Игра на выживание
Шрифт:
– Вряд ли, Хосефина, надеюсь, вы извините меня, - ответил Теодор.
– Очень жаль. Конечно, я хотела пригласить и Рамона, но, похоже, он немного не в себе. Что ж, не будем о грустном, - сказала она, печально улыбнувшись, и лишь тот, кто был знаком с ней так же близко, как Теодор, мог заметить некоторую холодность её тона.
– Adios, Тео.
Теодор склонился над её рукой, а затем удалился в сопровождении Ольги и супруг Идальго.
– Если он этого не делал, то почему ему кажется, что все думают на него?
– с некоторым презрением в голосе спросил Карлос Идальго.
– Уж лучше бы помалкивал себе...
– Карлос..., - взмолилась Изабель.
– На рузве ты сама не говорила от этом?
–
– Так что до тех пор, пока он в конце концов не сознается в содеянном...
– Карлось презрительно фыркнул.
– Он же все действует на нервы! Вот погодите! Он ещё припомнит какие-нибудь мелкие фактики, которыми сам себя и загонит в угод - рано или поздно это случится. К тому все и идет. Не знаю, чего он тянет...
– А если он невиновен?
– с вызовом в голосе спросила Ольга.
– Он не ведет себя, как невиновный человек. Он любил её. Они ссорились. Так что то, что произошло между ними, вполне закономерно и объяснимо, - ответил Карлос.
Никакой закономерности в этом нет, думал Теодор, и такое убийство не может иметь ничего общего с любовью. Теодор вел машину, прислушиваясь к разговору, но сам не сказал ни слова. Поведение Рамона и в самом деле вызывало некоторые подозрения у того, кто не был близко знаком с Рамоном и не знал том, как серьезно тот относится к таким понятиям, как грех и вина. Теодор хотел быть беспристрастным. При обычных обстоятельствах любому нормальному человеку поведение Рамона, склонного к самобичеванию, могло показаться странным, если не сказать более. В юности Рамон отказался от многих искушений - ибо в понимании Рамона уже само по себе искушение было равнозначно греху. Когда ему было шестнадцать лет, он работал посыльным, и как-то раз шутливо рассказал Теодору о женщинах, что делали ему щедрые авансы. Он был серьезнее и порядочнее, чем большинство привлекательных молодых людей его возраста, и Теодор был вынужден признать, что именно это качество импонировало ему в Рамоне: свою внешнюю привлекательность он воспринимал, как должное и никогда не пытался использовать её для достижения каких бы то ни было собственных целей. В возрасте двадцати шести лет он впервые в жизни влюбился в женщину, которая, однако, не пожелала выходить за него замуж. Для Рамона это стало нешуточным потресением. За годы знакомства с Лелией, он развил целую теорию о "грехе" и "искуплению", иными словами, это был путь к самоистязанию. Большинство молодых людей на его месте переключили бы свое внимание на другую женщину, на ту, что согласилась бы на предложение о замужестве. Или же он мог перебраться в Буэнос-Айрес, где у него жил родственник, обещавший устроить его на работу в свою фирму. "Он обещает уехать туда всякий раз, когда мы ругаемся, и он говорит, что я больше никогда его не увижу, - призналась как-то Лелия.
– Но когда вчера вечером я сама предложила ему это, он прямо-таки взбесился. Иногда мне становится страшно, я боюсь его, Тео..." - Когда Лелия говорила об этом, на руке у неё виднелись синяки. Теодор хорошо запомнил тот их разговор. Такое не забывается.
Супруги Идальго вышли из машины на Авенида-Мадеро - похоже, Карлосу нужно было срочно опохмелиться - после чего Теодор вместе с Ольгой отправилися прямиком домой. Она пригласила его к себе на чашку чая, но Теодор учтиво отказался.
– Вы же не собираетесь искать встречи с Рамоном?
– спросила она.
– Сам ещё не знаю.
– Вы же уверены в его невиновности, не так ли, дон Теодоро?
– Пока ещё я ни в чем не уверен, донья Ольга. Иногда мне кажется, что он виновен, а иногда - что нет.
– Все с вами ясно, Тео.
– Она задумчиво глядела на него из-за своей легкой черной вуали. Она умела шикарно выглядеть даже на похоронах.
– Что ж, Тео, если соскучитесь,
Теодор вошел в дом, открыв дверь своим ключом. Дома было тихо. Иносенса, видимо, вышла куда-то по делам, или же отправилась проведать Констансию. Она отказалась ехать на похороны, потому что считала это дурным предзнаменованием, о чем и сообщила Теодору, умоляя её простить.
Телефонный звонок нарушил плавное течение мыслей в голове Теодора и заставил его подняться с дивана.
– Привет, Тео. Это Рамон. Мы можем встретиться?
– натянуто спросил Рамон, и в его голосе слышалось отчаяние.
– Да, конечно. А когда? Прямо сейчас?
– Мне сначала нужно кое-кого проведать. Я буду у тебя чуть попозже.
– "Попозже" - это когда?
– Еще пока не знаю. Часа через два-три.
– Хорошо. Я буду дома.
Рамон повесил трубку.
Поначалу Теодор задумался о том, станет ли Рамон обедать вместе с ним, но затем решил не волноваться об этом. Ведь все равно невозможно было предугадать заранее, когда Рамон соизволит заявиться к нему.
Иносенса вернулась домой и принесла вечерние газеты. В обоих изданиях более половины страницы занимали сообщения о смерти Лелии.
ЛЕЛИЯ ЭУХЕНИЯ БАЛЬЕСТЕРОС 1927-1957. Да упокоится душа её с миром.
Смерть ЛЕЛИИ ЭУХЕНИИ БАЛЬЕСТЕРОС стала невосполнимой утратой для её многочисленных друзей. Память о ней навсегда сохранится в наших сердцах.
Алехандро Нуньес, булочник, желает своей дорогой подруге ЛЕЛИИ БАЛЬЕСТЕРОС безмятежного путешествия в Вечность.
Все эти объявления были отмечены черными крестиками или даже целыми рядами черрных крестов. Здесь же в траурной рамке было помещено выражение глубокого соболезнования от Ксавьера Санчеса-Шмидта, искусствоведа. И ещё одно от какого-то клуба из Веракрус.
В дверь позвонили, и Теодор вскочил со своего кресла.
– Иносенса, это наверное Рамон. Будешь накрывать на стол, не забудь поставить второй прибор.
Но за ажурными воротами стоял незнакомый молодой человек. Немного помедлив на пороге, Теодор все же направился через дворик к нему.
– Что вам угодно?
– спросил Теодор.
– Buenas tardes 1). Это вы сеньор Шибельхут?
– мило улыбаясь, поинтересовался молодой человек.
– У меня тут есть одна вещица, которая, похоже, принадлежит вам.
– С этими словами он указал на зажатый подмышкой бумажный пакет.
________________________________
1) Добрый вечер (исп.)
– Что это?
– Кашне.
– Он выжидающе вскинул брови.
– Разве вы не теряли кашне?
– Нет.
– Теодор решительно покачал головой.
– А мне все-таки кажется, что теряли. Постарайтесь вспомнить. Несколько дней тому назад, ну?
– Я не терял никакого кашне. Где вы его нашли?
Молодой человек был явно разочарован.
– Здесь.
– Он провел языком по пересохшим губам.
– Вот тут, на тротуаре. Хорошее кашне. Я подумал, что, может быть, это вы потеряли. Adios, сеньор.
– Он порывисто развернулся и быстро зашагал прочь.
Одна из уловок уличной шпаны, подумал Теодор. Если бы он решил взглянуть на кашне, парнишка наверняка сказал бы: "Если вы мне дадите десять песо, то можете оставить его себе. Вы же сами видите, что оно стоит, по крайней мере, вдвое дороже." Теодор отпер ворота и выглянул на улицу, высматривая Рамона, но того не было видно ни с какой стороны. Зато паренек с бумажным пакетом подмышкой как раз дошел до угла и переходил на другую сторону улицы. Повернув голову, он взглянул через плечо на Теодора. Его дешевые, мешковатые черные брюки болтались на тощих ногах, словно портки, надетые на огородное пугало, и в какой-то момент это напомнило Теодору о тех смешных человечках - "...палка - палка-огуречик..." - которых он часто рисовал своей чернильной ручкой в нижнем углу открыток и писем к Лелии.