. В воздухе уже вовсю пахнет гарью, но этот воздух из другой, параллельной вселенной. Им ни за что не учуять его, сколько ни принюхивайся. Они не увидят ничего до тех пор, пока чёрная дыра в одной вселенной не убьёт очередную звезду и не выплюнет останки расщеплённого вещества через белую дыру в другую вселенную. Но тогда уже будет слишком поздно.