Игра на двоих
Шрифт:
Я едва успеваю отскочить, но, вовремя сообразив, что нужно делать дальше, спешу воспользоваться случаем и размахиваю у него перед носом сосудом с жидкостью. В глубине мутно-серых глаз загорается огонек. Хеймитч протягивает руку и пытается схватить вожделенный предмет, а я делаю шаг назад, к двери. Мужчина недовольно фыркает и, шатаясь, подходит ко мне. Так, медленно, с трудом, останавливаясь через каждые два метра, мы добираемся до ванной комнаты. Я заманиваю его внутрь, оставляю сосуд в душевой кабинке и выскальзываю обратно. Ни о чем не подозревая или, скорее, ничего не соображая, Хеймитч
Секунду спустя из кабинки начинают доноситься крики: сначала — недоумевающие, затем — негодующие. Со страшным шумом и грохотом поднявшись на ноги, Хеймитч пытается открыть дверцу, что у него, конечно, не получается. Делая вид, что не слышу ругательств, способных заткнуть всех вместе взятых шахтеров Двенадцатого, открываю шкафчик, висящий на стене над раковиной и, достав аптечку, быстро перебираю флаконы и блистеры в поисках нашатырного спирта. Удивительно, как ментор до него еще не добрался. Хотя, учитывая, что это средство обычно применяют для достижения эффекта, прямо противоположного тому, на который надеялся бы он, это не удивительно.
Внезапно мой взгляд падает на пульт, лежащий в самом углу на нижней полке. Убедившись, что Хеймитч все еще принимает холодный душ, я пристально изучаю многочисленные кнопки на гладкой металлической поверхности. Как бы смешно ни прозвучало, это — пульт дистанционного управления для душа. Глупость, но мне пригодится. Я быстро меняю температуру воды от ледяной до горячей и обратно, нажимая на нужные клавиши, и вскоре с удовлетворением замечаю, что крики ментора становятся более внятными.
— Ты что творишь?! Вот выломаю дверь, вылезу отсюда, и на одного юного ментора станет меньше! Сегодня важный день — что скажет Эффи, если меня не будет на церемонии Жатвы?
«Вспомнил, значит», — мысленно усмехаюсь я, по дороге на кухню. Найдя в настенном шкафчике относительно чистый стакан, наполнив его водой и добавив несколько капель нашатырного спирта, возвращаюсь в ванную и выключаю воду в душе. Хеймитч замолкает; стук в дверь обрывается. Я снимаю задвижку и моментально отбегаю в сторону и вжимаюсь в угол, вооружившись первым, что попадается под руку. Это оказывается полотенце.
Ментор, слегка пошатываясь, выползает из душа и растерянно крутит головой по сторонам. С насквозь промокшей одежды и волос текут ручьи. Я выбираюсь из угла, молча подхожу к нему и протягиваю лекарство. Хеймитч бросает на меня угрожающе-многообещающий взгляд, но тоже не говорит ни слова, лишь берет из моих рук стакан и выпивает прозрачную жидкость. Зная, что за этим должно последовать, я бросаю полотенце в одну из натекших луж, оставляю его наедине с подступающими к горлу последствиями пьяной ночи и отправляюсь на кухню готовить кофе.
— Ты слишком жестока, — десять минут спустя раздается за моей спиной.
Я оборачиваюсь и, несмотря на то, что сложившееся положение явно не располагает к веселью, с трудом удерживаюсь
Хеймитч бросает на меня хмурый взгляд. Стоит ему чуть повернуть голову в мою сторону, как из горла вырывается глухой стон: каждое движение причиняет мучительную боль. Он кладет руки на стол и опускается лицом вниз на шершавую деревянную поверхность. Я так же молча ставлю перед ним чашку крепкого черного кофе и выхожу из комнаты. Пока он приходит в себя после моих радикальных методов приведения в чувство, я возвращаюсь в гостиную, спотыкаясь по дороге о брошенные на пол полотенце и свитер. Ощущая, как в груди начинает клокотать раздражение, пытаюсь отвлечься: выбрасываю мусор, ставлю на место стулья, убираю разбросанные вещи. Поправив штору, выглядываю в окно и, задумавшись, так и остаюсь стоять, оперевшись о подоконник и сложив руки на груди.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мое уединение нарушают; лишь улавливаю за спиной звук тихих, робких шагов, а секунду спустя меня обнимают сильные руки. Хеймитч так и не надел рубашку, и я чувствую, как под пылающей кожей перекатываются крепкие мускулы.
— Спасибо не скажу, даже не надейся, — бормочет Хеймитч, спрятав лицо в моих волосах.
От его прикосновений по телу пробегают электрические разряды.
— Я этого и не ждала, — сухо отвечаю я, чувствуя знакомый травяной запах.
Гель и зубная паста с экстрактом мяты. Все лучше, чем аромат спирта.
— Прости. — шепчет мужчина. — Я очень зол на самого себя. Ты не должна была этого видеть.
— Я не должна была видеть чего?
— Мою слабость, — каждое слово дается ментору с неимоверным трудом, словно ему приходится насильно проталкивать звуки через глотку. — Боль. Страх.
— Ты боишься?
— Я не знаю. Я просто устал, Эрика. Двадцать два года я надеюсь, что что-нибудь случится, и мне не придется возвращаться на сцену, в Штаб Игр, в реальность. До встречи с тобой я просто существовал в объятиях забвения в ожидании смерти. Теперь я не знаю, чего ждать. Многое изменилось -во мне, моих мыслях, жизни мире, но кое-что остается неизменным. Мне по-прежнему плохо в день Жатвы. Хуже, чем в любые другие дни.
— Слабости и страхи есть у каждого, — тихо отвечаю я, не отрывая взгляда от летнего пейзажа за окном. — От них не застрахован никто. Это человеческая природа.
Чувствую, как Хеймитч качает головой.
— Я не имею права быть слабым. Теперь дело не только во мне.
— Ты не обязан делать вид, что все в порядке, только ради меня, — я прерываю его, но он не обращает внимания на мои слова.
— Ты была моим любимым трибутом, детка, но все закончилось. Я больше не твой ментор. Теперь ты моя полноправная напарница. Я бы очень хотел успокоить тебя. Сказать, что все не так страшно, и быть ментором намного лучше, чем трибутом. Но я не могу, Эрика. И боюсь того момента, когда с тобой случится то же, что со мной за прошедшие годы.